Так прощался со своим другом потрясатель Вселенной, но не меньше его горевала Антигона, так и не познавшая сладость мести. Услышав о болезни хилиарха, она до последнего момента надеялась, что вслед за ним заболеет и Александр, но все было напрасно. Разрушитель Фив вновь благодаря случайности избег смерти. Ожидая пажа, танцовщица не знала, что Александр несколько изменил ритуал пира, приказав подать также одинаковые чаши и женам друзей. Впопыхах подмены, Антигона не обратила внимания на стоявшие на подносе чаши, а приставание Каллиника не позволили танцовщице разобраться с обманом.

Когда Антигоне стало ясно, что все её надежды напрасны, у неё произошел срыв. Распустив волосы, она разразилась такими рыданиями, каких не было в ее жизни со дня падения Фив. Громко и безудержно плакала молодая танцовщица кленя несправедливость, которую к ней проявили сестры Мойры. Горько получать от судьбы болезненную оплеуху, но вдвойне больно получать её при попытке реванша.

Из всей дворни Пердикки, только один человек в гинекее рискнул подойти к Антигоне, и этим человеком, как ни странно оказалась Атосса. Воспользовавшись горем своей соперницы, хитрая персиянка решила проявить сострадание, для улучшения отношения с ней.

Долго и старательно пыталась она утешала фиванку, говоря ей добрые слова, гладя её руки и обнимая её плечи, однако все было напрасно. Горе несчастной фиванки не имело границ и дворцовый врач дал ей сонную чашу. Сон быстро смерил взор Антигоны, и она забылась в объятьях Атоссы, проспав без сновидений целые сутки.

В это же время на другом конце города, в своем скромном доме, отдыхал Нефтех. Сумев предотвратить смерть Александра и тем самым избежать вечного забвения, он набирался сил. Смерть хилиарха открывала дорогу наверх, всем троим участникам тайного союза. Начиналась большая игра, сулившая всем им или баснословный выигрыш либо падение и смерть.

Вечером, в день похорон Гефестиона, заходящее солнце окрасило облака, город и реку густым пурпурно-кровавым цветом. Казалась, сама природа вместе с бессмертными богами предвещали вавилонянам многочисленные беды и невзгоды.

На открытой террасе дворца Навуходоносора, одиноко стояла фигура великого полководца. Овеваемый свежим ветром, он прощался со всем, что связывало его с умершим другом, и клялся, что отомстит врагам, отобравшим у него Гефестиона.

Мерно плывут корабли по бескрайним просторам седого старца Океана, охватившего своими солеными водами весь восток и запад людской Ойкумены. Тихо поскрипывают они своими высокими мачтами и просмоленными черными бортами в так движения волн. Гордо реют их разноцветные паруса, громко стучит барабан, заставляя гребцов в нужном ритме, вонзать свои крепкие весла в тело седого Океана.

Огромный флот, построенный по желанию потрясателя Вселенной Искандера Двурогого, два дня как покинул дельту Евфрата. Исполняя волю царя, доверху наполненная солдатами и матросами, эта парусная армада неторопливо двигалась на юго-восток.

Привлеченные столь большим количеством кораблей над ними носились стаи морских чаек, чьи пронзительные крики вызывали недовольство македонского монарха. Укрывшись от лучей жаркого солнца под полотняным тентом, Александр предавался невеселым размышлениям и воспоминаниям. Они усердно терзали его душу, едва только он ступил на палубу триеры и покинул Вавилон.

Потеряв Гефестиона, Александр жаждал мести, но её свершение откладывало аравийский поход, занимавший большое место в планах царя. По своей сути это была малая прелюдия к большому Западному походу, чья ценность для молодого полководца была превыше всего.

Кроме того, начало расследования причин смерти хилиарха, могло подтолкнуть заговорщиков к различным действиям. Так Антипатр, обуянный страхом наказания, не дожидаясь прихода Кратера с ветеранами, вполне мог поднять бунт в Македонии. Объединившись со знатными македонскими родами, иллирийцами и греками, он мог раздуть такое пламя мятежа, что реализация Западного похода моментально откладывалась в долгий ящик.

Именно эта проблема и заставила Александра, на следующий день после похорон, собрать у себя во дворце тайный совет. На него он пригласил только тех, кто доказал свою верность в тяжелые дни индийского похода и кто по мнению царя заслуживал полного доверия.

Таких людей оказалось всего двое, молодой Пердикка и сводный брат царя Птоломей Лаг. Только им одним доверил Александр то, что ему поведал египтянин Нефтех. Он также присутствовал на тайном совете, но только в качестве докладчика. По приказу царя он присутствовал при бальзамировании тела Гефестиона.

Почтительно склонив свою бритую голову, бывший жрец бога Тота стал рассказывать о результатах своего исполнения поручения Александра.

— Исполняя твое повеление, государь, я провел полный осмотр останков благородного Гефестиона. Используя свои скромные познания в медицине, я оценил состояние органов хилиарха, и все увиденное мною окончательно убедило меня в правильности моего прежнего вывода. Хилиарх Гефестион был отравлен медленным ядом известный как «вода Стикса».

Для последствий его воздействия характерны наличие множественных очагов темного цвета в сердце и печени, которые как раз и были у покойного. Кроме того, у хилиарха была сильно поражена внутренняя железа, что является третьим компонентом «треугольника Стикса».

Честно говоря, исследование тела Гефестиона мало, что дало. У его останков не было признаков отравления ядом. Вернее хилиарх не был отравлен быстрым ядом, столь излюбленным на Востоке, все остальное было лишь предположением египтянина, краем уха слышавшего о «воде Стикса».

Однако, говоря царю такие страшные вещи, Нефтех нисколько не боялся, что его слова будут подвергнуты сомнению. Во-первых, все действия его были тайными, Александр не рискнул доверить свои подозрения ещё одному человеку. Во-вторых, в Вавилоне не было эксперта по медленным ядам, и царь был вынужден верить египтянину на слово и, в-третьих, Нефтех говорил то, что Александр и сам хотел подспудно услышать.

Жрец замолчал, ожидая возможных вопросов, но они не последовали. Царь принял его трактовку причин смерти своего любимца. Прикрыв глаза на секунду, он погрузился в себя, переваривая услышанное, а затем кивком головы приказал египтянину продолжить доклад. Кроме исследования тела Гефестиона, ему был поручен опрос пажа принесшего царю и Гефестиону поднос с вином.

— Мальчик, что подавал вино к твоему столу, господин, рассказал много интересного. Так неся поднос из кухни в зал, в дворцовом переходе он случайно столкнулся с женщиной. От этого у него на подносе съехали чаши, и он их поправил. Паж не запомнил женщину, так как смотрел только на чаши, боясь пролить вино.

В этой части доклада, египтянин, что называется, ходил по лезвию бритвы. Он никак не мог признаться, что именно он передвинул чаши у пажа в дворцовом переходе. Александр бы сразу обвинил его в предвзятости, и тень сомнения легла бы на все сказанные им ранее слова, но тут Нефтеху улыбнулась удача. Второй паж рассказал ему про Антигону, и это давало египтянину простор для маневра. Захоти царь лично допросить пажей, и жрец бы с чистой совестью указал бы на мальчика несшего напитки к женскому столу, но этого не произошло.

— Значит, богини Мойры действительно хранят меня, не дав свершиться злому умыслу посредством этой женщины, — торжествующе произнес царь, — что-нибудь ещё?

— Да, государь. Мальчик также рассказал, что о чашах с вином, через несколько дней после пира его расспрашивал виночерпий Иолай. Тот честно рассказал виночерпию про столкновение в переходе и Иолай сильно накричал на него, сказав, что паж мог пролить драгоценное вино.