Всякому видно, что не по заслугам, а по незаслуженной и милосердной благодати он [человек] избавляется от зла.[3329]

Почему же, говорят, в настоящее время не бывает чудес, которые, как вы проповедуете, совершались? Я мог бы сказать на это, что прежде, чем мир уверовал, чудеса были необходимы для того, чтобы он уверовал. Кто ищет чудес еще и теперь, чтобы веровать, сам представляет собою великое чудо, не веруя, когда верует уже целый мир.[3330]

Отчизна души (…) есть сам сотворивший ее Бог.[3331]

Если тьмы видеть не может никто, хотя бы глаза его были открыты (…), то нет ничего нелепого в том, чтобы сказать, что глупость не может быть понимаема; ведь глупость – это тьма для ока разума.[3332]

Вера вопрошает, разум обнаруживает.[3333]

Бог не нуждается в наших словах, которые бы (…) напоминали о том, чего мы желаем. (…) Поэтому, когда мы молимся, нет нужды в том, чтобы мы говорили.[3334]

Когда же мы обращаемся с молитвой к Богу, (…) слова имеют то значение, что с их помощью мы или надоумливаем самих себя, или же благодаря нам припоминают и учатся другие.[3335]

Что я разумею, тому и верю, но не все, чему я вето и разумею.[3336]

В природе человека нет ничего выше ума. Но не по уму ему следует жить, если он хочет быть счастливым; иначе он жил бы только по-человечески, тогда как мы должны жить по-божески, чтобы достичь счастья. Ума его ему недостаточно, и он должен подчиниться Богу.[3337]

Больше доблести в том, чтобы словами убивать войны, чем железом – людей.[3338]

Уразумей, чтобы уверовать, и уверуй, чтобы уразуметь.[3339]

Там, где кончается разум, начинается вера.[3340]

Человек блаженным быть не может. (…) Но человек может жить блаженно.[3341]

Кто ищет – не заблуждается.[3342]

Глупость (в чем согласятся с нами даже глупцы) – несчастье.[3343]

Тот по праву считает себя первым, кто по мнению всех остальных является вторым.[3344]

Люби – и делай что хочешь.[3345]

Нет любви без надежды, нет надежды без любви, нет и обеих без веры.[3346]

Злым может быть только доброе. (…) Где нет никакого добра, там не может быть и какого-либо зла.[3347]

Преступления не искупаются милостынями [добрыми делами], если не изменяется жизнь.[3348]

Грехи не прощающего не прощаются Господом.[3349]

Первая милостыня – пожалеть свою душу и жить праведно. Кто хочет давать милостыню в надлежащем порядке, тот должен начать с себя самого и прежде всего дать милостыню самому себе (…), потому что мы себя самих нашли достойными сожаления. (…) По причине такого порядка любви сказано: «Возлюби ближнего твоего как самого себя».[3350]

Смерть нечестивых и жизнь праведников – беспрерывна.[3351]

Когда спрашивают о человеке, хороший ли он, то спрашивают не о том, во что он верит или на что надеется, но что он любит. Потому что кто истинно любит, тот, без сомнения, истинно верит и надеется; кто же не любит, тот напрасно верит, хотя бы предмет его веры и был истинным, напрасно надеется, хотя бы предмет его надежды и показывал путь к истинному блаженству.[3352]

Душа состраждет телу, а тело не состраждет душе.[3353]

Как, из чрева исшедши, не помнишь того, что было в чреве; так, исшедши из тела, не помнишь того, что было в теле. Как, из чрева исшедши, стал ты лучше и больше телом; так, исшедши из тела чистым и нескверным, будешь лучшим и нетленным, пребывая на небесах.[3354]

Взирая на мир, не будем думать, будто отреклись мы от великого чего, ибо и вся эта земля очень мала перед целым небом. Поэтому, если бы и над всею землею были мы господами и отреклись от всей земли, то и в этом не было бы ничего равноценного царству небесному.[3355]

Бог благ, бесстрастен и неизменен. (…) [Иной] недоумевает, однако ж, как Он о добрых радуется, [от] злых отвращается, на грешников гневается, а когда они каются, является милостив к ним; (…) [но] Бог не радуется и не гневается: ибо радость и гнев суть страсти. Нелепо думать, чтобы Божеству было хорошо или худо из-за дел человеческих. Бог благ и только благое творит, вредить же никому не вредит, пребывая всегда одинаковым; а мы, когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом – по сходству с ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога, (…) становимся отверженными от Него. (…) Если потом молитвами и благотворениями снискиваем мы разрешение во грехах [отпущение грехов], то это не то значит, что Бога мы ублажили и его переменили, но что посредством таких действий и обращения нашего к Богу (…) опять соделываемся мы способными вкушать Божию благость; так что сказать: Бог отвращается от злых, есть то же, что сказать: солнце скрывается от лишенных зрения.[3356]

Если станем жить, как умирающие каждый день, то не согрешим.[3357]

Никто без искушений не может войти в царствие небесное; не будь искушений, никто бы и не спасся.[3358]