Взрослые люди, понимают. Хлопнул ладонью по колену, вставая, подбивая итог. Дискуссия закончена. Гильермо - открывай. Ополовинили одну колбаску, франки расфасованы по тысяче, по пятьдесят монет. Взятку пересыпали в мой кисет с остатками серебра. Завтра оттуда и буду доставать при расплате.

  Запахнет? Запахнет. Что за граф! По любому от него...

  - Ваше сиятельство! Гра-аф!

  Все. Кажется, закончилось. Обессилено выпустив глухо стукнувшую о землю шпагу, я тяжело привалился спиной к стволу, а потом сполз на землю окончательно. Вытянув ногу, попытался ощупью определить, что же там случилось. Больно, штанина разорвана, но крови не видно. Пока не видно. После взрыва прошло-то минуты три. Вот так - высунулся, поторопился, хотел посмотреть, что делается на дороге и - пожалуйста! Выстрелы, удар. Значит, не всех перебили, придется действовать по второму варианту. Пока, отступая, отползал на брюхе назад, виляя задницей, пряча голову, щекой задевая стылую землю - вроде и ничего, терпимо болела. А когда, очутившись за ближайшим деревом, прикрываясь его стволом, попытался привстать - тупо вломило. Пришлось, цепляясь за дуб... или за ясень (по зиме, без листьев, хрен их тут определишь), на руках себя вверх вытягивать, а потом, поджав подбитую лапку, придерживая ее на весу, чтобы случайно не опереться, нашаривать на земле последний прихваченный с позиции пистолет. Если зажмут в лесу - пусть думают, что заряжен. Сыграю на этом - может и выкручусь. Шпага - полная фигня, только чтобы отбить первый удар, вторым - нанижут, как перепелку на вертел. Еще есть кинжал за голенищем сапога. Последний мой довод.

  Так и заскакал меж деревьев. Как заяц, петляя, отталкиваясь рукой от стволов просматривающегося с дороги насквозь холодного и голого редкого зимнего леса. Опять стукнули выстрелы. Заметили! А нога-то не казенная! Болит, словно в бедренную кость дубиной приложили. Наступил сгоряча пару раз - чуть не навернулся, не держит. Пришлось опять за ближайший ствол прильнуть. Здесь и остановился, хрипло дыша, спуская пар из черепушки.

  Просчитался я, зараза. Много их, всех не положили. Мои, как и запланировано на такой пиковый случай, сейчас стянутся к карете, а мне - и не дойти. Буду здесь смерть принимать.

  И раздавать.

  Ну и - шпагу из ножен достал, кинжал проверил. Пустой пистолет в левую руку, шпагу в правую. Спиною к стволу прислонился - жду, когда обойдут и в глаза мне посмотрят. Те, кто остался.

  - Гра-аф! Гра-аф!

  Гильермо. Хорошо, что живой. Кто еще из наших?

  - Я здесь, Гильермо!

  - Граф, где вы?

  - Здесь, за стволом. Вниз смотри.

  Пыхтящий Гильермо возник, как ангел. Аж на слезу пробило. Никогда, увидев его, так не радовался. Повода, видимо, не было.

  Тоже - со шпагой в правой, в левой пистолет. Мельком скользнул глазами по мне, заметил, и тут же стал обшаривать взглядом округу.

  - Ты движение отсматривай, не просто так смотри.

  Я же помню, как был хомяком. Движение - на раз - просекается.

  Ну, ладно, ладно, кому бы кто говорил. Гильермо как боец меня на порядок превосходит, не мне ему подсказывать. Перенервничал малость. Простит. Замнем.

  - Граф, что с ногой?

  - Не знаю. Не смотрел пока, крови нет. Выстрелы, удар... Слегка побаливает. Дай, на тебя обопрусь. Что там у дороги? Что с нашими? Кого еще видел?

  Гильермо, не отвечая, вытянул меня вверх за руку, забросил ее себе за шею, подпер плечом. Тоже выдохся. Или тащить - или разговаривать, одновременно не получается.

  - Пойдем, сейчас увидим... Трое точно ускакали... Последнего я в спину... Выстрелом... Бросили, не стали останавливаться. После пушки - стреляли с той стороны, с холма, но я за вами. Потерял - прибегаю туда, а вас нет.

  - Крикни тогда им, а то - стрельнут в нас, когда к дороге выйдем.

  Гильермо приостановился, набрал воздуха и заорал во всю мощь легких.

  - Гонсало! Хуан! Кугель! Это мы! Не стреляйте! Гильермо! Граф!

  Надсадно сопя и опираясь друг на друга, мы наконец вывалились из леса к дороге. Смотри ты, а я думал, что недалеко убежал. Фига се - не далеко! Как заяц рванул! Вроде нога потихоньку проходит, надо попытаться ступать.

  Дорога уже просвечивала за деревьями, темными пятнами на ее желтоватом, скованном морозом песке, лежали вперемешку людские и конские трупы. Людей больше. Видно было, как трое из лежащих лошадей пытаются приподняться, тянут шеи. Упавшая почти у кромки леса по нашей стороне, в агонии лягала воздух копытом. Солнечный блик от стертой подковы время от времени бил в глаза сквозь редкие ветви. Жалобное ржание, людские стоны. Вдоль всей дороги какое-то месиво, с этим еще предстоит разбираться. Нам туда. Несколько лошадей, отбежав метров на пятьдесят от места бойни, жались табунком.

  Уже подходили к моей бывшей лежке, когда заметил ползущего раненого. Похоже, пытаясь спастись от града пуль, хлеставших с холма за дорогой и выкосившего его товарищей, он почти достиг моей огневой позиции. Левая рука и нога были перебиты. Медленно подтягивая здоровую ногу к животу, распрямлял, отталкиваясь ступней от земли, выталкивая тело, вновь и вновь выбрасывая вперед правую кисть, скребущую ногтями смерзшуюся листву и почву под ней. За ним тянулась скользкая полоса крови, движения все замедлялись. Видимо, услышав наши шаги - протянул к нам руку в защитном жесте, пятерня растопырена, пальцы в подсохшей крови. Лицо перекосила гримаса, взгляд наливался ужасом. Толкнув, я подбородком указал на него Гильермо.

  - Вон один.

  Слегка изменив направление, мы захромали к нему.

  - Господа! Г-г-кх...

  Не задерживаясь, Гильермо походя обрушил на голову раненого шпагу, которую не выпускал из руки, поддерживая меня за пояс левой. Гибкий клинок словно железный прут хлестнул по слипшимся волосам, раскалывая череп. Рука мертвеца, почти дотянувшегося до оставленного мной пистолета, безвольно упала на землю, дальше я не смотрел, оглядывая лес вдоль дороги.

  Там уже были все наши. Пока я сигал по кустам, успели спуститься с холма и, кое-как расположившись, поджидали разбежавшееся начальство. Кугель, присев на лошадиный труп, вглядывался в кромку леса, пытаясь нас рассмотреть. Раз кричим, то идем. Увидев меня, хромающего в обнимку с Гонсало, с трудом начал подниматься, порываясь заковылять на встречу.

  - Граф!

  - Сиди, все нормально. Кто ранен?

  Гильермо, подведя меня к Кугелю, отправился на обход раненых, тут и там стонущих на дорожном песке.

  Сидящий на придорожном камне Гонсало низко склонился, рассматривая ногу Хуана, пластом лежащего рядом, прямо на земле. Я рванулся туда. Хуан, услышавший мои шаги, опираясь на локоть, приподнялся и повернул окровавленное лицо. Над левым виском темное пятно с колтуном волос в запекающейся крови, щека в потеках. Увидев меня, улыбнулся, попытался кивнуть, но тут же улыбку сменила гримаса боли. Тем не менее, голос звучал как обычно.

  - Все получилось...

  - Получилось, получилось. Куда ранен? Что с ногой?

  - Зацепило. Не сильно. У Гонсало пуля в руке.

  Завершивший осмотр Гонсало, ухмыляясь, кивнул.

  - Царапина. Не верил, что получится.

  - У кого - царапина? Что с ногой?

  - У него царапина. Длинная, от бедра до колена. Чуть левее, и...

  Гонсало махнул кистью, показывая, что хана бы была Хуану. Но кое-кому - везет. Все шуточки им, подковырочки. Постоянно друг друга подкалывают.

  - Сейчас займусь. Что с рукой?

  - Засела под кожей. Ничего, рука двигается.

  - Крови много потерял? Подойди.

  У кого ноги здоровые, пусть тот и ходит. Мне из-за ноги к Гонсало не нагнуться, могу только лечь с ним рядом. А там лежит Хуан. Сняв пояс, затянул Гонсало жгут выше раны, прямо на рукав камзола. Все бинты в карете. Надеюсь, Пепе догадается и подъедет поближе - нас забрать, иначе придется за ним Гильермо отправлять. Он один не ранен. Не отряд, а сборище инвалидов.