— Как это я мог забыть, что мадам делает только то, что ей хочется! — шутливо сокрушался он.

Разведя ноги, он сильными бедрами охватил талию Батистины: она вздрогнула от его прикосновения. Внезапно она заплескалась, уподобившись очаровательной юной рыбке; изящный взмах руками — и ей удалось высвободиться и ускользнуть от него.

— Да, ты прав, — заявила Батистина, стараясь придать своему лицу равнодушное выражение, — а теперь мне хочется поплавать!

Она перевернулась и, счастливая и запыхавшаяся, заскользила по водной глади. Однако она успела заметить, как в зеленых глазах Флориса засверкали молнии. Он снова нагнал ее и бесцеремонно схватил за короткие волосы.

— Ну, и куда ты теперь направляешься, моя дикарка?

Ей страстно хотелось прижаться к его загорелой груди, вонзить свои ноготки в его мускулистое плечо, впиться своими остренькими, как у юной волчицы, зубками ему в шею, в ту самую впадинку, где пульсирует сонная артерия. Они смотрели друг на друга — двое прекрасных юных влюбленных, не умеющих поведать друг другу о своей любви.

— Иди сюда… я повешу тебе на шею талисман! — хмуро протянул Флорис.

— О! Так ты мне его отдаешь? — с усмешкой спросила Батистина.

— Да… раз тебе хочется иметь его. Он твой… но это я сам, добровольно, дарю его тебе! — уточнил Флорис.

Его длинные загорелые пальцы обвили цепочку вокруг хорошенькой белой шейки Батистины. Задержавшись на затылке, они принялись ласкать ее короткие волосы. Губами Флорис слегка ущипнул ее за ухо. Руки его снова завладели ее округлыми грудями. Острое, почти болезненное наслаждение охватило Батистину. Она знала, что создана только для этого мужчины. Он запрокинул ей голову. Она решила бороться; она не могла позволить себе, чтобы все случилось так быстро. В памяти Батистины всплыли последние слова Тонтон: «Выше нос, принцесса!» О нет, так просто она не уступит этому красавчику Флорису. Этот гордец должен быть целиком в ее власти… Она любила его, о, как она его любила! Бедра ее трепетали… Руки Флориса ласкали ее ягодицы, затем перешли к более интимным ласкам. Легким прикосновением языка Флорис слизывал капельки воды, сбегавшие по лицу Батистины. Его губы приблизились к ее губам. Еще минута — и она пропала: он потащит ее на берег, возьмет как принадлежащую ему добычу, а потом уйдет — когда пожелает, с тем же надменным и горделивым видом, с каким уходил сегодня утром. Да, а, собственно говоря, куда же он ходил? Батистина инстинктивно почувствовала, что ей не стоит его об этом расспрашивать; однако и позволять большего тоже не следует. Прикоснувшись к талисману и убелившись, что он прочно висит у нее на шее, она решительно высвободилась из мужских объятий.

— О! Благодарю, Флорис… я так рада, что ты подарил мне этот медальон: ведь он приносит счастье… я тронута!

Она была сама чистота и достоинство. Флорис сжал кулаки. А Батистина уже бежала к берегу, легкая и сверкающая, словно эльф. Он страстно желал догнать ее и повалить на мокрый песок. Но вместо этого он лишь проворчал:

— Ах ты, чертенок, как же тебе нравится водить меня за нос!

И он восхищенно улыбнулся. Флорис был слишком сильным, чтобы восторгаться слабостью. Ему нравились люди упорные, с характером, а упорства Батистине было не занимать. Он смотрел, как она, схватив юбку и кофту, быстро натянула их на себя. Послав ему воздушный поцелуй, она углубилась в заросли тростника и поспешила к хижине.

Флорис пробыл некоторое время в холодной воде, остужая свое разгоряченное тело, а затем направился той же дорогой, что и Батистина.

Трое женщин готовили ужин. Флорис рассказал своим товарищам о том, что слышал в поселке.

— Ах ты, черт, как же так: отдать Луизиану испанцам! Ну и везет же нам: стоило удрать от красных воротников, как ту же попадаешь к красным плащам! — с горечью воскликнул Вальмир.

Луи успокоила его, а затем увела спать под сень великолепных пальм. Флорис тоже хотел бы уединиться с Батистиной, но девушка решительно расстелила свое одеяло рядом с Босси. Жорж-Альбер и Маринетта отправились ночевать в гостиницу, пообещав вернуться утром и принести еды.

Эта ночь оказалась для Жоржа-Альбера гораздо более счастливой, чем для его хозяина: ему, наконец, удалось победить последние колебания своей возлюбленной.

Солнце садилось. Встревоженная Маринетта держала Жоржа-Альбера за лапку. Будучи тонким психологом, он сразу это почувствовал и, заметив стоящее поодаль раскидистое дерево, следуя примеру змея-искусителя, предложил Маринетте забраться на него и полюбоваться прекрасным видом на Батон Руж. В этот вечер хорошенькая мартышка вниз не спустилась. На толстой ветке среди густой листвы она потеряла свою добродетель. Проснувшись рано утром, она поняла, что по-прежнему пребывает в полном восторге от Жоржа-Альбера.

Пробудившийся же зверек гордо выпячивал грудь: у него был вид самца, достойно исполнившего свой долг. Внезапно до него донеслись возгласы и крики. Вверх по Миссисипи поднимались габары. Жорж-Альбер старательно протер глаза. Это плыли испанцы.

— Решительно, у них там, наверное, Пиренеи обрушились! Эти наглецы не теряют времени! — пробурчал Жорж-Альбер. Помимо чувства юмора он обладал довольно глубокими познаниями.

Он схватил Маринетту за лапку. Раздались выстрелы. Жители Батон Руж, воодушевленные зажигательными речами дворян, решили помешать оккупантам высадиться на берег. Как разглядел Жорж-Альбер, во главе восставших стояли Гаэтан д’Артагет и Попюлюс де Проте.

— Они совсем спятили! — ахнул Флорис, слушая рассказ Жоржа-Альбера.

Известие, сообщенное маленькой обезьянкой, было не из тех, от которых приходишь в хорошее настроение. Флорис не спал всю ночь: он никак не мог выбрать между храпом Жанно в стенах хижины и укусами москитов за ее пределами. Он был уверен, что Батистина тоже не спит и слышит, как он ворочается у себя на соломе; однако когда утром он увидел, как девушка готовит кофе, он убедился, что она свежа и хороша, как роза.

Флорис окинул Батистину недобрым взором. Единственным своим успехом он мог считать освобождение Босси. Юная негритянка, восхищенная подвигом Жанно, заменила Батистину подле изувеченного молодого негра. Окружив его нежными заботами, она старательно нарезала ему пищу.

Привлеченные запахом кофе, к компании присоединились Вальмир и Людовик. Бывшая проститутка скромно опустила глаза.

— Испанцы уже здесь! — тут же выложил новость Флорис.

Вальмир покачал головой. Он переминался с ноги на ногу.

— У нас тоже есть одна новость… так вот… Жанна и я, словом, мы решили вместе сложить наш очаг!

— Какая Жанна? — недоверчиво спросил Флорис.

Людовик шагнула вперед.

— Понимаете ли, Жанна Виньерон — это имя, данное мне при крещении, а Людовик — кличка, которой наградили меня нищие… когда… когда я воровала кошельки на Новом мосту… Но Вальмир решил забыть об этом и предложил мне… ну, в общем… я стану его женой. Работы я не боюсь, и он всегда может на меня положиться… В общем, вот так… до свидания, принцесса… Мне будет не хватать тебя… да и тебя тоже, чертов ты шоколад, Жанно. Ты славный парень, Флорис… поцелуй за меня Жоржа-Альбера…

Жанна попрощалась с каждым. Глаза ее блестели. Она была счастлива. У нее будет муж, настоящий муж. Она скоро станет мадам… Мадам Доманжо.

— Разве вы не можете остаться еще немного, и ты, и Жанетта? — со слезами на глазах спросила Батистина.

— Нет… Маменька наверняка уже все глаза проглядела, а тут еще новая напасть — испанцы; нет, пора нам возвращаться!

Вальмир и его невеста Жанна Виньерон связали в узел немного платья и еды. Флорис и Батистина проводили друзей: они прошли с ними не меньше четверти лье. Затем они тепло простились. Батистина долго смотрела, как Вальмир и Жанна шли через поле сахарного тростника.

— Идем… вернемся, любовь моя! — глухо проговорил Флорис.

Тяжело дыша, Батистина прижалась к нему. Внезапно она почувствовала себя совсем слабой; она вся дрожала.

— О! Флорис… Флорис…