— А хорошо быть на твоей стороне! — усмехнулся Рихард.
— А у меня хорошая сторона! — в ответ усмехнулся Вершко.
Пан Войцемеж был настигнут Кудеяром в той зале, где он принимал беловежцев как гостей.
— Не трогай меня, воин! У меня четыре сына, они придут мстить за меня… Нет-нет, они не тронут тебя! Я заплачу тебе сто золотых! Тысячу! Я отдам за тебя замуж мою дочь, прекрасную паненку! Ты красивый, добрый, отличный парень!.. — Войцемеж споткнулся — ноги не держали от страха, упал и полз по полу. — Нет-нет, не надо ближе… не надо!!! Можно же договориться, как люди… Я не хотел, чтобы трогали твоего князя. Он мне как сын!! Прекрасный человек… Он спасся, я уверен!! Буду молиться за него!..
— Папочка!!! — раздался сзади с балкона тонкий девичий вскрик.
Кудеяр оглянулся и невольно замер, увидев пышные юбки, ангельское личико, кулачки, прижатые к тонкой шее…
Войцемеж достал тонкий изящный кинжал из дорогих инкрустированных каменьями ножен и стал тихо подниматься.
— Стой!
Кудеяр опустил взгляд на перекошенное лицо Горобея с усами торчком, что появился в дверях. Мимо Кудеярова лица ухнул, как филин ночью, пролетевший меч. Дахнул в твёрдое. Войцемеж всхлипнул, хрипнул, выронил кинжал и рухнул на спину с мечом, вбитым по середину клинка в грудь. Меч рассёк даже большой золотой крест с каменьями, что висел на груди пана. Паненка на балконе упала без чувств.
— Молодой ишшо! Зазевался на девку! — подходя ближе, определил Горобей. — Ничего, с возрастом это проходит.
Любомир долго скакать не мог, просто вываливался из седла. Его сопровождали и поддерживали Дивак и Янка. По дороге скинули с себя красочные балахоны, а на князя одели кольчугу. Свернули прятаться в лес. Было слышно, как настигает погоня. Дивак с конями поскакал вглубь леса, надеясь увести погоню за собой. Янко отвёл Любомира в сторонку и спрятал его и сам залёг в высокой траве.
Пролетели по дороге всадники — магистр со стражей. Промчались мимо старого сгорбленного деда, одетого в простую холстину, медленно бредущего с клюкой вдоль дороги. Посмотрели — следы на дороге кончились. Покружили, теряя время, разыскивая следы. Через некоторое время поехали обратно. Что было делать Янке? Любомир проговорил:
— Спасибо тебе, песняр… Янка. Уходи сам… «Речица, речица, ты волною грай, грай!» — устало откинул голову в траву.
— … Я лучше рискну пройтись по радуге! — ответил Янка храбро.
Любомир блаженно заулыбался.
Магистр Олаф если сказать «был зол», так ничего не сказать. Сквозь оглушённое сознание к нему пробивались видения его военного поражения, его унижения в глазах германской знати, его падения в иерархии рыцарства и последующего отнятия земель, уменьшение его доходов, бедность! Ускользающий русский князь… — чаша переполнена! Поход, начатый в полном, казалось, превосходстве, превратился в катастрофу. Старик, стоящий у дороги, неимоверно раздражал непонятно чем! Казалось, что в нём вся причина тупоголовой карусели, захватившей и поломавшей даже его холодный тщательный рассудок. Стражники приблизились к месту, где спрятались Любомир и Янка. Янка приготовился драться в последний раз.
Тут старик развернулся к магистру, вздел руки с деревянной клюкой к небу и возголосил:
— Небом и землёй проклинаю тебя, находник!!! Не будет тебе места ни на земле, ни на небе!!!
Магистр рванул коня напрямик к нему, всей громадной тяжестью сбил старика огромным своим чёрным конём, а хотел ещё иссечь мечом, но уже не доставал, поскольку старик лежал на земле. И всё кружил над ним и топтал, крича, распаляясь, не видя ничего вокруг… Стражники ломжицкие косо переглядывались между собой, видя бесноватого магистра и представляя, что с таким начальником можно запросто не сносить головы. Не столько искали, сколько кривились. «На стариков безоружных кидается — вовсе не человек!» Всадники кружили на дороге напротив схорона Любомира и Янки. Времени найти беглецов им не хватило.
Один из них вдруг вскрикнул и упал с торчащей из плеча стрелой. Остальные подоставали оружие. Бац! Ещё одного вынесло из седла. Магистр Олаф, настигая стражников, прогремел:
— В атаку! — стражники вяло поскакали навстречу подоспевшему небольшому отряду.
Вершислав и его товарищи продолжали стрелять, у них это неплохо получалось, ещё один неприятель упал. Все вместе: Вершислав, Брыва, Горобей, Кудеяр, Прытко, сакс Рихард и даже Торхельд, Смиргун и Никола (!), которые уже скинули скоморошьи наряды, были в кольчугах и с оружием, уже представляли, видимо, не смешное, а устрашающее зрелище. Польские стражи решили не связываться, отстали от магистра, и вовсе отъехали в сторону и скрылись в лесу. Они, наверно, не нашли причины, чтобы биться. Что-то не так было в панстве-воеводстве Ломжицком.
Магистр на громадном коне хоть и один, но грозно приближался горой брони и острой стали. Вершко поглядел на Брыву:
— Давай, Брыва, завали его…
— Добро старшой! Это по мне! — Брыва пошевелил бровями, перекинул из-за спины богатырское копьё и, заслонясь круглым щитом, пустил коня навстречу германцу.
Будто две горы столкнулись на дороге. Раздался мощный лязг и грохот. Шлем с синим конским хвостом улетел в высокую сухую траву у дороги. Магистр распростёрся в пыли, и, поднимаясь, бешенно озирался вокруг. Холодея внутри, обнаружил, что он с его стороны остался один. Левая рука, с которой был сдёрнут щит онемела, похоже, вывихнута. Он остановился в окружении десятка своих смертельных врагов. Он видел направленные на себя горящие ненавистью, осуждением и приговором взгляды. Всё гудело и плыло перед глазами. А цель и смысл его собственного пребывания в этих местах и на этой дороге, в этом безжалостном кольце стали ему вдруг совершенно непонятны…
А Брыва развернул коня, перехватил расщеплённое копьё и, подъехав сзади, тупым концом, как дубиной, стукнул магистра по темени, оглушил его в третий раз.
С поверженного магистра содрали доспехи, повязали. Приготовились казнить.
А тело Стрыйдовга подобрали для погребального костра.
Вышли из леса Любомир и Янка. Вернулся с конями Дивак. Все вместе погоревали над старым волхвом. Уронили слёзы в пожухлую траву.
Рихард подошёл к Вершко.
— Мы квиты, main russ kamrad…
— Прощай, Рихард, и прости за всё… Благодарим тебя все за помощь. Может когда свидимся… — Вершко крепко пожал ему руку. — А хочешь у нас оставайся. Будешь нам всем за доброго товарища…
— Меня ждёт моя родина… я ей задолжал, засиделся… в гостях. Никого в том не виню. Всё происходит, как должно произойти. Каждый должен выпить свою судьбу до дна… А ты Вэршислав… тобой могут гордиться. — Рихард улыбнулся. — буду помнить тебя… и ты меня вспомни… Прощайте!
И каждый в отряде пожал Рихарду руку. И тот всё так же в монашеской ризе с мечом на боку вскочил на коня. Откинув капюшон, он со смешанным чувством печали, стиснувшей почему-то его саксонское сердце, и одновременно с облегчением на душе двинулся домой, не торопясь и не оглядываясь.
Долго-долго, целых две седмицы до прибытия нового пана-наместника в Ломжу местные жители наблюдали жуткую картину рядом с дорогой из Ломжи на Вызну. Между верхушек двух придорожных полусогнутых берёз висело привязанное за ноги, чуть не порванное пополам, исклёванное падальщиками, без глаз и без лица, большое тело когда-то грозного германского магистра. И никто его не снимал.
А Срыйдовга отвезли на старинное капище в глубине Беловежской пущи. Сложили костёр в человечий рост. Собрались ученики волхва и простой народ. И когда огонь пылал горой и душа волхва уходила вверх — тучи снова разошлись окном, чтобы не мешать его душе, просинело небо и громыхнул вдалеке прощальный Перунов раскат.
В начале листопада* в харчевне на берегу Варяжского моря обсуждали новости. Слухи о битве в Англии и гибели знаменитого конунга норвежского Харальда Сурового взбудоражили весь свет. Кто не знал отчаянного забияку, свергателя императоров, самого страшного викинга, самого удачливого воина?! Его не стало! Он погиб в битве за обладание английской короной. Погиб в бою, как и хотел, как и было ему должно. Может только раньше, чем думал… А норманнскому королю Вильгельму повезло больше. Пришёл и перебил всех англичан, которых недобил Харальд. Конечно, может быть, как доказывали вильгельмовцы, был виноват западный ветер, что после такого жаркого лета дул беспрерывно и сильно со стороны островов и не пускал корабли нормандцев плыть с побережья через Ла-Манш. Но рыбаки и торговцы утверждали, что ходили в Англию в это время, только переменными курсами, приходилось лавировать. Можно было попасть в Англию, если захотеть. А Вильгельм не поплыл раньше, а задержался и предоставил возможность викингам и англичанам друг друга перебить. Выходило, что рассчёт Вильгельма победил храбрость Харальда. Вот и всё, нет больше безумно храбрых викингов, волков морей…
