— Очень хорошо! — обрадовался Алитет. — Только ты не приставай к стойбищу Энмакай. Ты приставай к ущелью Птичий Клюв. Там никто не живет и никто не увидит. Я летом буду тебя там ждать.

Вельбот шел плавно, лавируя между льдинами. Наступило уже утро, кое-где солнечные лучи пробивали туман. Алитету хотелось поскорее посмотреть на очертания берега. Компас — хорошо, а все-таки не мешает посмотреть и на горы.

— Стой, стой! — вдруг сильным шепотом остановил Алитет гребцов. Смотри, смотри, Чарли, морж лежит на льдине!

Мистер Томсон вскинул бинокль и, повернувшись к Алитету, сказал:

— Большой морж! Огромные бивни! Я хочу, Алитет, взять на память его череп вместе с бивнями. Надо убить его.

— Это хищный морж. Когда он был детенышем и плавал на спине самки, наверное, ее убили, а он остался один. Такой морж разгоняет от берега нерпу. Сейчас мы его убьем.

Вельбот тихо подплывал к спящему моржу. У охотников горели глаза. Туматуге положил свое весло, взял ружье и полез на нос вельбота. Алитет приготовил гарпун и воздушный пузырь.

Бэн, затаив дыхание, следил за моржом. У Бэна блестели глаза. Он впервые будет смотреть на моржовую охоту. Но Бэн уже знает, что наповал нельзя убивать моржа: соскользнет со льдины и утонет. Надо сначала ранить его, загарпунить, а потом уже убить в голову. Наверное, сейчас Туматуге начнет стрелять в ласты или в шею. Мальчик сгорал от любопытства.

Весла бесшумно двигали вельбот. Лишь слышно было, как с весел падали в море капли.

Раздался выстрел. Морж поднял свои огромные бивни, мотнул головой, и не успел Алитет метнуть в него гарпун, как в один миг зверь свалился в море.

С напряжением все смотрели по сторонам, чтобы подсказать стрелку, в какой стороне вынырнет морж. Он долго не показывался на поверхность воды.

И вдруг — страшный удар по дну вельбота. Три доски вылетели за борт, в вельботе показались на мгновение бивни. В пробоину хлынула вода. Люди закричали, спешно затыкая пробоину своими кухлянками. В это время вдоль борта показалась голова моржа. Морж брызгал кровью и рычал, закрыв глаза. Он опустил бивни на борт, словно взбираясь на льдину. Туматуге выстрелил в упор, и в тот же миг под тяжестью огромной туши вельбот перевернулся.

Мистер Томсон, фыркая, как морж, плыл к ближайшей льдине. Он быстро достиг ее и, ломая ногти, вылез на лед, без очков, бледный, с него ручьями стекала вода.

— Боже мой! — проговорил он вслух. — Бэн, Бэн!

— Чарли! — услышал он крик.

Томсон вздрогнул и напряженно посмотрел в сторону, где затонул вельбот.

На поверхности воды, словно поплавок, торчала голова Алитета. Он крепко держался за воздушный пузырь и будто стоял по шею в воде.

— Алитет! Плыви к льдине! Работай рукой, как веслом! — крикнул Чарли.

Алитет послушно замахал рукой и вскоре пристал к другой ближайшей льдине. Взобравшись на нее, он быстро стал раздеваться.

— Чарли! Снимай одежду, стряхни воду. Не стряхнешь — худо будет! — кричал Алитет.

Мистер Томсон стоял, стуча зубами, и только повторял:

— Боже мой, боже мой!

— Матерчатые рубашки сбрось, они долго не сохнут! — кричал Алитет. Он стоял уже голый на торбазах и изо всей силы встряхивал свои меховые одежды.

— Боже мой! Сундук пошел на дно и Бэн погиб! — проговорил мистер Томсон.

А льдины медленно расходились в разные стороны. Алитет натянул на руку кухлянку и хотел воспользоваться ею, как парусом, но ветра не было. Морские течения разносили плавающие льды.

Недалеко от льдины плыл бочонок с пресной водой. Он плыл быстрее льдины.

Алитет заметил его и крикнул:

— Чарли, смотри, бочонок с водой! Следи за ним!

Бочонок проплыл совсем близко.

Проплыли мешки с пушниной.

Сквозь влажный белый туман с трудом пробивались лучи солнца, и к полудню мистер Томсон потерял Алитета из виду.

От сырой одежды охватил озноб. Томсон принялся шагать по льдине. К вечеру его бросило в жар. Мучила жажда. Он взял кусок льда, положил в рот, но сейчас же выплюнул: противный сладко-соленый вкус вызывал тошноту. Обессиленный, Томсон прилег на торос, приложив кусок льда ко лбу.

Лось не выходил из ревкома. С костылем он передвигался от кровати к столу и от стола к кровати. Досадно быть прикованным к дому, но что же делать?

С тех пор как они вернулись на берег из-под обрыва вместе с Яраком и Айе, Мэри была зачислена сторожихой в ревком. Она навела в помещении порядок и старательно поддерживала его.

Мэри приходила в ревком утром и уходила поздно вечером. Работы было немного, и время уходило главным образом на изучение русского языка и грамоты.

Лишенный возможности отлучаться из дому, Лось с удовольствием взял на себя обязанности ее учителя. Обычно Лось лежал на кровати, а Мэри, присев на кол, застланный оленьими шкурами, раскладывала на скамейке бумагу и старательно выводила крючки-буквы, из которых будто бы состоит разговор человека. Она словно вышивала на этой бумаге, как на коже оленьими ворсинками.

— Очень хорошо, Мэри! — хвалил Лось. — Если и дальше так пойдет, мы скоро освоим эту премудрость. А может быть, надоело тебе, Мэри, учиться?

— Нет, нет! Это очень интересно, — живо возражала она.

— Мэри! Отец твой никогда не пробовал учить тебя грамоте?

— Нет. Он говорил, что грамота нужна только белым людям. А я ведь только наполовину белая.

И странным казалось это Лосю. Помолчав немного, он сказал:

— Да, но ты же дочь его?

Мэри промолчала.

— Наверное, в это лето отец твой уедет совсем в Америку.

— Пусть, — равнодушно ответила Мэри.

— А ты не хотела бы с ним вместе поехать?

— Нет. Я никуда не поеду от Ярака. У нас будет маленький ребенок. Мы будем жить здесь. Пусть Чарли уезжает.

Она встала и прошла в своих мягких вышитых торбазах к камбузу. Длинные черные косы качались на ее спине. Ситцевое платье облегало ее талию. Лось посмотрел ей вслед и вспомнил свою Наташу. Ему представилось, что она уже здесь и хозяйничает не Мэри, а Наташа. Наверное, она приедет с первым пароходом… Не узнает, пожалуй, с такой бородищей…

Лось задумался, теребя свою бороду.

«Придет пароход, люди будут шарахаться от меня», — подумал он.

— Мэри, дай мне, пожалуйста, зеркало.

Лось посмотрел на себя и попросил ножницы. Он решительно отхватил бороду, бросил на пол.

Изумленная Мэри стояла с полуоткрытым ртом.

— Лось!.. Ты что делаешь? — испуганно прошептала она.

Лось улыбнулся, лукаво кивнул Мэри и взял бритву и мыло.

— Ты хочешь лицо сделать чистым? — спросила Мэри.

— Да.

— Я умею это делать. Меня Чарли заставлял. Хочешь, я это сделаю?

И Мэри побрила его.

Лось обтерся одеколоном, взглянул на себя в зеркало, рассмеялся и спросил:

— Ну как, Мэри?

— Лось, да ты мальчиком стал. И совсем ты не страшный теперь. Люди перестанут тебя бояться. — И Мэри громко и звонко расхохоталась.

— А мне, Мэри, и не нужно, чтобы меня люди боялись. Вот десны и ноги пухнут — это нехорошо. Движения мало. Боюсь, не заболеть бы цингой.

— Лось, я слышала разговор от людей о твоих ногах. Утром люди говорили. Если опухоль появится, надо есть сырое тюленье мясо, — сказала Мэри.

В комнату вошел старик Ильич, бывший Умкатаген.

— Где Лось? — спросил он Мэри.

— Вон сидит, — показала она.

Старик посмотрел на Лося, потом опять повернулся к Мэри и нравоучительно сказал:

— Я не так молод, чтобы заводить со мной шутки. Я пришел по важному делу. Если тебе по молодости требуется шутить, поищи, Мэри, другого человека, помоложе.

— Ильич, я тебе правду говорю, я совсем не шучу, — смутившись, сказала Мэри.

Лось, приняв серьезный вид, сказал:

— Мэри правду говорит, Ильич. Вот я и есть Лось. Ты меня не узнал, потому что я бороду состриг.

Старик внимательно посмотрел на него.

— А пожалуй, и вправду ты — Лось, — обрадованно проговорил Ильич.