В голосе Фернанды звучала неподдельная горечь.

— Если бы я не увлеклась чтением газеты, я могла бы рассмотреть этого человека как следует. Но заметила только его плащ, примерно такого же цвета, как мое пальто, и черные поношенные туфли.

— Молодой?

— Не очень молодой, но и не старый, средних лет. Или, вернее, человек без возраста. Понятно, что я хочу сказать? Да, вот еще — на рукаве его плаща пятно, я заметила это, когда он стал удирать.

— Высокий? Худой?

— Скорее низенький, ну, самое большее, среднего роста. Я бы даже сказала, что он похож на крысу.

— Вы уверены, что никогда прежде его не видели?

Фернанда молчала.

— Нет, не припоминаю, — наконец сказала она, а потом, видимо передумав, добавила — Кое-что мне все же приходит в голову. В метро, как вы знаете, я читала статью, в которой рассказывалось о даме с мальчиком и о гостинице «Босежур». Так вот, у меня возникла ассоциация: не мог ли это быть один из тех двух мужчин, а именно тот, которого хозяйка гостиницы назвала малопривлекательным. Это не кажется вам нелепым?

— Нет.

— Вам не кажется, что это просто фантазия?

— Нет.

— Как вы думаете, Стевельса хотели отравить?

— Возможно.

— Что же вы собираетесь предпринять, господин комиссар?

В этот момент вошел Лапуэнт с сообщением, что лаборатория сможет дать ответ только через несколько часов.

— Как вы считаете, господин комиссар, не лучше ли будет, если Франс ограничится тюремной пищей?

— Ну, конечно, это было бы весьма благоразумно.

— Но Франс не поймет, почему я не принесла ему обед! А следующее свидание только через два дня.

Хотя внешне Фернанда вела себя очень сдержанно, ни разу не заплакала, ее темные, обведенные кругами глаза выражали скорбь и беспокойство.

— Пойдемте-ка со мной.

Мегрэ подмигнул Лапуанту и повел Фернанду по коридорам и лестницам, причем, по мере их приближения к цели, людей навстречу им шло все меньше и меньше. Наконец комиссар и его спутница подошли к маленькому, плотно закрытому окошку. Когда Мегрэ удалось не без труда открыть его, оказалось, что окошко выходит во двор, где заключенных ожидает тюремная машина.

— Стевельс скоро выйдет. Однако я должен уйти. У меня наверху…

И Мегрэ провел рукой по горлу, дав понять, как много у него сейчас дел.

Не веря своему счастью, Фернанда проводила комиссара взглядом, затем, ухватившись обеими руками за решетку, стала неотрывно смотреть в том направлении, откуда должен был появиться Стевельс.

Мегрэ приятно было немного отдохнуть от той шумихи, которая царила в помещении судебной полиции: бегающие из комнаты в комнату инспекторы беспрерывно хлопали дверьми и все телефоны звонили одновременно. Комиссар поднялся по всегда пустой лестнице на верхний этаж Дворца правосудия, где размещались лаборатории и картотека правонарушений. Уже почти стемнело, и огромная тень шествовала перед комиссаром по маршам скудно освещенной лестницы, которая чем-то напоминала потайной ход в старинном замке. В углу комнаты, которая приютилась в мансарде Дворца, трудился Мёр, водрузивший на лоб зеленый козырек, а на нос — очки с толстыми стеклами. Он то приближал к себе, то отдалял яркую настольную лампу, поднимая или опуская ее гибкую ножку.

На улице Тюренна инспектор Мёр не появлялся ни разу, не допрашивал соседей переплетчика, не пил перно и белое вино в окрестных барах. Он никогда не занимался уличной слежкой, не дежурил ночами у чьих-либо закрытых дверей. Не приходилось ему также ни расстраиваться, ни нервничать, но за рабочим столом Мёр, быть может, просидит, не смыкая глаз, до завтрашнего утра. Однажды он провел в своей комнате трое суток подряд!

Ни слова не говоря, Мегрэ взял стул с плетеным сиденьем, уселся рядом с инспектором Мёром, зажег трубку и, медленно затягиваясь, стал ждать. Услышав над головой тихое равномерное постукивание капель по стеклу форточки, Мегрэ понял, что погода изменилась, пошел дождь.

— Просмотрите вот эти, шеф, — протянул Мёр комиссару, словно колоду карт, пачку фотографий.

Эта пачка и была плодом той кропотливой работы, которую Мёр выполнил, в одиночестве просматривая бесчисленные материалы картотеки. Руководствуясь лишь весьма приблизительными приметами, которые были ему сообщены сотрудниками отдела Мегрэ, инспектор Мёр оживил, если можно так выразиться, наделил индивидуальными чертами трех персонажей, о которых не было известно почти ничего: полного черноволосого, элегантно одетого иностранца, молодую женщину в белой шляпке и, наконец, их сообщника — человека, которого хозяйка гостиницы уподобила «продавцу открыток известного рода».

В распоряжении инспектора Мёра имелись сотни тысяч учетных карточек, но только его феноменальная память помогла ему отобрать некое число фотографий, среди которых могли быть изображения искомых персонажей.

В первом пакете, который рассматривал Мегрэ, содержалось штук сорок фотографий упитанных лощеных мужчин греческого или ближневосточного типа с гладкими волосами и к тому же с перстнем на пальце.

— Этими-то я не очень доволен, — вздохнул Мёр, словно ему поручили подобрать актеров для съемок фильма. — Но вы, господин комиссар, если хотите, можете попробовать… А вот эти фотографии представляются мне гораздо более удачными.

•Во втором пакете оказалось только пятнадцать снимков, но, глядя на каждый из них, Мегрэ хотелось зааплодировать, настолько они соответствовали внешнему облику, представление о котором сложилось у комиссара на основании рассказа хозяйки гостиницы «Босежур».

На обороте каждого снимка была указана профессия «фотомодели». Двое или трое были ипподромными «жучками», один — карманным вором, которого Мегрэ прекрасно знал, ибо как-то самолично арестовал его в автобусе. Еще один тип промышлял тем, что караулил клиентов у дверей дорогих отелей, чтобы заманить их в заведения определенного сорта.

На лице Мёра было написано удовлетворение.

— Занятно, не правда ли? Однако для опознания женщины я пока не подобрал ничего, поскольку на наших фотографиях никто не снят в головных уборах. Впрочем, буду искать дальше.

Положив фотографии в карман, Мегрэ еще немного постоял в комнате инспектора Мёра: во-первых, ему здесь нравилось, а во-вторых, уходить не хотелось. Наконец, вздохнув, он отправился в находившуюся по соседству лабораторию, где производился анализ содержимого судков Фернанды Стевельс.

Однако никаких следов яда в судках обнаружить не удалось. Таким образом, предположений могло быть три: либо вся история была от начала и до конца выдумана — непонятно, с какой целью; либо злоумышленник не успел подложить в судки яд; либо яд попал в ту часть пищи, которая полностью пролилась на пол в вагоне метро.

Не желая идти по заполненным людьми коридорам судебной полиции, Мегрэ сразу же вышел через боковую дверь на набережную Орфевр. Шел дождь, и комиссар, подняв воротник плаща, направился к мосту Сен-Мишель, где и попытался поймать такси. Раз десять Мегрэ безуспешно поднимал руку, и в конце концов одна из машин остановилась.

— Площадь Бланш, угол улицы Лепик!

Мегрэ был не в духе, ощущая недовольство и собою, и тем, как повернулось дело. В особенности же он был зол на мэтра Филиппа Лиотара, который вынудил его отказаться от привычных методов расследования, заставив с самого начала розыска поднять на ноги все службы судебной полиции.

Теперь делом Стевельса занималось такое количество людей, что проконтролировать каждого персонально Мегрэ не мог просто физически! Да и само дело Стевельса, как назло, все осложнялось и осложнялось: появлялись новые персонажи, о которых комиссар почти ничего не знал и роль которых во всей этой истории была ему непонятна.

Уже дважды возникало у Мегрэ желание организовать расследование как бы с самого начала, то есть спокойно и размеренно поработать самому, не отступая ни на йоту от своего излюбленного метода. Но, увы, это было совершенно исключено — огромный механизм уже пришел в движение и остановить его не представлялось возможным! Например, Мегрэ хотелось бы самому расспросить консьержку, сапожника, чья лавка находилась как раз напротив мастерской Стевельса, старушку с пятого этажа. Ныне же во всем этом не было никакого смысла — самые разнообразные люди задали уже им тысячи вопросов. Тут потрудились инспекторы полиции, репортеры, детективы-любители и просто знакомые, приятели, соседи по дому. К тому же сообщения этих важных для следствия свидетелей уже появились в прессе, и отказываться от своих слов никто, конечно, не станет. Все это уж слишком напоминало Мегрэ тропинку со следами преступника, которую, однако, вытоптали уже развлечения ради, фланируя взад и вперед, пятьдесят человек.