но в нем, как и во всем, что делает Золя, слишком сильно чув

ствуется его подавляющая личность. Этим письмом Золя напо

минает мне одного из тех людей, которые в начале револю¬

ции таскали по городу труп жертвы тирании, не испытывая при

этом ни малейшей жалости и думая лишь о пользе дела.

Пятница, 11 декабря.

<...> Рауль Дюваль наклонился к Жолливе и говорит: «Хо

тите, мы сделаем Анатоля де ля Форжа президентом Респуб

лики? * С помощью правых это вполне возможно... Двести рес

публиканцев больше не желают голосовать за Греви... У нас нет

подходящей кандидатуры, но если бы даже нам удалось кого-

нибудь выдвинуть — это сразу раскололо бы нас на три части...

А ведь как было бы забавно избрать президентом этого Тарта-

рена из Сен-Кантена, человека, который, как всем известно,

никогда не воевал, ни разу не был ранен, но за последние годы

столько раз повторял свои россказни, что, когда на него смот

рят, он начинает хромать!»

И подумать только, что пришли такие времена, когда подоб

ные шутки могут и в самом деле осуществиться!

383

Понедельник, 14 декабря.

Сегодня я принялся за литературный портрет Доде, кото

рый меня просил написать Конен для «Голуа» *. Эта работа

пробудила во мне живую радость, и под влиянием этой радости

я почти пожалел о своем решении ничего не писать (во всяком

случае, не печатать при жизни) о текущих делах, о современ

ности, о событиях живой действительности. < . . . >

Пятница, 18 декабря.

Премьера «Сафо».

Первые три действия, кроме сцены с отцом-кучером, оча

ровали, покорили, завоевали публику, и каждое слово в них,

каждая интонация, даже самые незначительные детали были

замечены, поняты и одобрены сдержанными восклицаниями,

улыбками и аплодисментами, — я никогда не видел ничего по

добного ни на одном спектакле.

Но затем большая сцена разрыва в четвертом действии,

на которую мы все рассчитывали как на момент наивысшего

подъема в пьесе, была встречена холодно, эта холодность рас

пространилась и на пятое действие.

По существу, это большое разочарование для всех друзей

Доде, которые ожидали, что пьеса закончится триумфом, ова

цией, неистовым восторгом всего зала, а оказалось, что она

имела обычный успех, как рядовой удачный спектакль.

Все время, пока шло представление, Доде не хотел пока

зываться в зале, и я играл роль телефона между мужем и же

ной. За обедом у Доде, весьма некстати, начался очередной

приступ; он принял хлорал и теперь сидел запершись в каби

нете Конена, не обращая внимания ни на какие аплодисменты.

Там он выкурил подряд семь-восемь толстых сигар и, после

того как табак и хлорал оказали свое действие, стал клевать

носом. Его разбудило шумное появление Бело и актеров, обес

кураженных холодностью публики в четвертом действии, и

Доде решил, что пьеса не имела успеха, почти провалилась.

Я и несколько друзей постарались ободрить Доде и Бело,

который под конец воскликнул: «Да, да, мы все же дадим не

меньше пятидесяти представлений и получим хорошие деньги!»

После этого все отправились ужинать на улицу Бельшасс, где

собралось человек сорок, и среди них чета Конен. Эта Аден в

вправду очень соблазнительна. Роскошные светлые волосы, на

поминающие золотистые прически куртизанок XVI века; ред

кая белизна кожи, того же оттенка, что и грудь любовницы Ти-

384

Пригласительные билет на

одно из первых представлений

пьесы «Сестра Филомена» (по

роману Гонкуров) в Свобод

ном театре

Сцена суда из спектакля «Девка Элиза».

Свободный театр, 1890 г.

Читка пьесы в Свободном театре (читает Антуан)

Сцена из пьесы Л. Н. Толстого «Власть тьмы».

Постановка в Свободном театре. (Зарисовка А. Мари)

циана на знаменитом портрете; * томный взгляд из-под полуопу

щенных век, теплые тени вокруг глаз и тонко очерченного рта;

невысокий лоб и прямой нос — весь ее облик очень напоминает

галло-римские бюсты в Арльском музее, у которых к чисто

греческому типу примешана капля вульгарности, свойственной

современным марсельцам.

Ужин прошел в несколько сдержанной атмосфере, когда мы

сли собравшихся устремляются к завтрашнему дню, в том умо

настроении, в каком проходят ужины после премьеры, не имев

шей сногсшибательного успеха. И после ужина истинным удо

вольствием для всех были имитации Жибера, который в конце

концов, по выражению г-жи Шарпантье, сумел разморозить

даже Золя, скучающий и недовольный вид которого сегодня

всем бросился в глаза.

Суббота, 19 декабря.

В сущности, я знаю пока только две истинно современные

пьесы: «Анриетту Марешаль», имеющую тот недостаток, что

она первая, и затем «Сафо». Нельзя же принимать в расчет

совместную стряпню Золя и Бузнаха, даже «Терезу Ракен»: *

в ней есть новшества, идущие от романа, но сценических нов

шеств — никаких.

Сейчас, когда я отошел от литературы, никто и не подозре

вает, каким ценным советчиком я остался для других авторов

даже в области театра и чем мне обязана эта самая пьеса

«Сафо». Во-первых, я выбросил кучу красивых книжных фраз,

чуждых разговорному языку. Затем, по моему совету рассказ

Дешелета о смерти Доре был построен совсем иначе, чем в

книге: Дешелет сообщает об этом теперь в самом конце своего

монолога, совершенно неожиданно для зрителя. Далее, в тре

тьем действии я смягчил роль отца; кстати, это единственное

место в пьесе, которое я считал опасным, вопреки мнению Ко-

нена. И, наконец, в пятом действии я заставил выбросить ду

рацкое появление дядюшки Сезара, что сделало развязку ори

гинальной, — это было признано всеми настоящими ценителями.

Воскресенье, 20 декабря.

У японцев прикладное искусство стоит на такой высоте, что

у них невозможно, как у нас, провести четкую грань между ре

меслом и собственно искусством, между резчиком по дереву и

художником. В Японии между акварелистом, пишущим каке-

25 Э. и Ж. де Гонкур, т. 2

385

моно* (единственный вид японской живописи), и лакировщи

ком существует полное равенство. Правда, следует отметить,

что чаще всего живописец и лакировщик, художник и ремеслен

ник — одно и то же лицо.

«Ну вот, вы и дождались, вот он, ваш новый театр!» — с

такими словами Доде входит ко мне на Чердак, с трудом пере

двигая больные ноги, как в самые плохие месяцы прошлого

года. «Да, да! «Матен» * собирается напечатать статью о новом

театре, и Дюре поручено интервьюировать на эту тему вас,

Золя и меня».

Разговор тут же переходит на «Сафо», и Доде прямо заяв

ляет перед всеми присутствующими, что рассказ Дешелета был

переделан по моим указаниям; затем речь заходит о том, с ка

кой осторожностью следует выводить на подмостки правду и

какой тонкой дозировки правды и вымысла требует театральное

зрелище.

— На эту тему, — говорит Доде, — есть хорошая история про

женщину в омнибусе; мне уже случалось ее рассказывать, и,

по-моему, она имеет прямое отношение к театру. В омнибус са

дится женщина в черном; ее траур, поведение, выражение лица

побуждают соседа спросить, какое несчастье ее постигло. И пе