Петр Кисиль пошел в штаб армии. Мы ждали его с нетерпением. Возвратясь, он сказал:

— Положение такое: «юнкерсы» сбросили на мост пятьдесят бомб, но нет ни одного попадания. Наши зенитчики пока ведут огонь слабо. Все они из приписного состава, боевого опыта еще мало.

Потом речь зашла о бронепоезде. «Борис Петрович», как условно называли штабные связисты бронепоезд, сейчас ходил в огневые налеты на северной окраине Канева. Три корабля — монитор «Жемчужин», канонерские лодки «Верный» и «Передовой» — не только охраняли каневский железнодорожный мост, но часто поднимались вверх по Днепру, удачно действовали под Ржищевом и Трипольем против гитлеровских войск, пытавшихся там навести переправы. Однако общая обстановка на каневском участке фронта складывалась не в нашу пользу. Части 26-й армии, ведя упорные бои, все же под натиском превосходящих сил противника отходили к Днепру. В заключение Петр Кисиль посоветовал разыскать на северной окраине Канева политотдел девяносто седьмой стрелковой дивизии. Его начальник полковой комиссар Медведев в случае необходимости окажет помощь.

В Келеберде соблюдалась строгая маскировка. Чтобы попасть на мост, пришлось воспользоваться окольной луговой дорогой. У железнодорожного моста, подняв красный флажок, часовой предупредил водителя:

— Дорога находится под обстрелом. Будь внимательным. За мостом в двух километрах виадук. Там поворот на Канев. Его надо быстро проскочить. Противник может накрыть минометным огнем.

Бросается под колеса серая, накатанная шинами дорога. Мы стоим в кузове пригнувшись и не отрываем взгляда от песчаного поворота. Он все ближе, ближе. Подпрыгивая, тарахтит полуторка. Ну, кажется, проскочили опасное место... И вдруг с правой стороны свистят мины. Полуторка летит сквозь железный треск, сквозь ослепительные вспышки и мгновенно вырастающие черные кусты дыма. Скрипят тормоза. Впереди два пылающих грузовика перекрыли дорогу. Кто-то громко стонет, зовет на помощь. Соскакиваем с машины, чтобы помочь пострадавшим, и сами попадаем под минометный огонь. А наша полуторка стремительно по откосу объезжает горящие грузовики. Хозе делает под обстрелом поворот и удачно проскакивает виадук.

— Огонь перенесут за насыпь. Назад нельзя... Только вперед!

За мной побежал Голованивский. Вскоре нас догнал Твардовский.

Фашисты действительно переносят шквальный огонь за насыпь. Они понимают, что именно там попавшие под неожиданный обстрел люди будут искать спасение.

Из дыма вынырнул боец. Показалось, что он прижимает к щеке красный платок. Подбежал ближе, и мы увидели, что он ладонью прикрывает рану:

— Товарищи командиры, не бросайте меня!

— Не бросим. — Подхватываю его с Голованивским под руки. Бежим в лозы, к передовым позициям. С тем же сухим железным треском рвется мина, и так близко, что волна огненного воздуха бьет в грудь. Еще одна перебежка — и мы возле окопов: — Сестричка, помоги раненому.

— Сейчас... Сейчас... — Она склоняется над бойцом. — Да он убит. Вы мертвого принесли.

— Как мертвого?

— Ничем помочь нельзя, осколки прошли насквозь...

А минометный огонь опять нарастает, и нам приходится нырять в окоп. Земля в нем сырая и по цвету напоминает оцинкованный патронный ящик. Кому-то же пришло в голову окопаться в низине, вблизи болота. Только часа через два прекращается минометный обстрел, и мы, несмотря на жаркий августовский день, сильно продрогнув, покинули холодный, как погреб, окоп.

Вот он — злополучный поворот на Канев. Как бы снова не попасть под обстрел. Ускоряем шаг и видим: под горой стоит редакционная полуторка. Хозе, заметив нас, бросается навстречу, машет рукой:

— Сюда!

— Живы наши?

— Беда, Александр Трифонович, Гончарук ранен. Справа в первом дворе санбат. Он там.

Гончарук стоял у плетня под желтыми шапками подсолнухов, как журавль, на одной ноге. Правая забинтована, держал он ее на весу. Владимир Шамша заботливо поил его из фляги водой, сворачивал для товарища самокрутку.

— Как самочувствие, Аким? — спросил Твардовский.

— Маленько полихорадило, а сейчас вроде теплей стало. Хирург осколок вынул, впрыснул противостолбнячную сыворотку, а вот из санбата отпускать не хочет. Признаться, здесь мне не по душе.

— Погоди, я сейчас... — Твардовский решительно откинул полог палатки. Минут через пять он вышел оттуда вместе с дежурным хирургом.

— С недельку ваш товарищ должен быть под наблюдением. Беру с вас, товарищи корреспонденты, слово, что каждый день лейтенант будет посещать медпункт и делать перевязку. Только так. Помните об этом.

Поблагодарив врача, мы посадили Акима в кабину полуторки, и она пошла на паромную переправу. Владимир Шамша тотчас же отправился разыскивать конников. А наша неразлучная троица стала подниматься по крутой тропе на холм, где, казалось, должен был находиться политотдел 97-й стрелковой дивизии.

С каждым шагом открывался утопающий в зелени садов Канев. Над белыми хатами нависали ветки старых яворов и тополей. Плетни были лиловыми, а желтоватые соломенные крыши сливались с песчаным днепровским берегом. Снова из-за Тарасовой горы послышался гул самолетов. Как и в прошлый раз, «юнкерсы» развернулись, вытянулись над рекой в длинную цепь. Тридцать шесть пикировщиков устремились к железнодорожному мосту.

С вершин каневских гор, с кораблей зенитные орудия повели огонь. Ничего нового в воздушном нападении не было. Гитлеровские летчики действовали по шаблону. Точно так же они атаковали черкасский мост. Вот флагман «клюнул» носом и с воем вошел в пике. За ним последовали другие. Пытались бомбить не только мост, но и корабли. Монитор и две канонерские лодки вначале прижались к левому берегу, потом отошли от него, усилили зенитный огонь и, умело маневрируя, уклонялись от атак пикировщиков.

Над песчаными берегами поднялись гигантские столбы пыли и дыма. Глядя на них, Твардовский проронил:

— Переправа, переправа! Берег левый, берег правый...

Наступило затишье. Но это было предгрозье. «Юнкерсы», описав полукруг, набрали высоту над лесистыми холмами и с пике принялись сбрасывать бомбы на позиции зенитных батарей. Самолеты приближались к нашему холму. Хотя на нем и не стояли зенитки, мы все же почувствовали опасность и вслед за моряком, который только что подавал разноцветными флажками какие-то сигналы кораблям, по длинной деревянной лестнице спустились в яму.

Наше убежище по своей форме напоминало колокол. Земля здесь звенела. На дне глубокой ямы, из которой многие годы жители города для своих домашних нужд брали песок, мы с особой чуткостью улавливали колебания каневских гор. Нас охватило неприятное ощущение. Казалось, вот-вот над головой сомкнется узкое голубоватое отверстие, и мы навсегда останемся внутри этого песчаного колокола. Порой дым застилал узкое голубоватое отверстие, и тогда мы крепко сжимали друг другу руки, собирая всю волю, чтобы подавить желание броситься к лестнице и преждевременно покинуть безусловно надежное, но слишком чуткое к бомбовым ударам убежище.

Земля перестала звенеть и вздрагивать. Лаз над головой заголубел. И мы, поднявшись по лестнице, со вздохом облегчения покинули яму. «Юнкерсы» ушли, но в воздухе еще стояли тучи пыли и дыма. Вершины холмов окутывала коричневая мгла. Ветер с Днепра рассеивал ее. Корабли приблизились к левому берегу и стали там, где над Дпепром нависли густые лозы. Под горой, из-за поворота, показался бронепоезд. Он шел медленно, задним ходом, и был весь в зеленых ветках. Недолго постоял возле моста. Очевидно, взял там боеприпасы и на тихом ходу двинулся к линии фронта. Мы решили все-таки разыскать политотдел 97-й стрелковой дивизии. Справились у зенитчиков, получили ответ:

— Ищите его где-то на северной окраине Канева.

Но эта окраина гориста, там немало разбросанных по откосам хат и сплошная зелень густых сливовых садов.

Зашли в батальон 12-й танковой дивизии. Нам дали связного. Он привел на КП 97-й стрелковой дивизии. Здесь мы познакомились с ее командиром — полковником Мальцевым. Несмотря на занятость, он принял нас. Мы узнали, что на каневский железнодорожный мост наступает 94-я немецкая пехотная дивизия. Стояла она во Франции и на восточный фронт прибыла из Нанта. В боях на Украине понесла значительные потери. Дважды пополнялась, и важно было отметить — в ее составе под Каневом появились довольно пожилые, призванные из резерва солдаты. Командует дивизией опытный генерал-майор Пфейфер. Он окончил академию генштаба и написал несколько книг по тактике. Его более высокий начальник — командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал Карл-Рудольф фон Рундштедт особенно гордится своими предками. Все они на протяжении восьми столетий не расставались с огнем и мечом. Рундштедт, по показаниям пленных, пользуется особым доверием и благосклонностью фюрера.