Имеет все тот, кто ничего не желает.[1225]
Клочок земли, у которого больше хозяев, чем требуется работников. (О бедном крестьянском хозяйстве).[1226]
Счастье и умеренность плохо уживаются друг с другом.
Чрезмерное пристрастие к вину закрывает дверь для всех достоинств и открывает ее для всех пороков.
Умеренность есть как бы мать хорошего здоровья.
Флавий Вегеций Ренат
(конец IV – нач. V вв.)
военный писатель
Знание военного дела питает смелость в бою.[1227]
Северные народы (…) менее разумны, но зато (…) особенно склонны к битвам.[1228]
Главную силу войска надо пополнять набором из деревенских местностей; (…) меньше боится смерти тот, кто меньше знает радостей в жизни.[1229]
В сражениях (…) наказание следует тотчас же за ошибкой.[1230]
Кто хочет мира, пусть готовится к войне.[1231]
Само себе (…) создает предателя то войско, чей разведчик попадает в руки врагов.[1232]
Легче вызвать чувство храбрости у новонабранных воинов, чем вернуть его у тех, которые уже перепуганы.[1233]
Часто больше пользы приносит местность, чем храбрость.[1234]
Солдат исправляют на местах стоянок страх и наказание; а в походах их делают лучшими надежды и награды.[1235]
Что нужно сделать, обсуждай со многими; но что ты собираешься сделать – с очень немногими и самыми верными, а лучше всего – с самим собой.[1236]
В военных делах быстрота обычно приносит больше пользы, чем доблесть.[1237]
Война приятна только тем, кто ее не испытал.
Веллей Патеркул
(20 до н.э. – ок. 31 гг. н.э.)
историк, современник Тиберия
Самое великое в нем [Гомере] то, что не было до него никого, кому бы он мог подражать, и не нашлось после него никого, кто смог бы подражать ему.[1238]
Ненависть, порождаемая соперничеством, переживает страх и не прекращается по отношению к побежденным даже после исчезновения самого предмета ненависти.[1239]
Соперничество питает талант, (…) и то, чего добиваются с наивысшим рвением, достигает наивысшего совершенства.[1240]
Рвение ослабевает вместе с надеждой. Если мы не можем догнать, перестаем гнаться.[1241]
Один город Аттики на протяжении многих лет прославился большим числом мастеров слова и их творений, чем вся Греция, так что можно подумать, будто части тела греческого народа распределены между другими городами, дух же заперт за стенами одних Афин.[1242]
[О Гае Марии:] Наилучший на войне, наихудший в мирных условиях.[1243]
Страх римского народа перед диктатором был большим, чем страх, заставляющий прибегнуть к диктатуре.[1244]
Редко завидуют славе тех, чьего могущества не боятся.[1245]
Помпеи определенно выдающийся человек, и даже чересчур выдающийся для свободного государства.[1246]
Помпеи (…) там, где ему должно было быть первым, всегда хотел быть единственным.[1247]
Едва ли не глупо было «бы перечислять гениев, которых мы еще помним, (…) ведь насколько велико восхищение, настолько затруднительна оценка.[1248]
Безделью сопутствует зависть.[1249]
Если прежде ему [Помпею Великому] не хватало земли для побед, то теперь не хватило земли для погребения.[1250]
К настоящему мы относимся с завистью, перед прошлым же преклоняемся, считая, что одно нас затмевает, а другое учит.[1251]
Источником бедствий чаще всего служит беспечность.
Публий Вергилий Марон
[Вергилий] говорил, что рождает свои стихи наподобие медведицы: как это животное производит детей бесформенных и безобразных, а затем, облизывая, уже рожденным придает вид и облик, так и плоды его дарования тотчас после рождения бывают грубы и несовершенны, и он лишь потом, отделывая их и обрабатывая, придает им черты лица и выразительности.[1252]
Каждому назначен свой день.
Судьбы прокладывают путь.
Счастлив, кто мог познать причины вещей и поверг под ноги все страхи и неумолимую судьбу, и шум волн жадного Ахеронта.
Слепой случай меняет все.
Опыт – самый лучший наставник.
Мудрость сильнее рока.
Молва – это бедствие, быстрее которого нет ничего на свете.
Крепнет молва на ходу и сил набирает в движеньи.
Мы должны стремиться не к тому, чтобы нас всякий понимал, а к тому, чтобы нас нельзя было не понять.
Да не сбудутся эти слова!
Не смертного голос звучит.
Молва растет по мере своего распространения.