Типа - какой он умный: плевал на всех, денежка капает, а если что - успеет удрать. Не намерен подыхать за чьи-то там интересы. Были бы бабки, а уж он не пропадет. В общем - денег побольше и бабу потолще. Учись, сопляк, внимай мудрости старших поколений.

  Даже я понял. Раф, развлекаясь, в начале кое-что переводил, повторяя слова по-французски. Издевался, но Муньос не просек. Такой болван...

  Их подсадили, потому что в горах разбойники пошаливают.

  К моему сожалению, в этот раз разбойники были серьезны, и не шалили.

  А потом мы въехали в Бургос.

  Это уже был настоящий город. Сидя на дне фургона, сквозь решетки, я видел окна третьего-четвертого этажа, протянутые веревки с бельем. В просветах между зданиями, на перекрестках, открывались высокие шпили церквей и соборов. Наверно, красивых. Величественных. Карета грохотала по каменной мостовой. Внутри все захолодело, холод пробрался наружу - начали трястись пальцы. Сколько не сдерживался, а ужас прорвался. Я боялся! Панически. Никак не получалось унять страх, даже зубы стучали. Никогда так...

  Остановились, наши покричали, получили ответ, послышался скрип открывающихся ворот, и вновь колеса загрохотали по камню. Наконец я нашел в себе силы собраться, встать и взглянуть в окно. Мы въезжали в тюремный двор. В замковый. Колеса грохотали по плитам. Фургон подогнали к стене, остановили. Я грохнулся задом об пол, сжался и закрыл голову руками. Черт! Черт! Черт!

  Дверь фургона открыл Кабрера, я выполз на плиты и тут же, толчком приклада, был отправлен к низкой входной двери. Два солдата провели по коридору, передали тюремщику, дальше - вниз, еще один тюремщик, еще вниз, коридор, дверь камеры, проскрипели в замке ключи и меня втолкнули в темноту. Не сильно, на ногах удержался. Дверь захлопнулась. Дважды лязгнул замок, шаркнули, удаляясь, шаги. Упал на четвереньки, пополз, пока не уткнулся лбом в стену. Тишина. Одиночка.

  - Итак, Хосе, ты утверждаешь, что ты не Хосе. Готов поверить. Не знаешь испанского? Разумно. Я даже думаю, что ты француз. Произошла ужасная ошибка? Давай, не будем торопиться с выводами. Так - кто же ты? Расскажи - подробно, спокойно, а я послушаю и мы вместе решим. Поверь, я тебе не враг, но должен же я разобраться? Должность у меня такая, работа. А ты молчишь. И что же мне делать?

  Так продолжается уже третий день. Я молчу.

  Сеньор в черном...

  Вчера в мою одиночку втолкнули человека. Проснулся, когда за дверью послышалась ругань, шорох приближающихся шагов. Несколько людей что-то волокли по коридору. Загремели ключи, взвизгнул замок и, в колышущемся отсвете факела, в проеме возникли двое. Натужно качнув, забросили в камеру висящее между ними тело. Человек мокро шмякнулся, словно невыжатая тряпка, жалобно застонал, но остался лежать без движения. Сжавшись в своем углу, я старался стать незаметным. Тюремщики постояли, молча вглядываясь, наконец один, выругавшись, потянул дверь на себя. Грохот захлопнувшейся мышеловки, камера погрузилась в темноту, в коридоре опять послышалась ругань. Кто-то раздраженно пнул дверь, потом шаги начали удаляться. Тишина. Я не шевелился, придержав дыхание, вслушиваясь. Прошло какое-то время, от двери донеслось покряхтывание, человек пополз к противоположной стене, затих.

  - Парень...

  ....

  - Эй, парень... Ты здесь? Помоги мне... Воды... Парень?

  Парень. Знает, что не девка. По-французски? Молодец.

  - Парень, помоги...

  - Кто ты?

  - Бедный крестьянин. Не заплатил... Ох... Ах... Так избили... Так избили! Кто же будет работать? Детки мои, детки, бедные детки... Дай воды... Пожалей... Пресвятая дева Мария, как больно! Спаси, сохрани...

  Воды дал. А в остальном...

  Где золото? У разбойников должно быть золото! Где сообщники, весточку передам. Скоро отпустят, так сразу и передам. Спаси тя господь, добрая душа.

  Я молчу. Уже третий день.

  Комната - обычный кабинет, только без окон, потому что в подвале. Стол, стулья, шкаф. Для меня - персональная табуретка, чтобы не откидывался спиной, не расслаблялся. Коврик под ноги. Потому как весь в этом самом. Я-то привык, а людям неприятно. Наверно - и запах еще. Или принюхались? Здесь запахом никого не удивишь, не один я такой. Контингент.

  - Ну же, молодой человек. Не молчите. К конце концов, я старше вас по возрасту, будьте благоразумны, проявите уважение, когда вас просит сам алькальд.

  На "вы"? И к кому - к полуголому задохлику, исполосованному бичом? Что-то новое.

  - Вы - алькальд Бургоса?

  - Вечно, вы, французы, все путаете. Но, благодарю. Алькальд - начальник тюрьмы, замка. Глава города, судья - алькальд. Согласитесь, несколько другое звание. Но... не важно. Я рад, что вы, наконец, соблаговолили продолжить беседу.

  - Мне нечего добавить. Произошла ужасная ошибка.

  - Хорошо, не будем об этом. Давайте поговорим о золоте. Вы понимаете, золото такой металл, о котором можно говорить долго. Вечность. Желаете разделить со мной ужин?

  Ужин, обед, завтрак. Черт знает, какое сейчас время суток. В этом каменном мешке времени нет, дни делю по допросам.

  Пожрать?!! Хотелось бы, еще как!

  - Все, что у меня было, осталось в Ируне.

  - Вы хотите сказать - все, что при вас нашли? С одной стороны, это поразительно много, с другой - ничтожно мало, надеюсь, вы меня понимаете. Не могли бы вы любезно сообщить, какими средствами располагали при въезде в Ирун? Хотелось бы сравнить, знаете ли.

  - У меня в кошеле было чуть больше шести тысяч франков двадцатифранковыми монетами.

  - Хм, чуть больше шести... Я был бы не прочь иметь возможность так считать свои средства. Чуть меньше, чуть больше, кратно тысячам...

  Задумчиво окинул меня взглядом ,что-то прикинул в уме, кашлянул...

  - Сеньор Луис. Пригласите, пожалуйста, сеньора Родригеса, у меня есть для него поручение. Пусть захватит с собой парочку alpargatas. Передайте ему, чтобы не удивлялся, я так хочу.

  Надо же, даже не повышая голоса, а человек из-за двери выскочил, как чертик из табакерки. А я удивляюсь, почему оковы не цепляют... Но - и правильно, я сейчас слаб. Безопасный.

  В ожидании Родригеса молчали, алькальд, выстукивая пальцами по столу, о чем-то размышлял.

  Вошел Родригес - молодой господин секретарского вида. Аккуратный, умеренно спокойный, в руке - пара веревочных сандалий с длинными, в полметра, шнурками.

  - Сеньор Родригес, молодой человек нуждается в обуви. Снимите мерку, прикиньте, думаю, к следующей беседе она пригодится. А пока - помогите ему одеть alpargatas. Смотрите, смотрите, юноша, сеньор Родригес не будет вам каждый раз их завязывать. Учитесь это делать сами. Вот так.

  Я прибалдел. Родригес спокойно помял мне ступню, потрогал пальцы с отросшими, уже загибающимися, ногтями, пятку, а потом надел сандалии и замотал на голень шнурки, как это делали древние греки. С бантиком. И не стошнило! Абсолютно спокойное лицо, никакой брезгливости.

  - Благодарю вас, сеньор Родригес. Можете быть свободны.

  Алькальд повернул лицо ко мне.

  - Итак, молодой человек, мое приглашение остается в силе. Принимаете?

  Я кивнул.

  - Тогда предлагаю пока расстаться: вам потребуется время, чтобы привести себя в порядок к ужину. К сожалению, возможности моей тюрьмы не безграничны. Обувь пока такая, одежду вам подберут. Надеюсь, вы не откажетесь слегка ополоснуться перед нашей следующей встречей? Да? Что же, я вас не задерживаю.

  Умытый - не умытый, одетый - не одетый, но, все-таки... Тюрьма, не курорт. Что смогли. Хотя бы за стол можно сесть.

  А на столе!!! С трудом удержался, чтобы не начать все хватать. Колбаса! Ветчина! Окорок! Хлеб!!!