- А ты с гостями? - не слушая ответов, продолжил тараторить 'знакомец', - Вот представь себе, нас посетил сам, Александр Иванович. Читал, конечно?

'Знакомца', как оказалось, звали Матяня. Зверев познакомился с ним в Москве, куда этого баламута однажды направила редакция.

Спустя минуту Димон раскололся. Здесь он уже третий раз, а посетить это заведение ему настоятельно советовал Гиляровский. Зверев поведал, что здесь собирается, веселая, циничная, всезнающая и вечно голодная компания газетных репортеров. Переселенцы с удивлением наблюдали, как братья писатели сидели вокруг длинного стола. Они торопливо макали в одну чернильницу перья. Быстро строчили на длинных полосах бумаги. Не прекращая этого занятия, умудрялись поглощать расстегаи и жареную колбасу с картофельным пюре. Не забывали пить водку и пиво, обмениваться свежими городскими новостями, ругаться и мириться. Здесь был мир газетчиков Санкт-Петербурга.

Кто-то длинноволосый камнем спал на диване, подстелив под голову носовой платок. Воздух в кабинете был синий, густой и слоистый от табачного дыма.

Мишенину бросился в глаза штабс-капитан в общеармейском мундире. Тот сидел, расставив врозь ноги, опираясь руками и подбородком на эфес огромной шашки. Интерес незамеченным не остался. Слегка покачиваясь, военный представился Владимиру Ильичу:

- Хемм!.. Штабс-капитан Рыбников. Очень приятно.

Голос капитана, как и подобает настоящему армейскому пропойце, звучал хрипло, а приподнятые плечи и оттопырившиеся локти, только подчеркивали это обстоятельство.

- Вы тоже писатель? Очень, очень приятно. Уважаю пишущую братию. Печать - шестая великая держава. Что? Неправда?

При этом он щелкал каблуками, потряс руку Мишенину и как-то по-особому кланялся, быстро сгибая и выпрямляя верхнюю часть тела.

"Неужели я его видел? - мелькнула у Мишенина беспокойная мысль. -Удивительно, кого он мне напоминает?"

Матяня с нарочитым почтением представил вояку:

- Штабс-капитан Рыбников только что вернулся с Дальнего Востока, где, можно сказать, разбивал в пух и прах желтолицего, косоглазого и коварного врага. Ну-с, генерал, валяйте дальше.

Офицер прокашлялся и сплюнул вбок на пол.

"Хам!" - поморщился Мишенин.

- Русский солдат - это, брат, не фунт изюму! - хрипло воскликнул Рыбников, громыхая шашкой. - Чудо-богатыри, как говорил бессмертный Суворов. Что? Неправду я говорю? Одним словом... Но скажу вам откровенно: начальство наше на Востоке не годится ни к черту! Знаете известную нашу поговорку: каков поп, таков приход. Что? Не верно? Воруют, играют в карты, завели любовниц... А ведь известно: где черт не поможет, бабу пошлет.

Лицо штабс-капитана со слегка раскосыми калмыцкими глазами, выражало подлинный патриотизм, а речь, как и полагается любителю поддать, звучала искренне.

Первым нашелся Зверев:

- Давай, Фудзияма твою мать, опрокинь за славу русского оружия.

- Как? Почему Фудзияма, это же штабс-капитан Рыбников? - растерянно забормотал Мишенин, пока вояка профессиональным движением опрокидывал в рот содержимое рюмки. - Неужели Александр Иванович!?

Возглас повис в воздухе, а Александр Иванович Куприн повернулся к Ильичу.

- Разве мы знакомы?

- Нет, нет, что Вы, просто так получилось, извините.

От этого 'нет, нет' Мишенин растерялся еще больше.

- Эт точно, незнакомы, - бросился спасать товарища Зверев, - но штабс-капитан вылитый шпион японского генштаба.

Гогот пишущей братии разбудил даже спавшего на диване поэта Пеструхина. Длинноволосый стихоплет поддерживал свое пьяное существование, воспевая в лирических стихах царские дни и двунадесятые праздники:

- Прохор, запиши на меня, отдам, с первого гонорара. Христа ради, налей ты нашему японцу. Господа, 'Фудзияма твою мать', это звучит по-нашему! За новый рассказ господина Куприна!

По дороге к юридической конторе помалкивали. Первым не выдержал Мишенин:

- Мне казалось, что Рыбников аристократ. Борис, ты дома Куприна читал?

- В пределах программы, мне не пошло. Димона спрашивай, он его читает, а я себе открыл Арцыбашнева.

- Дима?

В возгласе Ильича сквозило неподдельное изумление.

- Дык, Старый же навязал. Наверное, правильно. Куприн, это, - Зверев замялся, - Скулит он не по-детски. Нормальных пацанов у него нет, а народ в книжном спрашивает. Странные люди.

-???

- Да, ну его, Ильич, если хочешь сам перечитай. Томик в номере на секретере.

Литературная тема оборвалась у конторы. Отсюда пути переселенцев разошлись. Федотов направился на встречу с Эссеном. Зверев укатил в Москву, а самый разобиженный поехал отвоевывать привилегии.

***

Открытая веранда. Солнечное, не по-весеннему теплое утро, почти день. Круглый стол и модные здесь плетеные кресла, что поскрипывают при всяком движении. Если закрыть глаза, то привидится дача под Лугой. От Питера, далековато, зато недорого, опять же вокруг целебные сосновые леса. В такие минуты можно бездумно наслаждаться покоем. Можно расписать пульку или тихонечко тянуть с приятелем пиво.

По сути, усадьба генерал-майора по Адмиралтейству Евгения Павловича Тверитинова и была дачей. Он ее приобрел, при выходе в отставку. Это случилось полгода назад. Подновленный барский дом, чем-то напоминал усадьбу Пушкина в миниатюре. Полтора гектара земли. Рядом озерко и деревенька. Можно сказать, новосел. Федотов про себя добавил: 'Болотный латифундист'.

Бориса привез сюда Эссен. Познакомиться, поговорить о том о сем. Одним словом скрасить новоселу жизнь. Сейчас отставник заметно горячился. Быстрая речь холерика пестрела яркими выражениями, а живые серые глаза, казалось, готовы были прожечь собеседника. Федотов поразился сходству Тверитинова с его другом. Такой же невысокий и по-юношески стройный. Открытое лицо и красивый лоб, светлые волосы и темные брови. Во всем чувствовалась порода. С первого мгновения Федотов готов был простить хозяину усадьбы все что угодно, чем тот беззастенчиво пользовался. Даже всегда выдержанный Эссен (водилось за ним такое свойство), неловко покряхтывал, после очередного перла отставника, но макать усы в бокал не забывал.

- Ваш переменный ток, что отставной козы барабанщик и сапоги всмятку, - скороговоркой выпалил отставник. - Будущее за постоянным током! Укажите мне механизм, что работает на переменном токе?

Как ни странно, спор о превосходстве судового привода постоянного тока над переменным, докатился почти до конца ХХ столетия. Правда, посвящать Тверитинова в такие тонкости Федотов не собирался. Пора было менять тему, тем паче, что Эссен явно извелся, слушая высокомудрый треп двух технарей.

- Господа, меня давно мучает вопрос, а мог ли Рожественский избежать встречи с японцами, контролируй он положение их кораблей?

- Вот те клюква! Что значит контролируй? - опять первым отреагировал Тверитинов.

Понять молодого отставника было можно. За три месяца затворничества, Тверитинов по уши наелся сельской идиллии. Бывший Главный минер кронштадтского порта, в подчинении которого находились минный офицерский класс, портовая электростанция, радиомастерская, к тому же редактировавший 'Кронштадтский вестник', набросился на очередного изобретателя радио, почище, чем голодный кот на сметану.

Эссен, откинувшись в кресле, удивленно приподнял брови.

- Представьте себе волну, что бьется о причальную стенку. Вы, конечно, помните, как она отражается и бежит назад. Похоже, что такое же наблюдается и с радиополем. Если на его пути встанет стальной борт, то поле отразится в точности, как волна от причальной стенки. В итоге я не вижу принципиальных препятствий вычислить азимут и расстояние до судна. Думаю, можно говорить о наблюдении радиусом до сотни миль, - прибавил в конце Федотов.

- Вы хотите сказать, что ваше радиополе, - Тверитинов, подбирая слова, замялся, - оно является, как бы волной?

- Об этом говорит многое.

Любой человек во всех ситуациях замечает только 'свое', так и Тверитинов выхватил техническую сторону дела. Эссена же интересовало иное, при том весьма серьезно.