- А что говорили о Бонапарте?

  - Там не слышал о нем, не говорили. Повар сказал, что он первый консул. Что значит первый? Может быть, он король? Во времена службы под знаменами эрцгерцога Карла генерала считали одним из лучших. Еще молод...

  - Что думаешь про испанцев?

  - Ничего. Я пью кофе. Вы правы, слишком мало мы знаем. Не понимаю, почему ваши родственники так поступают с вами. Другого выхода нет - только ждать, когда все прояснится. Даже после самой длинной ночи всегда наступает рассвет. Для чего-то вас привезли в Париж.

  Сделав еще глоток, я поставил чашку на стол, и, прикрыв глаза, откинулся на стуле. Разговор сам затих. Не повторяться же... Что толку...

   - Кто-то этого не хотел. Алекс, надо быть осторожным.

  - Захотят - и здесь достанут.

  - Захотят, достанут. Пейте кофе, Алекс. Вам надо больше заниматься французским. Все наладится. Ваш английский... Надо больше работать, не думайте о плохом. Работать, Алекс, мужчина должен работать.

  - Мне казалось, здесь по-прежнему казнят знать...

  Из-за соседнего столика донеслось:

  - И почему все иностранцы, маркиз, считают, что, приехав в наш город, они непременно увидят толпы парижан с косами на палках, волокущие избитых и истерзанных аристократов на эшафот. И это не смотря на все победы французского оружия, на все успехи нашей дипломатии. Стереотип мышления, любезный маркиз, вот что самое прочное в нашем мире. Стандарты восприятия. И ведь потом скажут, что все это видели, поверьте.

  Поскольку, во-первых, произнесено было по-немецки, во-вторых - мы с Кугелем говорили по-немецки, то фраза, прозвучавшая с небольшим, но заметным акцентом, была сказана о нас и для нас. Волей-неволей вынужден был полуобернуться. Хотя...

  За соседним столиком сидели два средних лет благообразных господина. Один пил кофе, перед другим стоял нетронутый бокал вина.

  Я не разбираюсь, но не неприметные. Вполне можно запомнить, если захотеть.

  Вытянутые физиономии. Ничего там хорошего: высокомерные, брезгливые, но такие, что на дуэль за одно выражение лица не вызовешь. На грани. Типа - плевали мы на все! Автоматом и на вас плевали, а нех...й подворачиваться. Перетерпите.

  Потратили время, чтобы сделать из лиц непроницаемые маски, как на старинных заказных портретах, и преуспели в этом. Я бы сказал, что они - англичане, но раз говорят, что французы, то и х... с ними, пусть будут французы. И вас на х... в обратку.

  Обычные господа, вполне себе прилично одетые, возрастом за сорок. В этом времени все они - и принцы, и нищие - мне пока в диковинку. Экзотика. Были б мы в Германии, сказал бы, что тоже графы.

  Надо бы им ввернуть, что подслушивать, а тем более лезть в чужой разговор - нехорошо. Бл...дство. А еще и комментировать. Так можно и в рыльник схлопотать. Но, наверняка потом последует вызов на дуэль, а шпага у меня только для форса, чтобы не обливали презрением. Задрало отряхиваться.

  - Я еще понимаю, когда рассказывают, что в невежественной России по улицам их деревянных городов бродят дикие медведи. Что их пьяный царь играет на варварском струнном инструменте баляляйка, чтобы повеселить своих рабов и вместе с ними пляшет национальный танец комариски. Я видел медведей, когда там был. Варварская страна! А их водка? Эти невозможные русские хотели меня убить! Попробовав ее, я почти умер. Но - о русских говорят правду. Почему же о нас до сих пор врут по всей Европе?!

  Зря я обернулся... Только что меня обозвали лжецом.

  Там же, ресторанная кухня, через день.

  - По-оль! Поль!!! Да где же ты, негодный мальчишка! По-оль! Лень вперед тебя родилась. По-оль! Поль!!! Ну ладно, не хочешь по-хорошему...

  Кусочек колбасы без промедления оказался на краешке разделочного стола. Лежит себе, никого вокруг не замечает. Небольшой, но такой соблазнительный. А пахнет! Пахнет-то как! Закачаешься. Вкусны-ый!!!

  Теперь чуть-чуть подождем. Серая тень молнией шмыгнула к столу. Вот только что был кусочек - и нет его. Эх, растяпа... Смотреть надо, оглядываться. Не уберегся. Теперь все.

  Все? Нет, шалишь! Рука поварихи метнулась, как спящая на солнце гюрза. Разнеженная, толстая. Миг! И вот, уже прямо из воздуха за шиворот вытащен мальчишка с оттопыренной колбасой щекой. Успел таки в рот засунуть! Висит, ногами дрыгает, а сказать ничего не может, рот колбасой набит. Попался!

  - Ах ты, мелкий жрун! Долго мне еще тебя ждать?! Где ты болтался?! Зову, зову...

  - Ай, мамочка! Нигже! Чав-чав. Ждешь вше вжемя. Чав-чав.

  - Здесь? А кто должен мастеру Паскалю письмо отнести?! Кто, с рынка вернувшись, не отчитался? Кто будет Жану помогать? Кто постояльцам в комнаты заказы относит? Кто, я тебя спрашиваю, паршивец?!

  Паршивец еще и ноги поджал вместо того чтобы вырываться. И энергично жует. Оп! Проглотил.

  - Мадлен отчиталась - деньги у нее, я только корзину нес! Жан меня отпустил, сказал, что справится, пока я к мастеру с письмом сбегаю.

  Материнская длань разжалась. Приземлившийся Поль не стал дожидаться очевидного вопроса - сбегал ли? Ясно, что нет.

  - Почему Роже сегодня с утра такой хмурый, даже не здоровается? Что я ему сделал?!

  - Ты? Да ничего, мой мальчик. Вчера в зале был министр республики, а ему не сказали, вот и расстроился. Он всегда для таких гостей старается приготовить что-то особенное, выносит в зал сам, дарит...

  - А кто такой министр? Очень важный, да?

  - Министр? Как тебе сказать. Конечно, очень важный. Вчера был гражданин Талейран, министр иностранных дел, он всеми заграничными делами нашей страны управляет. Дипломатом называется. Жил здесь неподалеку, на улице Тебу, дом... Знаешь особняк, что в глубине, с флигелем на улицу? Раньше часто бывал, теперь реже заходит, на нем столько дел... Лучше меня в Париже никто кофе не сварит, бывало, так и говорил.

  - А сейчас?

  - А сейчас редко. Редко заходит.

  - Ты ему делаешь особенный кофе, как Роже?

  - Ну что ты, нет, конечно, как всем. Особенный, скажешь тоже. Я и не умею по-другому, особенный.

  - А как он выглядит, этот министр?

  - Обыкновенно. Обычный человек, только важный.

  - А как его заметить, я тоже хочу!

  - Да никак. Он один приходит. Кофе попьет и уйдет. Бывает, что Роже ему что-то сготовит - попробует, похвалит. Ты же знаешь, у Роже всегда очень вкусно. Обычно садится за дальний столик - в углу, спиной к стене. Раньше так сидел. Теперь по-разному, за любой столик, если его место занято.

  - А-а, так он там сидел, когда англичане над немцем насмехались!

  - Над каким это немцем?

  - Ну, над нашим, над постояльцем, над молодым. Тот, что - граф. Который с испанцами. А кто такой граф? Это больше барона? А почему у нас графов нет?

  - Потому что, сынок, у нас была революция и мы теперь все граждане республики. Граф или не граф - все равно гражданин. У нас основной закон страны - конституция, запрещает сословные разграничения. У нас правит народ. И мы с тобой граждане, у нас есть права.

  - А раньше?

  - А раньше прав не было. Если бы не революция, была бы я нищей бесправной прачкой, а ты и вовсе бы не родился. А без тебя бы и я умерла. Зачем мне жить без тебя, солнышко?

  - Ну мама! Ну не надо, отпусти. Я уже большой... Ну мама же!

  Фух, еле отбился. Вечно эти женщины со своими нежностями.

  - А потом? После революции?

  - После революции приняли конституцию и все стали равны, а закон защищал граждан страны. Но многим из дворян это не понравилось и они потихоньку стали готовить заговор. Хотели по-старому угнетать народ, чтобы были войны и голод. Тогда все права были у короля и у духовенства. Их было совсем мало, а народа много. Даже богатые встали с народом.

  - А кюре Трентиньян - духовенство? У нас не было прав, а у него - были, и мы их отобрали?

  - Нет, дурачок. У него тоже не было прав, совсем чуть-чуть. Права были у старших отцов церкви и у родственников короля. А наш кюре добрый, он тоже служит всему народу. Так сделал генерал Наполеон. Знаешь, гражданин Талейран был епископом в Отене. Он до сих пор духовное лицо.