В поезде я очутился в шумной компании. Возвращавшиеся с практики студенты пели так, что дрожали стекла.

Я протиснулся на свое место. Рядом со мной на скамейке примостилась личность в сером плаще. Маленькие глазки личности подозрительно катались из стороны в сторону, как ртутные шарики.

Вскоре «старожилы» ушли в вагон-ресторан, я прилег отдохнуть, а личность с усердием вчитывалась в передовую статью местной газеты. Утомленный жарой, я задремал под размеренный стук колес. Проснулся я от какого-то шума. Дверь купе была захлопнута. «Личность» с перекошенным бледным лицом, скорчившись в углу, негромко выла от ужаса и боли, вытянув подальше кисть руки, в которую впились два небольших полоза.

Мне сразу все стало ясно. «Рыцарь плаща и кинжала», прельстившись лаковым блеском чемоданчика, запустил в него дерзкую руку, и полозы, обозленные длительным заключением, тотчас ответили по-своему на столь неожиданное вторжение. Злополучный вор, решив, что укололся о какие-то иголки, извлек свою бедную руку из чемодана и, увидев змей, едва не лишился рассудка от ужаса. Я осторожно отцепил полозов, водворил их на место и спокойно попросил парня замолчать, ибо шум вряд ли в его интересах. Парень смолк, но, взглянув на него внимательнее, я понял его состояние. Парень был явно уроженцем здешних мест, и поэтому, как все аборигены, до судорог боялся пресмыкающихся.

— Я… сейчас… умру, да?

— Сто лет проживешь, если воровать перестанешь.

В глазах паренька промелькнуло недоверие, он робко спросил:

— А может, в милиции… лекарство найдется… врача вызовут, все-таки жизнь сохраню.

Вряд ли какое-нибудь дитя преступного мира согласилось бы на такое дело — просить лекарства… в милиции. Но у парня буквально волосы прыгали от страха.

Я успокоил паренька, как мог, внутренне посмеиваясь. Промыл его раны марганцовкой и обещал замять дело с одним уговором — ничего больше не тащить и молчать. Парень клятвенно заверил меня и в том и в другом. И я отпустил ему прегрешения: мне тоже не хотелось придавать инциденту огласку.

Все вокруг бледно-голубое: небо, воздух, вода. Над головой раскаленный пятак солнца. Тишина нарушается мерным поскрипыванием уключин. Старая, видавшая виды лодка с расщепленными, потрескавшимися бортами неторопливо режет морскую гладь, набежавший ветерок приносит перемешанный с полынной горечью запах соли.

Арал!

Безжизненное, как пустыня, море. Застывшая поверхность походит на голубые пески. Линия горизонта неуловима, голубой шатер неба спускается прямо в воду. Клубится вдали голубое, тягучее марево.

Мы уже спели любимые песни и теперь попеременно сменяем друг друга на веслах — грести в такую жару тяжело, вдобавок наше суденышко тяжеловато и медлительно. Ладони вспухают от бабаек весел. Мы плывем на остров Барса-Кельмес. Подбил нас на это мероприятие, конечно, Марк, заявив, что ему просто необходимо побывать на этом забытом богом и людьми клочке земли, так как в его монографии запланирована глава, посвященная пресмыкающимся острова. Мы с Василием недоумевали: разве мало змей в южных районах Средней Азии? Но Марк настоял на своем, и наше, в общем пассивное, сопротивление было сломлено. Чувствуя, что согласие получено только из уважения и чувства товарищества, зоолог подогрел наше любопытство и распалил воображение.

— Между прочим, — сказал он лекторским тоном, — Барса-Кельмес в переводе на русский язык означает: «Пойдешь — не вернешься». Слишком много опасностей подстерегает там путников.

Услышав это, мы подпрыгнули от радости. Ну кто же из охотников-туристов откажется от опасностей?

Мы зафрахтовали лодку и впятером поплыли к острову, где надеялись провести две недели. Кроме нас троих, в лодке находилась еще черная овчарка Шандиз; пятый пассажир стоял на корме, выгнув дугой спину, распушив увешанный репьями хвост, и воинственно вопил. Это был немолодой рыбацкий кот, принадлежащий хозяину лодки. В поисках рыбки он забрался в лодку и был обнаружен лишь тогда, когда овчарка сунула нос под «банку». Но было уже слишком поздно. Лодка качалась вдалеке от берега, а гонять туда и обратно по такой жаре из-за хитроумной четвероногой бестии не стоило.

Остров Барса-Кельмес расположен в северо-западной части Аральского моря и занимает площадь более ста квадратных километров. Ровной лентой тянется прибрежная полоса закрепленных дюн. За ней раскинулась полынно-злаковая степь, исполосованная множеством оврагов, густо заросших высоким, доходящим до груди пыреем, диким овсом, ковылем. Встречаются и кусты саксаула. Дальше — обширное плоскогорье, усеянное небольшими холмами. Унылая серая земля, кое-где поблескивающая блюдцами солонцов.

Наша лодка с хрустом и шорохом касается берега и плотно уходит в сырой песок. Прыгаем в воду и дружными усилиями вытаскиваем суденышко на берег. Тянем лодку дальше, чтобы не смыли волны. Занятие это нелегкое. Васька подбадривает экипаж солеными шуточками, овчарка лает, кот стремглав удирает в дюны.

Выбрав подходящее место, поставили палатку. С трудом загнали шест в песок. Колышки, удерживающие крылья палатки, ненадежны. Хороший порыв ветра — и палатка взлетит. Но погода прекрасная, в небе ни облачка, море недвижимо. Очень хочется есть, но еще сильнее мучает жажда. Быстро сбрасываем мокрые от пота рубахи, парусиновые туфли, босиком бежим к морю, обгоняя прыгающую от радости собаку, с разбегу врезаемся в теплую воду.

Наплававшись, медленно идем по берегу, ноги вязнут в песке. Горячий песок обжигает. За обедом Марк говорит:

— Чтобы больше босиком не бегали! Опасно! Когда пойдем в глубь острова — наденете сапоги.

Сапоги в такую жару! Но что поделаешь, на острове масса змей. Здесь водятся щитомордники, они родственны гремучим змеям. Живут гремучники главным образом в Северной и Южной Америке. В некоторых странах змеи эти являются подлинным бичом местного населения. Страх перед гремучниками велик и вполне оправдан: они очень ядовиты.

У настоящих гремучих змей на хвосте находится своеобразная погремушка, состоящая из вставленных друг в друга роговых конусов. Шевеля хвостом, змея издает характерный гремящий звук.

— В СССР нет настоящих гремучих змей, — рассказывал Марк, — но есть члены того же семейства — щитомордники. Это далеко не безопасные пресмыкающиеся, хотя они и лишены знаменитой погремушки. У щитомордника, как и у американских гремучников, яйцевидная голова, суживающаяся от затылка к шее. Зрачок глаза, как и у гадюк, напоминает вертикальную щель. Кажется, что змея смотрит прищурившись, словно определяя, какую пакость может сделать человеку. По размерам щитомордник невелик, окрашен в желтый, чаще светло-бурый цвет с темными пятнами; на затылке пресмыкающегося пятна образуют подковку.

— Приносят счастье, — перебил зоолога Васька.

Марк посмотрел в его сторону и произнес внушительно:

— Чтобы без меня никто из вас это «счастье» не трогал! Ясно? Ампулы у нас, правда, имеются, но будьте внимательны и осторожны.

Немного отдохнув после обеда, мы переоделись и направились в глубь острова. Собака весело бежала впереди, довольная возможностью порезвиться. Длительное морское путешествие пришлось ей по вкусу. Кот остался в палатке. Перед уходом мы накормили его так, что он раздулся на глазах. Обильный обед располагал ко сну, и кот, свернувшись в соломенной плетенке, мирно задремал. Плетенка покуда была еще пуста, в противном случае кот бежал бы от нее сломя голову: корзинка предназначалась для пресмыкающихся.

Вооруженные длинными палками, мы не торопясь двигались по холмистой равнине, исследуя каждый куст. Щитомордников можно встретить в самых неожиданных местах. Чаще всего они прячутся под кустами, скрываясь в полуденную жару от горячих лучей. Рано утром и к вечеру змеи покидают убежище, выходят на промысел.

Мы то и дело встречали невысокие курганчики, возле которых темнели отверстия. Это были норы желтых сусликов. Сами суслики держались настороже и при нашем приближении словно проваливались сквозь землю. Иногда зверьки не сразу замечали нас и подпускали довольно близко, но потом раздавался тихий свист — сигнал тревоги, и грызуны ныряли в спасительные норы.