По лицу Доктора скользнуло неопределенное выражение. В том числе тень разочарования.

Ну да, когда-то он назвал меня лишь копией. Что ж, какая разница мертвецу, что о нем говорят и думают. И если ему так будет легче…

— А что если я соглашусь? — медленно проговорил он.

Я невольно напрягся и с некоторым усилием заставил себя не шевелиться, как если бы он мог сделать это прямо сейчас, а я старался ему не мешать. Но почувствовал, что мои волосы взмокли.

— Хорошо, — выдохнул я. — Ты сделаешь это?

Пульс бил в ушах знакомые четыре такта. Нет, на этот раз совершенно естественные, и все же… Скверно об этом думать… Никогда не вырваться, пока я жив. И все-таки, Доктор, неужели ты тоже успел так измениться? Я все еще искушаю тебя, не только судьбу. Пытаюсь нащупать что-то, оставшееся прежним.

Он вздохнул и покачал головой.

— Ты знаешь, что я не могу это сделать. Это не выход.

Я чуть-чуть перевел дыхание.

— Это лучший выход. Выстрелить дважды, это так трудно? Я больше ни к кому не могу обратиться. Только ты понимаешь, что происходит. И только ты умеешь их останавливать.

Проклятая привычка, я поглядывал на него, оценивая реакцию. Но мне правда надо было знать, что он думает, считает ли это единственным выходом, или сочтет, что можно рискнуть. Хотя второй способ, который я хотел ему предложить, был во многом ничуть не лучше, или даже хуже. Смерть — способ надежный, но для некоторых — недостаточно. Дам ли я ему на самом деле осуществить это, не оставив никакой зацепки — в кольце, в отвертке, в каком-либо ином предмете — а мою ДНК можно отыскать на любой из наших баз, совсем никакой проблемы. К тому же я безумно боялся умереть по той простой причине, что могу не просто умереть, а всего лишь слиться с другой своей версией, с которой связан каким-то каналом. Вечно умирать на Галлифрее — и в точно ли бессознательном состоянии? И не заставит ли это слияние меня там очнуться? Я мог пойти на такой риск, хотя бы, может быть, чтобы сказать кому-то пару ласковых слов, но предпочел бы обойтись без него. Лучше надуть их, вовсе выскользнув из рук. Хотя альтернатива тоже была не радостной. Но все познается в сравнении.

— Может быть, мы можем найти какой-то иной способ разорвать контакт или тебя изолировать. Но только не проси меня тебя убить.

Я выдохнул.

— Что ж. У меня есть альтернативный план, я ожидал, что первый ты не примешь… Тогда вот. Недавно я отлучался. Всего на полчаса. Но для меня времени прошло гораздо больше. Я достроил Пандорику.

Доктор не сводил с меня пристального взгляда. На это ты пойдешь, я знаю. Все временные петли, в отличие от убийств, которые бывают и проще и гуманней, тебе не в новинку.

— Что ты сделал?

— Достроил Пандорику. Она готова. Согласись ты на первый план, она пригодилась бы, может быть, для Давроса. Хотя это было бы примерно то же, что бить из пушки по воробьям. Теперь пригодится для меня. По-моему, это достойная цель.

— Ты с ума сошел!

— Как по-твоему, это ведь разорвет контакт? Я будто исчезну из континуума, перестану искажать это пространство и вредить ему. А вы наконец сорветесь с крючка. И ты, и Ривер, и весь наш Новый Галлифрей.

— Я думаю, твоему проекту пришел конец.

Я ждал этого, но слова все равно ударили ощутимо. Лучше бы я их не слышал, хотя прекрасно понимал, что именно это мое детище чем-то нужно Галлифрею. Прошло немало секунд, прежде чем я снова заставил себя заговорить.

— Наверное, ты прав. Вы с Ривер вдвоем решите это, когда меня не будет. Я больше не доверяю своим желаниям. Кстати, я построил Пандорику прямо в своей Тардис. Насколько я помню, с ее использованием в соседней вселенной были кое-какие проблемы. Теперь, думаю, быть не должно. Все, что внутри Тардис — уже находится в другом измерении, и никак не должно повлиять на то, что снаружи. К тому же, сама она не взрывается и находится в полном порядке.

— Предусмотрительно…

— Я действительно все рассчитал, — и по-своему этим гордился. — Но мне нужно, чтобы снаружи ее закрыл кто-нибудь другой. Иначе я за себя не ручаюсь — я могу и выбраться, если буду знать все детали.

— Ты точно можешь, — констатировал Доктор.

Я невольно улыбнулся.

— Поэтому мне нужен ты. Сделай что-нибудь, чего я не буду знать и не смогу отменить сам при всем желании. — Говорить такое было страшно. Но. У меня всегда есть какие-то «но». Поручая кому-то другому знание о Пандорике, я даю ему ключ не только чтобы закрыть меня, но и чтобы открыть. Я не могу сдаться окончательно. Это и есть одна из моих гарантий. Моим ключом должен стать сам Доктор. Хотя он и мог сделать со своим знанием что угодно, даже стереть его для надежности. Но весь этот разговор значил просто «помоги мне». Хотя бы так, как я прошу. Или найди другой способ, если сможешь.

— Хорошо. Я согласен. Я помогу тебе сотворить с собой то, что ты хочешь. А как же Ривер?

Я прикусил губу.

— Знаю… Я испытываю большое искушение ничего не говорить ей, но… Даже не представляю, как ей сказать. Я втянул ее во все это. Проект, по сути, весь создан ее руками. А я ее теперь оставляю на поле боя, просто предаю.

Увидев ошарашенный взгляд Доктора, я замолчал. Кажется, он был по-настоящему потрясен тем, что я мог сказать такое. А вернее, сказать-то я мог что угодно — тем, что меня это может беспокоить. Он все еще был обо мне самого наилучшего мнения. Столетия не проходят даром, и даже годы, «которых не было». Но мне и правда было очень жаль. И невероятно, просто невозможно — бросить проект. И на деле, это был почти последний слабый шанс сохранить его. В каком бы то ни было виде. Когда главный фактор опасности исчезнет, и связь с прошлым будет разорвана. Может быть, тогда это будет возможно.

— Не удивлюсь, если она меня пристрелит, — закончил я с деланной беззаботностью. И будет права. Я даже не пикну о том, что не хочу на старый Галлифрей, если это сделает она.

На Антее Доктор выглянул из Тардис очень недоверчиво. Как будто ожидал, что я сбегу по дороге, и больше он меня не увидит. Я улыбнулся и помахал ему. Естественно, он не улыбнулся в ответ, да и моя улыбка не была настоящей.

— Ну как, ты проверишь ее?

Он помедлил. Может быть, я просто его заманиваю? Потом как-то странно устало улыбнулся.

— Да, конечно, пойдем.

Я проводил его к раскрытой Пандорике, показал все, рассказал, объяснил, мы обсудили все тонкости, какие вспомнили. Он исследовал ее внутри и снаружи с помощью своей волшебной отвертки, долго не хотел выходить наружу, будто ему самому там нравилось, но в итоге все-таки вышел, снял очки, задумчиво помял пальцами утомленную переносицу и констатировал, что не нашел никакого подвоха.

— С этим я шутить не могу, — сказал я серьезно. Я слишком ненавидел Галлифрей за все, что он со мной сделал.

— Что ж, кажется, нам стоит привести в порядок еще кое-что.

— Что именно?

— Кое-какие временные аномалии.

— А, ты говоришь о Шестом? — я засмеялся почти довольно. Пришло время отправить эту надоедливую версию Доктора домой. Кажется, Пандорика уже начинает работать. Что-то исправляется…

А потом мы наконец отправились к Ривер. И как всегда нашли ее в лаборатории. Я отрешенно посмотрел, как она хлопочет. Серьезно, увлеченно, почти самозабвенно. Сейчас я украду у нее это. Хотя когда-то сам навязал.

— Ривер…

— Подождите немного, мальчики! Мне надо закончить. Погуляйте пока где-нибудь.

— Ривер, прости, тебе больше не нужно все это делать.

— Я сама знаю, когда мне что-то нужно и когда не нужно. Что за срочность, таймлорды?! — спросила она на бегу, шутливо, не оглядываясь.

Мы с Доктором безнадежно переглянулись и пожали плечами.

— Ривер, я пришел попрощаться.

Что-то зазвенело, выпав у нее из рук. На станции есть бьющееся стекло? Оно брызнуло по полу мелкими осколками.

— Что?.. — наконец обернувшись, она недоуменно переводила взгляд с одного на другого. Я шагнул ближе.