Гюрза. В Туркмении ее называют «Ужас ночи».
Гюрза толста. Тяжелая треугольная голова. Туловище расписано четким узором.
Эфа! Одна из самых опасных змей пустынь. На голове у нее силуэт летящей птицы. Эфа часто сворачивается «калачиком». Это ее излюбленная поза.
Зрачки у многих сумеречных и ночных змей вертикальны.
Ядовитая змея подстерегает добычу. Голова чуть приподнята — верный признак того, что добыча приближается.
Змея заглатывает добычу целиком.
После удачной охоты можно и отдохнуть.
Змея в руках лаборанта.
При сборе яда часто используется стеклянная палочка.
В этот момент нужно быть предельно внимательным и осторожным.
Лаборант старается не повредить хрупкие зубы змеи.
Яд стекает в специальную чашечку. Сбор яда заканчивается.
Так выглядит яд в кристаллах.
Из змеиного яда приготавливаются лекарственные препараты, применяемые при различных заболеваниях. Не забыли и о змееловах: для них делают противозмеиные сыворотки.
-
ГЛАВА 6
Соленое озеро
— Когда же кончится эта проклятая жарища? — вздыхает Афанасий, белокурый, плотный, в распахнутой на груди ковбойке.
Действительно, солнце палит немилосердно. Перед нами стелется Голодная степь — выжженная безжалостным солнцем мертвая пустыня, шероховатая, растрескавшаяся от нестерпимого зноя, бурая, опаленная горячим дыханием ветра.
Афанасий — товарищ Марка, сибиряк, студент-геолог, Марк прельстил его рассказами о среднеазиатской природе, сманил в экспедицию, и теперь Афанасий познает прелести пустыни на практике. В тайге он чувствовал себя великолепно, а здесь…
— Пекло, — односложно говорит Афанасий. — Однако дойдем.
Студент даже охрип: пересохло в горле. Но последнюю фразу произносит убедительно.
— Осталось сравнительно немного, — утешает Марк. — До Соленого озера меньше десятка километров.
Соленое озеро — конечный пункт маршрута. Мы, конечно, искупаемся, если только озеро не пересохло. В здешних местах так часто случается. Недавно было озеро, приходишь через несколько дней, и на месте горько-соленой воды черная жидкая грязь. Неужели на этот раз случится подобное? Отгоняю неприятные тревожные мысли, поправляю рюкзак на мокрой скользкой спине. Кажется, он весит не меньше пяти пудов. Хорошо, что так только кажется.
Друзья тоже порядочно устали, но виду не показывают. Перед Афанасием все бравируют своей выносливостью: неудобно, геолог первый раз в песках, а у нас уже есть некоторый опыт.
— Дойдем, однако, — повторяет Афанасий, — обязательно дойдем.
— Упорный паренек, — замечает Васька. — Этот дойдет.
Василий нагружен мешками, как верблюд, но это ничуть не мешает ему тараторить без умолку; Маленький, подвижный, он постоянно мелькает перед глазами, даже жара на него не очень действует.
Марк молча шагает, обшаривает взглядом барханы. Рядом с ним идет еще один турист-энтузиаст, врач столичной поликлиники, со странной фамилией Заонегин. Доктор увлекается туризмом, подводной охотой и шахматами. Змей, и тем более ядовитых, он никогда не видел, но, услышав о них от Васьки в такси, медик так увлекся, что едва не опоздал на какое-то весьма важное заседание. Тут же, буквально не сходя с места, он узнал у Василия о наших планах и взял с него честное слово, что шофер похлопочет перед Марком (адрес зоолога расторопный доктор уже успел записать в блокнот). На следующий день он разыскал Марка и, едва поздоровавшись, еще с порога выпалил:
— Вы должны включить меня в состав экспедиции!
— Позвольте, — слегка опешил Марк, — какой экспедиции?
— Хочу ловить змей.
— Каких?
— Всяких. Питонов, удавов, на худой конец согласен на анаконд. Ведь ваша экспедиция…
— Позвольте, — защищался удивленный Марк, — никакой экспедиции нет, просто собираются любители-натуралисты…
— Очень хорошо! — воскликнул восторженно доктор. — Отлично! Берите меня с собой. — И, уловив в глазах Марка недоверие, добавил с достоинством: — Все же я врач, а экспедиции может понадобиться экстренная медицинская помощь…
…Теперь «медицинская помощь» в белой широкополой панаме отважно шествовала по пескам, стоически перенося тяготы путешествия. Доктору с непривычки приходилось тяжеленько, но он не жаловался, бойко взбирался на дымящиеся барханы и поражал нас безмерным любопытством. Доктора интересовало все: он мог часами спорить о климате Средней Азии и количестве звезд в созвездии Скорпиона, а к пресмыкающимся питал острую страсть, которая клокотала в нем, как вода в кипящем котле. Дело в том, что доктору еще не удалось увидеть ни одной змеи или ящерицы, отчасти потому, что он был близорук, отчасти потому, что производил много шума: громко разговаривал. Шел, не выбирая дороги, то и дело роняя палку или очки.
Распаренный, взмокший, он упорно приставал к Марку:
— Где же змеи, черт возьми, где анаконды, удавы, питоны?
— Появятся, — с невозмутимым видом заявлял Васька, — всему свое время… Вот дойдем до озера, а там…
Доктор устало улыбался, тонкой рукой смахивал пот со лба и через несколько минут снова атаковывал Марка:
— Ну, где же змеи? Куда они подевались?
Действительно, змей поблизости не было видно. Несмотря на то, что змеи очень любят нежиться под солнечными лучами, они весьма восприимчивы к сильной жаре. В часы полуденного зноя змеи прячутся в норах. Некоторые из них живут оседло, другие же кочуют с места на место, уничтожая песчанок и временно используя их темные жилища. Обычно повышение температуры резко отражается на поведении змей. Они становятся подвижными, более активными, а подчас и агрессивными, но с наступлением сильной жары активность пресмыкающихся падает, они спешат спрятаться и переждать зной.
Доктор слушал Марка, покачивал круглой, остриженной под машинку головой. На какое-то время он утихал и брел по песку, задумчиво глядя под ноги, но потом неутомимый демон любопытства побуждал его к кипучей деятельности, и доктор проявлял порой такую инициативу, что всем остальным участникам похода приходилось зорко следить за тем, чтобы медик не совершил чего-либо неподобающего.
