Однако же писанина, которой старший инспектор придавал столь важное значение, ни в коей мере Мегрэ не вдохновляла.

— О чем вы задумались, шеф?

— Ни о чем. У меня есть некоторые сомнения.

— Вы хотите освободить Стевельса?

— Нет. Это дело следователя.

— А если бы это зависело от вас? Вы отпустили бы переплетчика?

— Не знаю. Я склоняюсь к тому, чтобы приступить к расследованию с самого начала.

— Как хотите, — ответил Люка несколько обиженно.

— Тебе никто не мешает продолжать работу. Совсем наоборот. Но пойми, если мы расследование затянем, то концов, возможно, уже не найдем. Так бывает всегда, когда вмешивается пресса. Все хотят нам что-то сообщить, и мы в этих бесчисленных сообщениях утопаем…

— Тем не менее водителя такси я нашел! И непременно найду того таксиста, который участвовал в истории с мадам Мегрэ.

Комиссар снова набил трубку и открыл дверь в комнату инспекторов. Там не было ни души — все занимались делом фламандца и где-то рыскали.

— Словом, вы решились?

— Похоже, что да.

Не заходя в свой кабинет, Мегрэ вышел на улицу и подозвал такси.

— На улицу Тюренна, угол Фран-Буржуа!

От этого адреса, который в отделе называли непрестанно, Мегрэ начинало уже, кажется, тошнить.

Жители улицы Тюренна, да и всего квартала, никогда еще не получали столько удовольствия, как с той поры, когда было начато следствие по делу Стевельса. Ведь их имена, одно за другим, мелькали теперь в парижских и провинциальных газетах. Стоило какому-нибудь торговцу или ремесленнику зайти в кафе «Великий Тюренн», как он оказывался в окружении сыщиков полиции, а заглянув в кафе «Табак Вогезов», попадал в объятия газетных репортеров. Ближних и дальних соседей переплетчика теперь расспрашивали по десять и двадцать раз о том, что они думают о Стевельсе и Фернанде, как объясняют те или иные их поступки.

Но поскольку труп как таковой отсутствовал, а в наличии имелось лишь два зуба, все дело не казалось драматичным и походило скорее на игру.

Мегрэ вышел из такси напротив кафе «Великий Тю-ренн», заглянул туда и, не увидев никого из своих подчиненных, направился к переплетной мастерской, в которой вот уже три недели шторы были приспущены и дверь закрыта. Звонка у входа не было, и Мегрэ постучал, полагая, что Фернанда дома, поскольку отлучалась она обычно только в первой половине дня. С тех пор как Франса арестовали, она каждый день в десять часов утра выходила из дому с судками в руках. В кастрюльках была еда для мужа, и Фернанда отвозила ее в тюрьму Сантэ на метро.

Мегрэ постучал еще раз и увидел сквозь стекло витрины, что Фернанда стоит на лесенке, ведущей из мастерской в подвал. Она узнала комиссара, обернулась, чтобы сказать несколько слов кому-то находившемуся в подвале, и наконец открыла дверь.

Супруга Стевельса была в тапочках и клетчатом фартуке. В этой располневшей, не пользующейся косметикой домохозяйке никто не узнал бы женщину, промышлявшую некогда проституцией на маленьких улочках по соседству с Севастопольским бульваром. Она выглядела идеальной домашней хозяйкой и в обычное время, вероятно, была вполне жизнерадостной.

— Вы хотите видеть именно меня? — спросила она, и вид у нее был очень усталый.

— У вас кто-то в гостях?

Фернанда не ответила. Мегрэ направился к лестнице, спустился на несколько ступенек, наклонился, чтобы заглянуть в подвал, после чего нахмурился. Ему уже докладывали, что в здешнем районе часто появляется Альфонси, который охотно выпивает с журналистами в кафе «Табак Вогезов», но тщательно обходит стороной кафе «Великий Тюренн». Альфонси стоял посреди кухни, где что-то жарилось на медленном огне. Было видно, что он тут вполне освоился, однако приход комиссара слегка смутил его, хотя он и взглянул на Мегрэ с иронической улыбкой.

— Что ты здесь делаешь?

— Вы же видите — пришел в гости, как и вы. Это мое право, не так ли?

Альфонси служил когда-то в судебной полиции, но не в отделе Мегрэ. Несколько лет он работал затем в полиции нравов, где ему в конце концов дали понять, что дальнейшее сотрудничество с ним нежелательно, причем дали это понять, несмотря на то что в определенных политических кругах к Альфонси благоволили.

Будучи мал ростом, Альфонси ходил в ботинках на очень высоких каблуках и, по слухам, еще подкладывал под каждую пятку по колоде карт. Одевался он всегда с чрезмерной изысканностью, а на указательном пальце носил кольцо с большим бриллиантом (настоящим или фальшивым — неизвестно). Уйдя из полиции, Альфонси открыл на улице Нотр-Дам-де-Лоретт частное сыскное агентство и был одновременно его хозяином и единственным служащим. Впрочем, у него имелась секретарша, женщина невзрачной внешности, которая наверняка была его любовницей, ибо именно в ее обществе Альфонси появлялся в ночных кабаре.

Когда Мегрэ доложили, что Альфонси околачивается на улице Тюренна, он решил, что бывший инспектор полиции добывает сведения, чтобы затем продать их журналистам. Позже комиссар выяснил, что Альфонси был нанят адвокатом Лиотаром, но сегодня он, Мегрэ, столкнулся с ним лицом к лицу впервые.

Мегрэ проворчал:

— Я жду…

— Чего вы ждете?

— Чтобы ты ушел.

— К сожалению, я еще не закончил свои дела.

— Ну, как хочешь…

Мегрэ сделал вид, что направляется к выходу.

— Что вы собираетесь делать?

— Позову своего человека и приставлю его к тебе, чтобы он ходил за тобой по пятам днем и ночью. Это мое право, не правда ли?

— Ладно. Уйду. Но только давайте без угроз, господин Мегрэ.

И Альфонси шагнул к лестнице, перед уходом по-сутенерски подмигнув Фернанде.

— Часто он приходит? — спросил Мегрэ.

— Сегодня пришел во второй раз.

— Советую вам его остерегаться.

— Да, конечно, я таких людей знаю.

Был ли это тонкий намек на то, что в прошлом она полностью зависела от сотрудников полиции нравов?

— Как чувствует себя Стевельс?

— Хорошо. Целыми днями читает. Он абсолютно уверен…

— А вы?

Мегрэ показалось, что она заколебалась.

— И я тоже.

Чувствовалось, однако, что Фернанда немного приуныла.

— Какие книги вы ему носите?

— Сейчас он от корки до корки перечитывает Марселя Пруста.

— А вы тоже читали Пруста?

— Да.

Оказывается, Стевельс занимался образованием жены, подобранной им когда-то на улице.

— Вы напрасно думаете, что я пришел к вам как враг. Ведь вы не хуже меня знаете ситуацию. Я хочу разобраться во всем, но пока не понимаю ничего. А вы?

— Я уверена, что Франс не совершал преступления.

— Вы любите его?

— Слово «любовь» не способно выразить моих чувств к Франсу, но другого слова, к сожалению, еще не придумали.

Мегрэ поднялся в мастерскую, где на длинном столе у окна лежали инструменты переплетчика. В глубине мастерской в полумраке виднелись тиски, а на полках дожидались своей очереди попасть в новый переплет книги.

— Стевельс ведь жил в определенном ритме, я не ошибаюсь? Не можете ли вы описать как можно точнее один из его дней?

— Об этом меня уже просили.

— Кто?

— Мэтр Лиотар.

— А вам не приходила в голову мысль, что интересы адвоката Лиотара не обязательно совпадают с вашими? Три недели тому назад он был никому не известен и теперь стремится наделать как можно больше шума вокруг своего имени. Лиотара отнюдь не интересует, виновен ваш муж или нет.

— Но, прошу прощения, если Лиотар докажет невиновность мужа, то получит великолепную рекламу и создаст себе репутацию.

— А что, если Лиотар добьется, чтобы вашего супруга выпустили на свободу, но неопровержимых доказательств его невиновности не представит? Его будут считать ловким адвокатом, к нему валом повалит клиентура. О вашем же муже скажут: он везунчик, Лиотар его вытащил! Словом, чем больше будет раздуваться вина Стевельса, тем более удачной покажется деятельность его адвоката. Это хоть вам понятно?

— Франсу понятно…