Воскресенье, 10 марта. Некто Левен снимает номер в гостинице «Босежур» и поселяется там с мальчиком двух лет от роду.

Глория Лотти, считающаяся няней, возится с ребенком, которого она каждое утро, пока Левен досыпает у себя в номере, водит гулять в Антверпенский сквер. В гостинице «Босежур» она не ночует, уезжает оттуда поздно вечером после возвращения Левена.

Понедельник, 11 марта. То же.

Вторник, 12 марта. Половина десятого утра. Глория с ребенком, как обычно, из гостиницы уходят. В четверть одиннадцатого сюда является Мосс и спрашивает Левена. Тот быстро собирает вещи и уносит их из гостиницы, тогда как в номере остается Мосс.

Без пяти одиннадцать: Глория, увидев Левена, спешно покидает ребенка, попросив госпожу Мегрэ последить за ним.

В одиннадцать часов с минутами она заходит со своим спутником в гостиницу «Босежур». Они присоединяются к Моссу, и все трое больше часа о чем-то спорят. Мосс удаляется первым. Без четверти час Глория и Левен выходят из гостиницы, и Глория садится в такси.

Она проезжает через Антверпенскую площадь и забирает ребенка.

Велит шоферу везти себя к воротам Нейи, потом меняет решение и просит ехать на вокзал Сен-Лазар. Однако на площади Святого Августина внезапно выходит и берет другое такси. Из этой машины высаживается (вместе с ребенком) на углу Больших бульваров и улицы Монмартр.

Все эти записи сопровождались рисунками на полях, похожими на детские каракули.

На отдельном листке бумаги Мегрэ выписал даты, когда исчезли из виду те или иные персонажи.

Графиня Панетти. 15 февраля.

Последним итальянскую аристократку видел шофер одного из гостиничных автомобилей. Старая дама садилась в шоколадного цвета «крайслер» своего зятя.

Кринкер?

Мегрэ решил не записывать здесь дату «17 февраля, суббота», ибо не располагал доказательствами того, что Кринкер был третьим в той компании, которая вышла из такси на углу улицы Тюренна.

Если это был не он, значит, его след терялся одновременно со следами графини Панетти.

Альфред Мосс. Вторник, 12 марта.

Он первым покинул гостиницу «Босежур» — около полудня.

Левен. Вторник, 12 марта.

Через полчаса после того, как Мосс из гостиницы ушел, Левен посадил Глорию в такси.

Глория и ребенок. Та же дата.

Их в последний раз видели еще двумя часами позднее, когда они на перекрестке Больших бульваров и улицы Монмартр смешались с толпой.

Сегодня воскресенье, 17 марта. Вот уже пять дней, как никаких известий ни о ком не поступило, хотя судебная полиция уже сбилась с ног.

Нелишне, впрочем, пометить кое-что еще:

Пятница, 15 марта. В метро кто-то пытается (?) подбросить яд в пищу, предназначенную для Франса Стевельса.

Но это оставалось сомнительным. Следов яда лабораторное исследование не выявило. Учитывая же крайне нервозное состояние, в котором пребывала в последнее время Фернанда, вполне можно было допустить, что неловкое движение попутчика она приняла за злонамеренную попытку вскрыть кастрюльку с едой для ее мужа.

Во всяком случае, в этом эпизоде фигурировал не Мосс, ибо его-то уж Фернанда узнала бы непременно.

Вдруг это был Левен?

А что, если в судок пытались положить не яд, а записку?

Мегрэ, прищурясь (его лицо осветил солнечный лучик, пробившийся сквозь зашторенное окно), набросал на полях своего опуса еще несколько рисунков. Затем встал, подошел к окну, отодвинул штору и, распахнув створки окна, залюбовался караваном плывших по Сене судов. Потом перевел взгляд на мост Сен-Мишель, по которому, как всегда в погожие воскресные дни, парижане прогуливались целыми семьями. Комиссар подумал, что после его ухода госпожа Мегрэ, как обычно по воскресеньям, опять улеглась в постель, хотя вновь заснуть ей, кажется, ни разу не удавалось.

— Жанвье! — крикнул Мегрэ в открытую дверь. — А не заказать ли нам пивка?

Жанвье тут же позвонил в пивной бар «Дофин».

— Бутерброды тоже? — осведомился хозяин бара.

На столе у Мегрэ зазвонил телефон, и в трубке послышался застенчивый голос Досена. Ревностно исполняя свои служебные обязанности, следователь тоже сидел в выходной день у себя в кабинете, пытаясь, как и Мегрэ, в спокойной обстановке подвести кое-какие итоги.

— Выяснили что-нибудь насчет машины, господин комиссар?

Комиссар улыбнулся, представив себе, как этим весенним воскресным утром в маленьких городках и деревушках у выходов из церквей или небольших кафе дежурят доблестные французские полицейские, впиваясь взглядом в каждый приближающийся автомобиль, дабы не пропустить «крайслер» шоколадного цвета.

— Разрешите ознакомиться, шеф? — спросил Люка, который на минутку отошел от своего телефона и заглянул в комнату к Мегрэ.

Старший инспектор внимательно изучил записи комиссара и покачал головой.

— Ну почему же вы мне ничего не сказали, господин комиссар? Ведь я составил точно такую же таблицу, только более подробную!

— Но наверняка без иллюстраций? — пошутил Мегрэ. — Скажи, будь добр, какие сообщения ты сейчас получаешь по телефону чаще: о машинах или о Моссе?

— Пока — о машинах. Множество сигналов об автомобилях шоколадного цвета. К сожалению, правда, вскоре выясняется, что цвет машины или не совсем шоколадный, или вообще каштановый, а марка — не «крайслер», а «пежо» или «ситроен». Тем не менее мы стараемся все проверить. Уже начали звонить из пригородов, причем и дальних — километрах в ста от Парижа.

Благодаря утреннему объявлению по радио, вся Франция подключилась к розыску. Мегрэ и его инспекторам оставалось только ждать телефонных звонков, а деятельность подобного рода, ввиду своей необременительности, конечно же, не была лишена приятности. Официант из пивного бара принес полный поднос пива и бутербродов, и похоже было, что ему сегодня предстоит совершить еще не одно такое же путешествие.

Ласковое весеннее солнышко заглядывало через открытые окна в комнату. Вся компания инспекторов во главе с Мегрэ как раз с аппетитом поглощала бутерброды, запивая их пивом, когда на пороге появился Мёр. Он прикрыл ладонью глаза от солнечного света, так, словно только что вышел из затемненного помещения.

Никто и не подозревал, что инспектор Мёр тоже находится в воскресенье на службе. Ведь у него никакой срочной работы как будто не было. Тем не менее коль скоро Мёр спустился по лестнице сверху, следовательно, он уже какое-то время просидел один в лабораторном отделе.

— Прошу прощения за беспокойство!

— Выпьешь кружечку пива? Тут как раз есть одна для тебя!

— Спасибо, не хочу. Знаете ли, вчера вечером меня, уже почти засыпавшего, чуть ли не на ноги подняла одна мысль. Все мы настолько вбили себе в голову, что синий костюм принадлежит именно Стевельсу, что ничего, кроме пятен крови, на нем не исследовали. Так вот, поскольку костюм пока еще находится в лаборатории, я примчался сюда, чтобы произвести анализ пыли на ткани.

Техника анализа подобного рода была давно разработана и успешно применялась не раз, но при расследовании дела Стевельса никто и не подумал призвать на помощь этот нехитрый способ получения информации. Короче — Мёр запаковал пиджак и брюки в два плотных бумажных мешка и долго колотил по ним палкой, пока не выбил из материи едва ли не все пылинки до последней.

— И что же ты обнаружил?

— Довольно большое количество очень мелкой древесной стружки, а лучше сказать, древесной пыли.

— Как на лесопилке?

— Нет, там стружки были бы более грубыми и не могли бы так въесться в ткань, как эти. Они явно образовались в результате какой-то тонкой работы по дереву.

— В мастерской краснодеревщика, например?

— Возможно. Но я в этом не уверен. Стружка здесь еще мельче, чем бывает у краснодеревщиков. Впрочем, это только мое предположение, а завтра я еще проконсультируюсь с начальником лаборатории.