— Я умру через пять лет, ты понял? — король начал терять терпение. — Я должен обеспечить своему сыну трон. И сделаю это я с помощью моей дочери Анны. Что же касается Орлеана, то получить его мне поможет Жанна.

Итак, два плана для двух дочерей. Анна, умная-разумная, воспитанная самим королем, будет опекать своего брата до тех пор, пока тот не станет королем. Горбатая и уродливая Жанна, именно благодаря своей уродливости, выйдя замуж за Орлеанца, принесет короне долгожданные земли, которые по праву и должны ей принадлежать.

Оливер попытался оспорить этот план.

— Орлеанец ни за что не захочет взять Жанну.

— Ему придется это сделать, — возразил король.

— При дворе будет много разговоров по поводу этого брака. Многие будут против, многим это не понравится.

— Ох уже эти разговоры! — пренебрежительно воскликнул король.

— И не только разговоры. Орлеанцы могут попросить помощи у других герцогов.

— Пусть просят. Мне уже много раз приходилось слышать протесты герцогов.

— Это будут не только протесты, — предупредил Оливер. — Орлеанцы могут выступить против вас.

Похоже короля это не встревожило.

— Воевать против меня — у них кишка тонка. А кроме того, они бедны, как церковные крысы. Никакой опасности я тут не вижу.

— Но они будут не одни.

— А с кем? Ангулем? Дюнуа? Возможно, они и рады бы помочь, да слишком молоды. А кроме того, они находятся под моей опекой.

— Но их друзья, Бурбоны! — торжественно объявил Оливер. — Бурбоны спят и видят, как бы сразиться с вами. Орлеанцы и Бурбоны вместе — это уже сила, с которой вам придется считаться.

Король благодушно улыбнулся. В этом-то и вся суть его плана. Сейчас он ошарашит ею Оливера.

— Бурбоны, — медленно произнес он, — они будут со мной, против Орлеанцев.

Оливеру сказать было нечего, он только скептически посматривал на короля. Мысль о том, что в каком-нибудь противостоянии Бурбоны и Орлеанцы окажутся по разные стороны, была смехотворной и в комментариях не нуждалась.

— Мой толстый цирюльник сомневается в умственных способностях своего короля, — пожаловался Людовик XI. — Сегодня его одолели сомнения, ему, наверное, даже приходит в голову, что я тронулся умом. А вот вчера он был очень любопытным. Вчера он удивлялся, зачем это я послал за молодым Бурбоном, Пьером де Боже. И как же вчера поступил мой брадобрей? Он притаился за моей дверью, пытаясь выведать, о чем это я беседую с Пьером. Но ведь ты так ничего и не услышал, не правда ли, мой бедный Оливер?

Оливер густо покраснел и ничего не ответил.

Король радостно рассмеялся. Давно уже он так хорошо не развлекался.

— Ладно, так и быть, сегодня я расскажу тебе то, чего ты не смог услышать вчера. Я обручил мою дочь Анну с Пьером де Боже! — он сделал паузу и кивнул. — Да, да. И его рот открылся точно так же, как сейчас твой. Он начал ловить воздух и заикаться, думая вначале, что я пошутил, что-то бормотал о своей помолвке с Марией-Луизой Орлеанской. Но, когда я дал ему подписать бумаги, он схватился за них так, словно боялся, что я могу передумать.

Оливер был ошеломлен.

— Пьер де Боже? Почему он? Ведь плащ на его плечах представляет больший интерес, чем он сам. К тому же плащ этот дали ему Орлеанцы.

— О, нет, мой Оливер, у него есть нечто большее, чем плащ. То есть он может мне кое-что дать, а именно, кровь Бурбонов.

— Что, что?

— Да, да, подумай об этом. Как теперь Бурбоны смогут помочь Орлеану против меня?

Оливера наконец осенило.

— О! Вы разделили друзей. Вы сделали их врагами, отдав одному то, что обещали другому.

— Я разъединил стрелы, отделил одну от другой.

Костлявые руки короля на коленях повернулись ладонями вверх, и Оливер почти увидел, как на одной ладони лежит судьба Орлеанского дома, а на другой — Бурбонского. Сами по себе эти руки не были сильными — серая, сморщенная кожа, испещренная синими набухшими венами. Но когда Оливер подумал об огромной королевской власти, сосредоточенной в этих руках, о жизни и смерти тысяч людей, зависящих от одного движения этих рук, он почувствовал глубокое сострадание к каждому, кто попадет во власть этих холодных костлявых пальцев.

— Как тебе мой план? Хорош, не правда ли? — спросил король удовлетворенно. — А теперь, если ты уже очухался и способен держать перо, я готов продиктовать еще одно письмо.

Нетерпеливо ждал он, пока будет готов Оливер, а затем начал диктовку:

— Моему крестному отцу, благородному де Даммартину. Монсеньор, я прочел ваши письма. С большим пониманием я отношусь к вашим заботам, так же, как и вы к моим. Случилось так, что я выдал замуж мою дочь, младшую дочь Жанну, за герцога Орлеанского. И сделал я это потому, что надежды на появление детей в этом семействе нет практически никакой.

Король сделал паузу. В звенящей тишине кабинета Оливер встретился с ним взглядом. Ни искры смеха не было сейчас в его глазах, а только жестокость, безумная мстительная жестокость, сплавленная с железной уверенностью в себе. Металлическим голосом Людовик XI продолжил диктовку:

— Поскольку я решился на такой необычный шаг, то советую вам и любому, кому придет в голову сомневаться в правильности этого моего решения, помнить, что в этом случае их безопасность в моем королевстве я не гарантирую.

Оливер закончил письмо. Оно было подписано, но не запечатано. Король перечитывал его, пока Оливер отправился за герцогиней Орлеанской. Предвкушение разговора с ней вновь развеселило короля. Сегодня он возьмет реванш за тот день, когда был вынужден бастарду Марии пообещать свою дочь.

Улыбка от предвкушения весьма приятного разговора не сходила также и с уст Марии, когда она по лестнице и длинным гулким коридорам следовала за Оливером к кабинету короля. Обсуждение деталей брака Людовика было для нее приятным занятием, хотя любое свидание с королем удовольствия ей не доставляло. Она прекрасно знала, какого король о ней мнения, и в очередной раз подумала — вот если бы Карл был сейчас жив…

Оливер открыл перед ней дверь королевского кабинета и, отойдя в сторону, пропустил вперед. С сильно бьющимся сердцем она отвесила глубокий поклон, все время приказывая себе успокоиться. Если бы она могла читать мысли короля, они бы ее весьма удивили. Он счел, что она вызывающе, оскорбительно спокойна, эта бесстыдная женщина. К тому же она выглядела до неприличия молодой, когда, преклонив колени, приподняла свою пышную голубую юбку из плотного сатина, из-под которой показались оборки нижней юбки с большими рюшами, декорированными бантиками из розового бархата. Низкий корсаж ее платья был отделан такими же белыми рюшами, отчего ее гладкое лицо и шея приобрели розовый оттенок.

Король сделал ей знак подняться. Она повиновалась и застыла в ожидании, когда он заговорит.

Он выдержал паузу, оглядывая ее своими холодными глазами:

— Итак, мадам, вы прибыли вовремя. И довольно быстро. Надеюсь, поездка была для вас приятной?

— Весьма приятной. Полагаю, Ваше Величество в добром здравии?

— Вполне. А вы, — он развалился в кресле и с ленивой бесцеремонностью разглядывал ее, стоящую перед ним, — вы, я вижу, просто цветете.

— Благодарю вас, — ответила она холодно, — я действительно здорова.

Он немного понаслаждался ее негодованием, а затем перешел к делу:

— Значит, вы и ваш сын в восторге от брака с моей дочерью. Рад это слышать.

— Мы все радуемся этому, а Людовик, он просто счастлив необыкновенно. — Мария улыбнулась. — Дело в том, что он любит вашу дочь с тех пор, наверное, как его отняли от груди.

Король учтиво приподнял брови.

— Очень приятно это слышать, хотя я нахожу это немного странным. Полагаю, отец всегда немного заблуждается по поводу достоинств своей дочери, но, признаться, я никогда не думал, что моя Жанна может стать объектом подобных чувств.

Мария вопросительно посмотрела на короля, пока ничего не подозревая. Наверное, это просто оговорка.

Но он продолжал:

— Ваш сын, должно быть, очень необычный мальчик. По-видимому, он смотрит гораздо глубже. За не столь прекрасным телом моей Жанны он видит блестящий ум и добрый нрав девушки.