— Поверь, я этого не хочу, но мне придется, иначе прошлое никогда не оставит вас в покое. Я уже поговорил с Доктором. Мы не нашли другого выхода. — Если она сейчас свернет мне шею… ну и пусть, противиться не стану, все будет не так тяжело, и не придется дальше объясняться. — Это все старый Галлифрей в моей голове. Он никак не успокоится. Он все еще хочет и может освободиться. Вам придется от меня избавиться, чтобы жить дальше. Так, как вам хочется, без этой постоянной угрозы.

— Какой угрозы, милый?

— Конца всему. — Я потер висок. — Вся война времени, и ключ к ней — здесь. Я знаю, потому что видел их, и это надо прекратить немедленно. Прости, что не предупредил, я просто не мог. Я построил Пандорику. Для себя самого. Мне так жаль, что все было так недолго. Если бы ты знала, как я тебе благодарен, за все. За то, что ты дала мне поверить, что кто-то может любить меня. Даже если это была только иллюзия. И это тоже — ради тебя. Чтобы у тебя было будущее. У меня его нет.

Ривер закрыла глаза, а когда открыла их, в них стояли слезы.

— Я против! — сказала она.

— У нас нет выбора.

— У НАС есть выбор!

— Только не у меня. Разве что ты и правда убьешь меня. У тебя есть на это право.

— Нет…

— Я думал, что избавился от них навсегда, закрыл все двери. Я ошибался. Я думал даже, что может быть, как-то изменил то, что происходит там, мне нравилось считать, что я как-то контролирую ситуацию. Но я не контролирую ровным счетом ничего и не могу доверять самому себе.

Она молчала. Только крупные слезы катились по ее будто окаменевшему лицу. Придется выдержать и это. Я взял ее за руку, абсолютно безучастную.

— Я люблю тебя. Прости, хотя простить такое невозможно. И… — мой голос дрогнул, а в глазах защипало. Но хватит, период острой жалости к себе прошел еще до разговора с Доктором и до того, как я достроил этот Черный ящик. — Тебе решать, что делать дальше. Вам обоим. Надеюсь.

Она низко опустила голову, и мне пришлось присесть на корточки, чтобы заглянуть ей в глаза. Неужели она действительно плакала обо мне? Я же был ошибкой. Способом насолить Доктору, которого она любит на самом деле. Разве я не знаю, как она ждала его?

— Ривер. Рани. Неужели я ошибся и тут?

Она вырвала у меня свою руку.

— Доктор! — воскликнула она яростно. — Ты доволен?! Доволен?! Все кончается так, как ты хотел, правда?!

— Он не хотел, — сказал я мягко. — Я уговорил его.

Она не ответила.

— Но подумай об этом иначе. Это же не смерть. Может быть, когда-нибудь, когда вы поймете, узнаете что-то, что может сделать это безопасным, вы сможете открыть Пандорику.

Я затаил дыхание. Момент истины. Плачет ли она действительно из-за меня, или из-за того, что я предаю ее и глубоко оскорбил. И пожелает мне сейчас оставаться там вечно?

— Может быть, мы попробуем через год?..

Что-то в моих сердцах радостно подпрыгнуло.

— Как вы решите, — почти прошептал я. Год — это может быть слишком мало и бессмысленно для того, чтобы разорвать связь. Но и он может показаться очень долгим. И если придется все повторить, я могу уже не согласиться… Не стоит сейчас об этом думать. Но кажется, она все же плакала из-за меня. Не ожидал… И если бы знал, может быть… да хватит уже себя обманывать.

— Может быть, мы могли бы сперва избавиться от проекта, — подал голос Доктор. — Расселить детей по разным планетам.

— Нет, — явно угрожающе сказала Рани. И это «нет» прозвучало как музыка…

— Ну что же, — сказал я поднимаясь. — Все остальное вам лучше решать без меня. Помните? Я опасен. Ну а вот и ключи, они больше не у меня… — Я вытащил из кармана ключи от Тардис и отвертку и передал Доктору. Ривер резко повернулась и вытянула руку:

— Это должно быть у меня!

Я кивнул, и Доктор, помедлив, отдал ей и то и другое, я отдал ей и свой вихревой манипулятор. Ривер шмыгнула носом и сердито смахнула с лица слезы.

— Я соглашусь с одним условием. Я лично запру тебя в Пандорике.

— Хорошо, — согласился я. — Спасибо.

Ривер вздохнула и набрала код на манипуляторе.

— Значит, в твоей Тардис?..

Мы оказались там очень быстро. Слишком быстро? Что ж, не пришлось испытывать границы собственного терпения дольше, чем нужно. Больше того, я скорее почувствовал нетерпение. Вот сейчас все закончится. Все печали и сомнения останутся снаружи, и можно будет вздохнуть спокойно. Я просто дезертир, вот сейчас я сбегу, а им останется все это… Игры собственного мозга. Я знал, что все это не так. Враг в моей голове пытается шепнуть мне, что это слабость и бегство, чтобы хоть ради этого, если не из страха, я отказался от своей затеи, оставил побольше зацепок. Хотя бы ради Ривер. Прекрати лгать самому себе, она любит Доктора. Хотя эти последние минуты, может быть, любит тебя, но только потому, что это последние минуты, и им скоро придет конец. Разве хотя бы ради этих минут не стоило все затеять? Ради этих слез, из-за которых кажется, что уходишь не в пустоту. Ради стука сердец, когда она стоит так близко, в последний раз. И хочется верить, что она однажды откроет дверь. Ей не стоит этого делать. Пусть она передумает. Потому что если она сделает это, все может погибнуть. Но так легче позволить ей активировать захваты, которые помешают мне не только выбраться, но и нанести вред самому себе, на тот абсурдный случай, если я все-таки когда-нибудь кому-нибудь понадоблюсь. Проще ответить на последний прощальный поцелуй, соленый от слез, быстрый, будто обещающий, что не последний, дать отойти ближе к ждущему снаружи угрюмому Доктору и позволить нам всем смотреть на то, как медленно закрывается трещина между мирами — дверь Пандорики.

Все. Вот это и случилось. Я же, кажется, еще не осознал этого. Просто закрытая дверь. Свет вокруг. Никаких теней. Они ведь всего лишь за стеной. А может быть, уже вышли из Тардис? Может быть, перебросили ее куда-то за край галактики? Или всего пространства-времени? Поместили в черную дыру? О нет… Почему нет? Ты что, собираешься выйти отсюда? Хоть когда-нибудь? Ты, уничтожавший цивилизации для забавы, рассеявший четверть вселенной, воровавший чужие тела и жизни, как будто это были бумажные салфетки. Как они могут любить тебя? Ты позволил им обмануть себя и сам построил себе ловушку. Они должны быть счастливы, что избавились… Они не остановили тебя! Заткнись, враг в моей голове. Мне так надоело тебя слушать. Я не в ловушке. Может быть, я свободен впервые в жизни. Никто больше не заставит меня двигаться в неизвестность. Теперь вот он — весь сияющий мир, который я создал сам. И так выглядит вечность. И никакой больше неизвестности. Это — всё.

«Заключите меня в скорлупе ореха, и там я буду править бесконечностью».

Наконец-то я знаю, что это означает.

Cogito ergo sum. Мыслю, следовательно, существую. Время в Пандорике понятие условное. Может быть, оно несется стремительно, может быть, едва течет, как слишком густой клей. Это не имеет значения. Раз не имеет конца. Ждать его бессмысленно. Бессмысленно беспокоиться о том, что происходит снаружи. Нам никогда не коснуться друг друга.

Мне часто снятся сны. Что значит — часто? Что значит — сны? Наверное, однажды я забуду, что то, что когда-то со мной происходило, было не сном. Что было что-то другое, кроме снов. Они соткутся в целую новую вселенную, существование которой будет вечным. Пока я не проснусь. А этого не случится. Иногда я боюсь раствориться в этих снах и отчаянно вспоминаю прошлое, причиняющее слишком много боли и сожалений. Иногда поддаюсь им и позволяю убаюкать меня, успокоить. Пока они вдруг не сменяются кошмарами. И тогда спасение приходит в реальности. В единственной и неизменной реальности, которую когда-нибудь я тоже сочту всего лишь одним из снов. И буду проживать целые призрачные жизни и искать в них какой-то смысл. Менять призрачные тела, обличья, цели; и насколько неисчерпаем будет запас этих фантазий? В какой-то момент все начнет бесконечно повторяться. Но едва ли я буду помнить об этом. Я даже не могу быть уверен, что хоть когда-нибудь было иначе. Что такое реальность? Что такое вечность? В них нет ничего пугающего. Это всего лишь сны. В которых нет и не будет никакого смысла. Иного смысла, кроме забвения. Потому что кроме меня нет никого. И ничего. Один сумасшедший бог в начале всего. Безумный от одиночества. И от того, что происходило когда-то до начала времени. В какой-то совсем иной вселенной. Память о которой сотрется.