Шест словно плавал в горячем воздухе, гюрза дергала треугольной головой, кусалась, шипела, но по-прежнему крепко держалась на дереве. Было очень жарко, мы устали и основательно проголодались, пора было заканчивать ловлю или по крайней мере позавтракать. Мне наскучило это занятие, и я полез на дерево, крикнув Марку, чтобы он продолжал отвлекать гюрзу. Подобравшись к змее с тыла, я ухватил ее за затылок и стал потихоньку «отвинчивать» с ветки, к которой она «привинтилась». Гюрза почти не сопротивлялась, и мне удалось оторвать ее от сучка. Однако, когда последний «виток» был снят и я прислонился спиной к стволу, чтобы упрятать змею в мешок, гюрза рванулась, и хвост выскользнул из моей левой руки. Толстое мускулистое тело змеи тотчас мелькнуло в воздухе, и случилось непоправимое: гюрза в ярости так изогнулась, что переломила в двух местах позвоночник…

Когда я спустился в лодку, то прочел в глазах друзей неодобрение. Пожалуй, они были правы: потратить столько времени и сил напрасно! Издыхающую гюрзу выбросили за борт, она медленно опустилась на дно.

Мы приближались к острову. Васька стоял на носу лодки, разглядывая из-под ладони землю. Солнце било прямо в глаза, но Василий все же заметил, что на серой глинистой почве лежит здоровенная змея.

— Ребята! На острове гюрза!

Марк сейчас же приказал Павлику увеличить скорость. Змея могла улизнуть. Василий приготовился прыгать на остров, сжимая в руках тяжелый шест. Марк легонько оттеснил его плечом.

— Я, пожалуй, пойду первым. Ты человек горячий, можешь с гюрзой не поладить, а мне крупные экземпляры крайне необходимы.

Лодка подошла к островку. Встревоженная змея зашевелилась и быстро поползла к воде. Марк, видя, что добыча ускользает, одним прыжком перемахнул через борт, едва не опрокинув лодку, и, очутившись на островке, погнался за змеей.

К несчастью, островок размок, и глинистая почва местами превратилась в трясину. Марк настиг удирающую гюрзу у самой воды и попытался придавить ее ногой к земле. Резиновый сапог вдавил змею в мягкий, раскисший грунт, гюрза легко вывернулась, вся перепачканная глиной, и тотчас нанесла ответный удар. Марк вскрикнул. Нам с лодки не было видно, как извивалась, шипела и рвалась схваченная зоологом гюрза. Когда мы подоспели, змея уже билась в мешке, а Марк, странно улыбаясь, снимал сапог.

— Достала-таки, подлая, — сказал он, осматривая ногу. — Так и есть, царапнула выше колена…

Гюрза прокусила брюки, белье. На смуглом теле виднелась короткая царапинка. Мы с ужасом посмотрели на товарища. Васька кинулся высасывать ранку, но Марк остановил его.

— Не нужно, это лишнее. Возможно, она царапнула лишь кончиком зуба…

У некоторых пород ядовитых змей отверстие, куда поступает яд из желез, находится в середине зуба, на небольшом расстоянии от его острого кончика. Бывают случаи, когда змея, нанеся укус, не успевает впустить в ранку яд. Подобные явления крайне редки, и, когда Марк стал настаивать на своем, у меня мелькнула мысль, что друг просто-напросто хочет избавить нас от лишних хлопот.

На пререкания уходили целые минуты. Медлить нельзя. Обругав Марка за столь бессмысленное поведение, я сделал ему укол, ввел сыворотку. Марк иронически щурился, наблюдая за мной, посмеивался над нашим волнением. Видимо, он всерьез считал, что опасность ему не угрожает. Однако вскоре он почувствовал себя плохо, нога распухала на глазах. Пока Павлик и Васька напряженно работали шестами, гоня лодку на бешеной скорости к берегу, ногу зоолога раздуло так, что пришлось вспороть ножом штанину. Нам удалось раздобыть машину и отвезти Марка в больницу. По дороге он потерял сознание, покрылся холодным потом, бредил. Марка непрерывно рвало желчью. В больнице зоолога унесли в приемный покой; вскоре оттуда вышел врач в распахнутом халате.

— Вызываем санитарный самолет, — сказал врач. — Вашего товарища придется срочно отправить в Иолотань.

— Неужели так плохо, доктор? — спросил потрясенный Васька.

Врач посмотрел куда-то поверх наших голов, пожевал губами, затем сказал негромко, но твердо:

— Плохо…

Васька резко отвернулся и зашмыгал носом. Пока ждали самолет, врач разрешил нам побыть возле больного. Мы вошли в палату, оправляя халаты. Марк был в сознании и слабо махнул рукой.

— Неудача… — проговорил он сквозь зубы. — Ничего, не робейте, мальчики. Васька, ты чего молчишь? На тебя не похоже. Соври что-нибудь, сделай одолжение…

Мы наперебой заговорили, стараясь отвлечь Марка от тяжелых мыслей, но он перебил нас.

— Ничего, только боль адская, — он снова улыбнулся. — Такое впечатление, будто мясо отдирают от костей. Запиши, Юрка, сие образное выражение, тебе пригодится…

Пришел доктор. Марку снова сделали укол. Издали, вытянув шеи, мы смотрели на распухшую, как бревно, ногу товарища, по ней ползли какие-то темные линии.

— Отечные явления, — пояснил нам доктор. — Отек распространяется…

Прилетел самолет, увез Марка в больницу. Павлик улетел вместе с братом. Мы с Васькой остались, чтобы забрать наше имущество и вывезти пойманных змей. Перед тем как проститься, Марк, кряхтя от боли, проинструктировал нас. Кормить и поить змей не было необходимости: они могут и поголодать без особого ущерба. Марка волновала транспортировка — могли возникнуть осложнения на железной дороге. Но у меня уже был некоторый опыт в этой области.

Позднее, когда мы с Васькой благополучно прибыли в Москву и сдали змей, куда следовало, я получил письмо от Марка. Он поправлялся, но ходил пока на костылях. Опухоль на ноге спала, на месте укуса образовалась язва размером с ладонь. Язва долго не заживала. Только в самом конце лета Марк окончательно выздоровел, и мы торжественно отметили это событие.

Через неделю я провожал Ваську. Он увозил с собой наше имущество, но ящик со змеями захватить отказался наотрез. С большим трудом мне удалось уговорить его взять корзинку с безобидными удавчиками. Транспортировать же ядовитых змей выпало на мою долю. Я должен был ехать через два дня. Василий не мог больше оставаться в Ташкепри, нужно было срочно возвращаться в Москву. Из автопарка пришла грозная телеграмма, и Васька заторопился. Я остался один.

Я снял комнату на окраине поселка, а змей, упакованных в корзине, держал в сарае. На сарай по моей просьбе навесили огромный замок, что вызвало глубокие размышления у многочисленных соседей: в чем дело? Раньше сарай никогда не запирался, а теперь в нем, очевидно, хранят ценности. О, если бы любопытные соседи узнали, что за сокровища находятся в сарае: пять кобр, тринадцать гюрз, сорок эф, тридцать пять большеглазых полозов и более сотни прочих змей. Вряд ли нашелся бы хоть один вор, пожелавший похитить эти сокровища.

Хозяева, сдавшие мне квартиру, конечно, не подозревали, что хранится в продолговатых корзинах, но через час после того, как состоялось наше знакомство, хозяйка не выдержала и спросила об этом. Я затрепетал, решив, что женщина догадалась и меня прогонят со всеми моими корзинами, и ответил, внутренне поражаясь натуральности своего голоса, что в корзинах геодезические инструменты. На мое счастье, хозяйка владела отнюдь не технической профессией — торговала в палатке газированной водой и о геодезии имела довольно туманное представление. Удовлетворив таким образом женское любопытство, я беззастенчиво соврал, что буду в сарае проявлять и печатать фотоснимки, и попросил, чтобы меня никто не беспокоил, когда я там нахожусь. Хозяйка заверила меня в своей скромности, и я в течение целого дня составлял картотеку своего беспокойного, шевелящегося, шипящего хозяйства.

Наконец все было пересчитано, описано, упаковано. Железнодорожный билет до Москвы находился у меня в кармане. До отхода поезда оставалось десять часов, и я решил их потратить на себя.

Я долго плавал в Мургабе, погрелся на солнышке, пообедал в чайхане и, возвратившись домой, прилег отдохнуть. Я попросил хозяйку разбудить меня через три часа и заснул. Проснулся я оттого, что хозяйка тормошила меня за плечо. Одно слово, произнесенное трагическим, свистящим шепотом, мгновенно сбросило меня с кровати и вынесло на середину комнаты.