– Напротив, любезный друг, вы понимаете, что этот бриллиант составлял последнюю нашу надежду; с ним я мог отыграть седла и лошадей и выиграть денег на дорогу.
– Атос, вы приводите меня в ужас.
– Так я сказал своему партнёру о вашем бриллианте, который он тоже заметил. Зачем же, любезный друг, вы носите на руке вещь, блестящую как звезда, и хотите, чтобы на нее не обращали внимания? Это невозможно.
– Оканчивайте, оканчивайте, вы убьете меня своим хладнокровием.
– Мы разделили бриллиант на десять частей, в сто пистолей каждая.
– Вы смеетесь надо мной и испытывайте меня, сказал д’Артаньян, начав сердиться.
– Нет, я вовсе не шучу; посмотрел бы я, что бы вы сделали на моем месте: две недели я не видал человеческого лица и беседовал с одними бутылками.
– Это не причина, чтобы проиграть мой бриллиант, сказал д’Артаньян, судорожно сжимая руку.
– Выслушайте до конца; десять кушей по сто пистолей были назначены на десять раз; в тринадцать игор я проиграл все тринадцать ударов, – это число всегда было роковым для меня – тринадцатого июля…
– Черт возьми, сказал д’Артаньян, вставая из-за стола; слушая эту историю, он совсем забыл о вчерашней.
– Имейте терпение, сказал Атос, – у меня был план. Англичанин был оригинал: я видел, что утром он разговаривал с Гримо, и Гримо сообщил мне, что он прёдлагал ему поступить к нему в услужение. Мы стали играть на бедного Гримо, разделив его на десять кушей.
– Вот так игра! сказал д’Артаньян, невольно захохотав.
– Игра на Гримо, слышите ли? и на десять частей Гримо, который весь не стоит червонца, и отыграл бриллиант. Пусть говорят после этого, что настойчивость не добродетель.
– Право, это смешно, сказал утешенный д’Артаньян, помирая со смеху.
– Разумеется, как я увидел, что мне везет, то принялся опять играть на бриллиант.
– Ах, черт возьми, сказал д’Артаньян, нахмурившись.
– Я отыграл ваше седло, вашу лошадь, потом мое седло, мою лошадь, потом опять все проиграл. Потом я опять отыграл ваше седло и мое и остановился. Вот в каком положении наши дела.
Д’Артаньян вздохнул свободно, как будто у него гора свалилась с плеч.
– Наконец бриллиант мой цел? спросил робко д’Артаньян.
– И неприкосновенен, мой друг, да еще уцелели седла вашей лошади и моей.
– Что же мы будем делать с седлами без лошадей?
– А вот что я придумал.
– Атос, я боюсь ваших затей.
– Послушайте, д’Артаньян, вы давно не играли?
– Да, и не намерен.
– Не зарекайтесь. Я говорю, что если вы давно не играли, то вам повезет.
– Ну, так, что же?
– А вот что! Англичанин и его товарищ еще здесь. Я заметил, что ему очень жаль было отдать седла, а вам хочется иметь свою лошадь. Я на вашем месте поставил бы седло против лошади.
– Да он не станет играть на одно седло против лошади.
– Так поставьте два; я не такой эгоист как вы.
– Вы бы сделали это на моем месте? сказал д’Артаньян в нерешимости. Доверие Атоса невольно располагало его к игре.
– Честное слово, сделал бы.
– Дело в том, что мне очень хотелось бы сохранить по крайней мере седла, когда лошади проиграны.
– Так играйте на свой бриллиант.
– Нет, ни за что в свете.
– Я предложил бы вам сыграть на Планше, но как мы на него уж играли, то англичанин пожалуй не захочет больше.
– А я решительно желал бы, любезный Атос, лучше ничем не рисковать.
– Жаль, сказал хладнокровно Атос; у англичанина пропасть денег. Да поиграйте, бросьте кости хоть один раз, ведь это не долго.
– А если я проиграю?
– Выиграете.
– А если проиграю?
– Так что же? отдадите седла.
– Согласен, на один раз.
Атос пошел искать англичанина и нашел его в конюшне. Он рассматривал седла завистливыми глазами. Случай был удобный; Атос предложил ему условия игры: два седла против одной лошади, или ста пистолей. Англичанин тотчас рассчитал, что два седла стоили трех сот пистолей и принял предложение.
Д’Артаньян дрожащею рукой бросил кости: вышло три очка.
Атос испугался его бледности и сказал англичанину:
– Какое ему несчастие, товарищ! ваши лошади будут с седлами.
Торжествующий англичанин не покатил даже кости, а просто бросил их на стол, не смотря на них; так он был уверен в выигрыше. Д’Артаньян отвернулся, чтобы скрыть свою печаль.
– Смотрите, смотрите, сказал Атос спокойным голосом; – вот редкий случай игры в кости! я видел его только четыре раза в жизни: два очка!
Англичанин взглянул и удивился, д’Артаньян взглянул и обрадовался.
– Да, продолжал Атос, – только четыре раза: раз у Креки, другой у меня в деревне, в моем замке… (когда у меня был замок), третий раз у де-Тревиля. Наконец, четвертый в трактире, где он выпал на мою долю и через него я проиграл сто луидоров и ужин.
– Хорошо, вы возьмете свою лошадь? спросил англичанин.
– Без сомнения, отвечал д’Артаньян.
– И не дадите мне отыграться?
– Вспомните, что у нас не было условия отыгрываться.
– Правда, лошадь будет передана вашему слуге.
– Позвольте, сказал Атос англичанину; – позвольте мне сказать по секрету два слова моему другу.
– Извольте.
Атос отвел в сторону д’Артаньяна.
– Ну, что тебе нужно, искуситель? сказал ему д’Артаньян; – ты верно хочешь, чтобы я играл еще?
– Нет, я хочу, что вы подумали.
– О чем?
– Вы возьмете свою лошадь?
– Да.
– Напрасно, я бы лучше взял сто пистолей; ведь вы ставили два седла против лошади или ста пистолей, по выбору.
– Да.
– Я взял бы сто пистолей.
– А я беру лошадь.
– Повторяю, что вы делаете дурно; что мы будем делать двое с одною лошадью? я не могу сесть за вами, как это сделали сыновья Аймона, потерявшие брата; а вы не захотите унизить меня, поехавши шагом рядом со мной на таком великолепном скакуне. Что касается до меня, я бы взял деньги не задумавшись ни на минуту: они нам нужны для возвращения в Париж.
– А мне все-таки хочется взять лошадь, Атос.
– Напрасно, мой друг; лошадь может споткнуться и испортить себе ногу, может есть из яслей, из которых ела большая лошадь, и заразиться и тогда лошадь или сто пистолей погибли; да кроме того, хозяин должен кормить свою лошадь тогда как сто пистолей кормят своего хозяина.
– А как же мы возвратимся?
– На лошадях наших лакеев; по наружности нашей всякий узнает, что мы порядочные люди.
– Хороши мы будем на этих клячах, тогда как Портос и Арамис будут рисоваться на своих конях!
– Арамис! Портос! сказал Атос и засмеялся.
Д’Артаньян не понимал причины этого смеха и потому спросил:
– Что такое?
– Ничего, ничего, продолжайте, сказал Атос.
– Так по вашему мнению…
– Нужно взять сто пистолей, д’Артаньян, с ними мы отлично проживем до конца месяца; мы перенесли много трудов и потому не худо было бы немножко отдохнуть.
– Отдохнуть, мне? нет, Атос, я сейчас же отправляюсь в Париж отыскивать мою несчастную женщину.
– Хорошо, так неужели вы думаете, что лошадь будет вам при этом полезнее луидоров? возьмите сто пистолей, мой друг, возьмите.
Д’Артаньяну нужно было только представить убедительную причину, чтобы он согласился. А эта причина показалась ему вполне убедительною. Впрочем не соглашаясь так долго с Атосом, он уже боялся показаться ему эгоистом и потому уступил и взял сто пистолей, которые англичанин тотчас же отсчитал ему.
После этого они думали только об отъезде. Они взяли лошадей Планше и Гримо, а слуги их пошли пешком, неся седла на головах.
Как ни плохи были лошади наших друзей, но все-таки скоро опередили пеших слуг и прибыли в Кревкёр. Издали они заметили Арамиса, меланхолически облокотившегося на окно и смотревшего в даль.
– Эй, Арамис, что вы там делаете? закричали друзья.
– А, это вы! отвечал он; – размышлял о том, с какою быстротой исчезают блага этого мира, а моя английская лошадь, удалявшаяся постепенно и исчезнувшая в облаке пыли, служила живым изображением непрочности всего земного. Вся наша жизнь заключается в трех словах: было, есть, будет.