— Не сильно отощали, — ухмыльнулся ятвяг и кивнул на Брыву. — да и накормим мы вас, мирных торговцев. Свой воинский харч поделим, да косулю мои ребята только-то подстрелили — на всех хватит. Ну! Не обижайте, пошли в шатёр! Я давненько с беловежцами не говаривал. Тем более самого Любомира люди. Торговые…
«Видно, заподозрил что-то» — подумал Вершко, идя со всеми вместе за ятвягом. — «Экий ты прилипчивый!.. потеряем времечко, венецьянец уйдёт неведомо куда…»
— Самого-то как тебя величать, воевода?
— А так просто и зовите: «воевода Струв».
Дошли до шатра. У них приняли коней. Посадили за походный низенький стол. Ятвяг-воевода уселся гордо. На стол поставили мясо холодное, ломтями нарезанное, лепёшки хлебные душистые, огороднину, сыр козий. Налили всем квасу в деревянные походные чаши. Воины ятвяжские костёр разожгли, да косулю над огнём примостили целиком. Струв чего-то вопрошает, посмеивается. Беловежцы отвечают неохотно.
Неуютно Вершиславу. Крутится Прытко, глазами зыркает по сторонам. Брыва нахмуренный. Горобей прищуренный. Кудеяр тоже ятвяжских воинов пересчитывал, полсотни насчитал. Что за сторожевой разъезд у ятвягов такой большой, непонятно.
— Нам, господарь-воевода, некогда говаривать, прости. Надобно за седмицу объехать все торги до города Зверина. Да вернуться князю обещали быстро.
— На торге — купец-молодец, а на дороге лесной — воитель-хранитель. Я вас ребята от беды берегу…
— Что же за беда?
— Да вы сами и беда!
— Что-то не ласков ты, воевода…
— Как же вас обласкать? Вы сами кого хошь обласкаете. Сами вон какие матёрые, мешки оружием набиты: «Мы торговцы» — передразнил ятвяг. Торговцев-то когда видали последний раз? Поди, когда грабили?
Разговор принимал странный и неприятный поворот. Оружие и кони уже у ятвягов, а с другой стороны — угрозы не слышно…
— А как же грамотка княжья — говорил «верю»!
— Грамотка, ребята, не сам князь, её и подделать можно. Но вы-то ребята удалые, сразу видать. Пошто ссориться?…
— … И что же нам теперь делать?
— Вы, ребята, подкрепитесь, ешьте-пейте… подождём… всё и прояснеет. — добродушно так советует воевода Струв.
— Что прояснеет-то?
— Всё, ребята прояснеет! — усмехается ятвяг, как ни в чём не бывало, и капустой квашенной мелкоструганной смачно хрустит.
— И долго ли ждать, воевода?
— Это я, ребята, ещё не знаю… от вас зависит…
— Ты нас никак в плен взял?
— Как можно! Вы люди свободные. Торговые!.. Не за что вас держать.
— Ну тогда спасибо тебе за хлеб за соль! Мы тогда поедем своею дорогой!
— Как же вы ребята поедете без мешков-то своих?
— Так ты нам их верни назад!
— Не могу, ребята! И рад бы, да не могу!
— Так почему же?
— Пока не знаю!
— Ну, как не знаешь-то??
— Вот вы капусточки попробуйте! Отличная получилась, хрустящая. Или вот рёбрышко свиное копчёное. А? Вкуснотища! Хмельного, пробачте*, не держу — служба…
И так мурыжил их пока солнце не село. Накормил, что правда, то правда. Да только от такого гостеприимства кусок не очень-то в горло лезет. И непонятно Вершиславу, что это за холера. Что так привязался этот Струв?!
Так и ночь подошла. Воевода распорядился их спать положить. Вершко с друзьями шепчутся, не знают, что и думать.
Решили за полночь убежать. Вполглаза спали, больше притворялись. Луна светила, как нарочно, — не спрятаться в темноте. Наконец, когда лагерь ятвяжский уже совсем успокоился, Вершко кивнул своим, что пора. Неслышно, ни травинкой не шурша, хоронясь в тени шатров, сами как тени лесные покрались ближе к коням. Прытко с Кудеяром утащили мешки и сумы с оружием из запримеченного шатра. «Что-то гладко черезчур…» — подумал Вершко.
— Уйти собрался… ни благодарствия тебе, ни прощания… — раздался голос с укоризной и сокрушённый вздох за спиной. — Чему только молодых учат!
С мечом наголо из-за шатра вышел воевода Струв.
— Давай только мы с тобой будем биться! — Струв указал на Вершко. — а то если все начнём, разведём тут кровищи… А с чего бы? Верно?!
— А за что будем биться? — сердито спросил Вершко.
— Да просто так! Ты же меч держать умеешь?! Или всё торговцем будешь притворяться?
— И до чего будем биться? — так же сердито продолжал Вершко.
— Известно до чего, до смерти! Чего мелочиться? Да нам ведь с тобой не привыкать! Верно?
— Если я тебя убью — твои кинуться на нас!
— Не-е, зачем… Они ещё порадуются! — некому будет их равнять да строить. По домам спать пойдут.
Шуткует воевода. Вершко и его друзья уже заметили, что все ятвяги тоже здесь! Из лесной тени вышли. На расстоянии по кругу поджидают. А что делать?
— Будь по-твоему! — сказал Вершко. Выхватил свой меч из ножен и уже без всяких сомнений бросился на ятвяга.
И сцепились-закружились, зазвенели, заскрежетали часто скрещенными клинками. За каждым мигом в этой схватке, казалось, последует чья-то погибель. В лунном холодном свете и в отблесках слабого костра блестела сталь. Быстро, быстро пролетели миг за мигом, никто толком и не уследил, как извернулись в жарком бою, что сделали сии воины. Но вдруг замерли оба грудь в грудь.
Вершко левою рукой схватил ятвяга за десницу, сжимавшую меч, у запястья. А лезвие ятвяжское прислонено к шее Вершислава оказалось. И тверда рука у ятвяга, не особо отодвинешь. А правая рука у Вершко тоже меч прижимает к горлу ятвяга, а тот руку Вершкову так же крепко держит своей левой. И как бы в зеркале кривом отражаются, стоят, дрожат от натуги, того и гляди обе головы покатятся по траве. Руки у Вершко и у ятвяга друг с другом перевиты, мечи у них перекрещены, друг другу жизни отнять готовы. «Эх! — подумали Вершковы друзья, — не ушли без крови… Сейчас то без крови никак не разойтись! И помочь никак нельзя!»
И ятвяги сзади с мечами да со стрелами.
Вершко и Струв взглядом друг друга буравят, в ком силы больше не поймут. Ох, как опасно!
Тут Вершко ятвягу и говорит:
— Я тебя убивать не хочу!.. Миром хочу разойтись…
— А чего вдруг? — спрашивает ятвяг.
— Ты мне зла большого не сделал, чтоб убить.
— Значит ты добр?
— Я не зол… да и не за что…
— Так ты, выходит, справедлив? — ятвяг сощурил глаза.
Так и стоят оба с мечами у горла.
— Не дурак просто. — заметив многозначность вопроса, отвечал Вершко.
— Может ты ещё и милосерд? — начал чему-то еле заметно хитро улыбаться ятвяг.
— Может, и милосерд, только не моё это дело — милосердствовать.
— А чиё же это дело? — не унимался, пристал с расспросами ятвяг, а сам-то руки не ослабляет.
— Княжье это дело.
— Выходит, ты не князь?
— Нет.
— А кто?
— … Старшина княжий.
— Вот и прояснело! А ныне, значит, кметь* секретный… И не хочешь в князи?
— Тебе то что?.. Не хочу!
— Смотрю, честен ли ты? Все хо̀чут в князи!
— Чин — по заслугам!.. Кому что да̀дено — не в лѐсе найдено!
— Ишь ты каков! Брав да честен, да никому не известен… А ты врёшь, что не хочешь, тебе и верить нельзя!
— Я не вру!
— Врёшь!
— Нет!
— Теперь не врёшь? Правду баешь?
— Правду!
— Ну, тогда, коли честен, убирай меч первым! Миром разойдёмся…
Вершко, глядя ятвягу в очи, видел, будто ятвяг чему-то внутренне смеётся, но понять не мог чему. Старше он, этот ятвяг. Мудрее. Странные речи. Что у него на уме? Угрозы, вроде, не слышно… А меч к горлу прижат.
— Трусишь? — спрашивает ятвяг.
— Я не трушу.
— Ну и не трусь! — прищурился ятвяг, едва незаметно ухмыльнулся и стал помалу ослаблять свои руки. Вершко осторожно вместе с ним руки убрал. Какое-то очарование нашло на Вершко от этого ятвяга… пока тут, глаза в глаза через мечи глядели. Не враг он… показалось?
Ятвяг плавно высвободил меч, блестя очами, разворачиваясь в пол-оборота. Вершко отступил на два шага. Поглядев друг на друга, воины вложили мечи в ножны. Вершковы друзья даже спины распрямили. Распрямили, да не очень…