В полог просунулась голова жены Туматуге.

— Ты пришла? — приветствовала ее Наргинаут.

— Да, — ответила женщина. — У нас вышел весь жир. Туматуге лежит больной, а в яранге холодно.

— Отец, надо призвать духов-исцелителей. Надо помочь Туматуге. Он лучший охотник, — сказал Алитет, глядя на жену Туматуге и подчеркивая заботу о нем, но шаман сидя спал. — Наргинаут, дай ей кусок. Пусть засветит жирник и шьет торбаза и туфли. Придет вторая луна, я поеду к оленеводам и к американу, — сказал Алитет, придвигаясь вместе со шкурой опять к чашке горячего чая. — Только хорошие туфли шей. Сам американ будет носить их.

Женщина в знак согласия замотала головой и скрылась вслед за Наргинаут.

Шаман Корауге пробудился и придвинулся к столику.

— Сколько людей кормлю я! — воскликнул Алитет.

— Много, — хриплым голосом подтвердил Корауге; он протер оленьей шкурой глаза и стал шумно прихлебывать чай. — Ты, Алитет, слишком щедро помогаешь всем. Запасы надо беречь. На побережье нехватка мяса, запасы большую силу имеют. Особливо в голодное время.

Вдруг налетел шквал, и яранга Алитета пошатнулась. Все насторожились.

— Очень сильный, большой ветер. Надо просить духов остановить его. Шаман посмотрел на бубен. — Пусть людишки пойдут на охоту. Они жадны от безделья. Запасы твои сожрут.

Вошла Наргинаут.

— Ты понемножку им давай, — распорядился Алитет. — Пусть чаще просят. Так я думаю. Так мне и Чарли говорил. А Ваамчо — больше ни куска. Пусть образумится. Теперь, если и захочет отдать собаку, не возьму. Безумный! И зачем ему одна хорошая собака? Она лишь мучается среди дрянных его собачонок.

— Сорок три собаки у тебя, Алитет. Зачем тебе собака Ваамчо? У него совсем их мало, — сказала сочувственно Наргинаут и испугалась.

— Что слышат мои уши? — прошипел шаман. — Или ты каюром стала, что разговариваешь о собаках? Или язык твой научился болтать о мужских делах?

— Корма много нужно для собак, — тихо проговорила Наргинаут.

— Корм — не твоих рук забота. Ты забыла, что Алитет убил кита? Все равно мясо идет на сторону. Или тебе надоело кормить моих собак? А? оскалив зубы, спросил Алитет. — Любая женщина с завистью смотрит на обилие твоей работы. Скажи, отец, если ум твой согласен, правильный разговор веду я или нет?

— Ты сын Корауге. Ты всегда ведешь правильный разговор.

Довольный похвалой, Алитет улыбнулся. Он провел пальцами по мускулам руки и вдруг неожиданно спросил отца:

— А почему мне не взять еще одну жену?

— Нельзя брать вторую жену тому, кто и одну не может снабдить едой. Ты можешь кормить много жен и всех их детей. Ведь ты не слабый человек. Ты кормишь четыре упряжки собак! — гордо сказал шаман, потрясая костлявой рукой.

Алитет торжествующе посмотрел на жену.

— А? Наргинаут? Понятный разговор?

— Твой ум, — покорно ответила она.

— Ты стала неповоротливой от старости. Ты не успеваешь смотреть за хозяйством.

И долго говорил Алитет с отцом об умножении богатства своего, о покупке большого стада оленей, о торговле с кочевниками и американами.

К ночи, когда все собрались спать, шаман взял бубен. Раскатистые звуки бубна зарокотали, зазвенели. Медленно затихал ветер. Шаман речитативом пел:

Мои людишки много дней не выходили из яранг…

Моим людишкам надо идти за тюленем…

Алитет устал помогать им…

Ветер, остановись!..

Сам Корауге просит

— Гыть, гыть! Кайва, кайва![6] — поощряя и возбуждая шамана, выкрикивал Алитет.

Корауге исступленно бил в бубен, истерически кричал, взывая к духам.

Норд обессилел: он умчался в горы, в глубь чукотских хребтов, но с моря все еще слышался треск неугомонившихся льдов.

Охотники вылезли из душных пологов и столпились около яранги Вааля.

— Понесла кадку и… не вернулась, — разводя руками, говорил старик. — Искали ночью.

Старуху Илинеут нашли утром в торосах у самого обрыва. Она сидела около льдины, уткнув голову в колени. Ваамчо дотронулся до ее плеча, и окоченевшее тело повалилось. В стороне, шагах в десяти, из-под снега виднелся краешек кадки.

Из-за горных хребтов показался огненно-медный шар луны, быстро поднимаясь по небосводу все выше и выше. Она словно бежала по краю неба. Порой мгла закрывала луну, и тогда ярче светили звезды.

Тишина. Лишь временами из тундры доносился шум от проходивших стад оленей. Они шли быстро, и пощелкивание копыт заглушало окрики пастухов. Стада прошли на запад, в тундру Рыркаляут, и опять наступил ничем не нарушаемый великий покой.

Луна поднялась высоко. Яркий свет ее давал возможность охотиться за тюленями, за песцами, общаться с людьми соседних стойбищ. В этом лунном освещении яранги стойбища Энмакай выглядели мрачно. Около крайней, самой большой, яранги Алитета толпились молодые охотники. Несмотря на жестокий мороз, все они были без шапок. Заиндевевшие волосы их блестели серебром. Смуглые лица раскраснелись. Они собрались сюда провожать Алитета. Из полога послышался его зычный окрик:

— Тумату-уге!

— Во-оой! — отозвался Туматуге и, несмотря на свою болезнь, сорвался с места и побежал на зов.

Если бы Алитет приказал ему прыгнуть со скалы, Туматуге, не задумываясь, выполнил бы и это приказание.

— Чарли передом запряги, а Капэра — в корень!

— Э-гей! — поспешно ответил Туматуге и бросился к нарте, лежавшей на козлах.

Парни побежали помогать ему. Это была замечательная нарта. Копылья ее сделаны лучшими мастерами из колымской березы. Нарта выкрашена в ярко-зеленый цвет. В ней не было ни одного гвоздика, ни одного болтика. Все было скреплено прочными, лучшими лахтажьими ремнями. Поэтому она и лежала на козлах, чтобы голодные собаки не вздумали объесть ремни. Каждая вещь в хозяйстве была на своем месте. Алитет любил порядок.

Нарта стояла уже у входа в ярангу. Туматуге разматывал длинный моржовый ремень-потяг с петлями через каждую маховую сажень. В петли попарно пристегивались собаки.

Вожак Чарли бежал к нарте, увлекая за собой Туматуге. Крупный серый пес с умной мордой, похожий на матерого волка, сам рвался в запряжку. Туматуге держал пса за алык[7] и еле поспевал за ним, не в силах сдержать его стремительный бег.

Чарли добежал до конца вытянутого потяга, сам остановился и присел на задние лапы. Длинный красный язык его высовывался из пасти, глаза возбужденно горели. Собака знала свое место и, поскуливая, нетерпеливо смотрела на Туматуге.

Другие парни вели остальных собак. Псы рвались вперед. Сытые, они стремились в упряжку. Им хотелось пробежаться. Чарли лег на снег и, перевернувшись на спину, стал валяться, болтая в воздухе лапами. Словно по команде, и все другие собаки последовали его примеру.

Туматуге подбежал к пологу.

— Алитет! — крикнул он. — Собаки валяются в снегу. Пурга будет.

— Пускай будет, — недовольно пробурчал Алитет.

Он не торопясь допивал последнюю кружку чаю. И едва Алитет показался, псы вскочили, готовые ринуться в путь. Чарли завыл.

Алитет ответил на приветствие парней, тщательно осмотрел упряжку и недовольно поправил алыки трем собакам.

— Подбрюшник! — крикнул он жене.

Наргинаут побежала в ярангу и принесла оленью шкурку с завязками на концах.

— Шерсти мало на боках Чарли. Может обморозить. Придется в дороге подвязать, — сказал Алитет.

Собаки зорко следили за каждым его движением.

Алитет перевернул нарту вверх полозьями.

— Шероховатые. Повойдать надо!

Чувствуя за собой большую провинность, Туматуге переменился в лице: как он сам не догадался повойдать? Со всех ног он бросился в ярангу и мигом притащил чайник с водой. Торопливо смочив небольшой кусочек шкуры белого медведя, он протер полозья. На полозьях образовалась тончайшая ледяная корочка.

Алитет глянул и сказал:

— Толсто. Тоньше надо. На ухабах осыплется.