— А что, может ему этот червоны плащ уже и оставить, всё равно весь продырявленый, хотя он и без плаща весь красный, как в плаще! Вообще же червонный плащ то и значит — «багрянец крови пролитой врагов!»

— Ну вот… не заминай мне в голове! — откликнулся Брыва добродушно. — видишь, человек не в себе. Надо было ТАМ помочь, а не ТУТ языком блевяскать*, такой умный!

— Я блевяскаю?! А что ты сам ему ТАМ не помог?! — хочу тебя спросить. — тоже без обиды парировал Горобей. — ты такой здоровый!

— Я был занят, разве тебе не понятно?

— А я, по-твоему, что — карасей разглядывал?

— Ты карасей шинковал, как капусту, я видел! По двадцать раз одного и того же всё тыркал, но зато быстро!

— А ты мог бы с такою своею силою и что-нибудь доброе уже сделать! Например, плотину от немцев, чтоб не лезли. Гляди, их больше, чем рыбы!

— Вот, что тебе скажешь?! — счастливо улыбался Брыва.

— Ничего не говори! Просто слушай! — так же в ответ посмеялся Горобей.

И Вершко улыбнулся, наконец, и потом сокрушённо махнул рукой:

— Это, наверно, с бати началось!

— Что началось?

— Да, кони мрут подо мной, как мухи!

— Жаль, конечно, коника, добрый был помощник. Вишь, тебя собой заслонил… Но не кручинься, братушка, твоё дело поправимое! Лишь бы на тебе мухи не жили, как кони!..

Полон нашли ещё дальше на три версты, в лесу — связанных, освободили. Небольшую охрану повязали без сопротивления. Селян привели ближе к месту побоища, где основная часть дружины отдыхала и перевязывала раны. Сказали селянам ждать, потому как, если самих дружинников побьют, то и селяне не спасутся. Пловда и Граник прискакали из разведки, сказали, что движется большой отряд немцев прямо сюда. Около тысячи конных. Будут быстрее, чем через час.

Любомир сидел в тени дерева с перевязанной правой рукой, лёгкая царапина над локтём, не до кости и рука шевелиться. Мечтательно поглядел в небо:

— «Речица, речица, ты волною грай, грай, речица, речица, хучей поспевай!»… Вот бы мир был! Сколько бы добрых дел можно было сделать!..

— А сейчас что делать будем? — спросил Вершко, лёжа на спине с травинкой в зубах.

— Всё идёт как задумано. — спокойно сказал Бранибор, сидя с прямой спиной, ноги сложены под себя. — Мы разбили три сотни. Потерь почти нет. Освободили полон. Опередили основные силы немцев. Сейчас надо только понять, как правильно сражаться дальше.

— Что-то не идёт мне ничего в голову, Бранибор. — сказал Любомир. Если уйти, селяне пропадут. Нельзя уходить. А нас неполные полторы сотни против тысячи. Ещё три десятка ранены, и все утомлены. Невозможно. Даже если мы поскачем отсюда сами, нас могут настигнуть по следам. У них могут быть кони свежее.

Угораздило нас на такую силищу немцев. Как раз после того, как большая часть нашего войска ушла. Даже если рыцарей там немного, скажем… сто, то всё равно — тысячу не раскидаешь.

Вершко прикидывал вслух:

— Какую можно сделать хитрость или отвлекающий манёвр. Или что??!

— Надо было бы броситься на них со всей мощью, напугать и повернуть в бегство… но только мощи у нас не хватает. — думал вслух Бранибор.

— А какую интересную песню пели бременцы! — заулыбался Любомир, — вроде про тебя и, сразу, про вашего отца — поучительную: «Не лезь на рожон, если не имеешь достаточно сил»… про спасение в реке…

Вершко поднял голову:

— Может, в самом деле наше спасение в реке — там столько ихних трупов валяется, может, этого и напугаются?!

— Надо обмануть, показать, что у нас достаточно сил… и напугать! — сказал Бранибор, — опасное, но единственное. Селян в дело! Быстро надо делать!!!

Любомир и Вершислав вскочили и хором:

— Что делать?!

Через почти час появилась голова вражеского отряда. Бранибор, отправивший всех раненых в задний ряд, перегораживал узкую лесную дорогу всей полуторной конной сотней, в десять плотных рядов. Вершислав с князем и стражей стоял сзади. Селяне, расставленные по всей ширине окружающего леса, должны были изображать спрятанное большое войско, выдавая его перешёптыванием и еле слышным бряцаньем оружия, подобранного у поверженных кнехтов. Русло реки было поперёк завалено свежесрубленными стволами деревьев, которые валили кнехтовскими мечами. Дерево рубить мечом — никудышнее дело, ну а приходиться. Навалили дерев вроде и немного, но они всё равно создавали труднопреодолимое препятствие. Впереди этого заслона по всей реке на треть поприща, наверное, по протяжению плавали все три сотни погибших немцев — жуткое зрелище. С другой стороны дороги деревья были подрублены, и приготовлены к повалу, если бы немцы атаковали. Засека значительно затруднила бы продвижение вражеской конницы, а кого-то из них просто передавила бы.

Немцы, завидев заслон издалека, пришли в движение. Пока они быстро соображали, что это значит и что с этим делать, им навстречу от руссов отделилась группа из четырёх всадников. Группа скоро, но не торопливо приближалась.

Во главе немецкой конницы двигался великого роста надменный рыцарь, магистр Олаф. Рядом с ним — старый вояка с выставленным подбородком, который наблюдал за бесчинством в Древляне. Немецкие находники уже успели втянуться по дороге откуда хорошо просматривалось усыпанное трупами наёмников-пикейщиков русло реки и дорога, местами обильно пропитанная кровью. Магистр брезгливо сморщился, смотрел внимательно, но не мог различить трупов врага. Магистр ощущал присутствие кого-то в окружающем лесу. То ли переговариваются, то ли оружие позвякивает, причём во многих местах, со всех сторон. Подумал: «Свиньи славянские спрятались в лесу, не могут даже замаскироваться, как следует». Тем не менее — невыгодный поворот дела. Нужны были ответы. Он остановил войско и тронул коня быстрей, навстречу приближавшимся послам русов. За ним так же привычно поскакал старый вояка Берг с выставленным подбородком и ещё двое таких же подручных рыцарей.

Съехались на расстояние копья. За Магистром — трое рыцарей в сплошных доспехах с тяжёлым оружием. За Бранибором — Брыва и ещё два похожих богатыря из отборной сотни, все в добротной средней броне, все очень хорошо вооружённые. Доспехи разные, оружие разное, люди разные.

Бранибор с выражением на лице, которое подошло бы монолитной железной горе, произнёс:

— Уходи, или погибнут все!

— Все твои?

— И все твои.

— Боишься?

— Не вижу смысла.

— Хочешь испугать меня этой сотней?

— У меня в лесу много людей.

— Сотня дешёвых рабов?

— Не только. Но, если ты пришёл ради своей смерти, можешь начинать.

Богатыри развернулись к магистру спиной и неспеша поехали к своим.

Немцы простояли полчаса, взвесили все за и против. И ушли. Не ради смерти пришли, видно. Выгоду искали.

Славяне сдерживали ликование. Провожали громадное вражеское войско победным молчанием. Выждали часа два. Разведчики убедились, что немцы не подстроили новые козни. Походным шагом понесли кони маленькое войско домой. В Белую Вежу. Копья держали по-удалому — навесу, остриями вверх. И селяне спасённые потянулись за войском.

А Вершку дали нового коня. Каурого. Из под Звенибожа. Самому Звенибожу каурый ныне стал не потребен… Пика угодила ему прямо под сердце, на всём скаку. Он от князя пику отвернул, и свою первую отбил, а свою вторую пропустил. Первая-то целила ему в лицо, он её щитом поднял, а вторая-то как раз под щит и поднырнула. Ныне везут его самого между сёдел в плащах, с краю от дружины. А душа его улетела на быстром крылатом скакуне прямо к Перуну. Все видели.

— Повезло нам, братцы! — Громко говорил Брыва, обращаясь ко всем и ни к кому в отдельности.

— Это не «повезло»… — поддразнил Горобей.

— Опять начинаешь?

— А что же теперь, терпеть, как ты врёшь?

— А что же это я успел соврать?

— Ты сказал, что «нам повезло»!

— Ну а как это называется, умник наш? Когда, судя по-всему, нам ухмылялась Мара Кривая, а вдруг, дивным образом, мы не только живы остались, а и напугали врага, большего по силе раз в десять! Конечно это удача великая, почти чудо! Можно смело сказать, что «нам повезло»!