— Мы исключаем чересчур много представителей нацменьшинств, — прошептала она Паже. — Присяжные могут подумать, что мы относимся к ним с предубеждением.

Кристофер согласно кивнул. Однако те десять кандидатов, которых исключила Кэролайн, наверняка могли бы представлять интерес для Салинаса. Теперь они беспомощно взирали, как тот беседует со своей очередной жертвой. Паже дорого заплатил бы, чтобы получить именно такого присяжного: это была обаятельная шестидесятилетняя еврейка по имени Мариан Селлер. Муж — кардиолог, две дочери — одна преподавала романские языки, вторая училась на последнем курсе университета по специальности антропология, сама она активно занималась благотворительностью. Джонни Мур наклонился вперед, чтобы шепнуть Кэролайн и Паже, что она им подходит, — те согласно переглянулись.

Салинас стоял возле скамьи присяжных и с обаятельной улыбкой обращался к Селлер:

— Ваша семья примечательна хотя бы тем, что ни один ее член не учился на юриста. Это что — простая случайность или еще одно подтверждение хорошего воспитания?

Когда Салинас отпустил эту внешне невинную шутку, по залу прокатился смешок. Паже, конечно, понимал, что эта шутка была заранее подготовлена. Салинас рассчитывал таким образом как бы отмежеваться от представителей своей профессиональной касты. Виктор всем своим видом давал понять, что он не из этих юристов, а, напротив, стоит на страже добропорядочных обывателей, защищая их от злых козней противных адвокатов.

Селлер натянуто улыбнулась.

— Это просто случайность, — произнесла она. — Впрочем, ни одна из наших дочерей не пошла учиться и на врача. А ведь мой муж — медик.

Салинас сунул руки в карманы.

— Но вам доводилось общаться с людьми, профессионально занимающимися юриспруденцией?

— Да, мистер Салинас. Мы с мужем пользуемся услугами одного и того же адвоката вот уже двадцать пять лет.

— И вы довольны им?

Селлер решительно кивнула.

— Да, вполне. Гарольд помог моему мужу создать профессиональную корпорацию. И он отлично ведет все наши дела. Он больше чем советник — он наш друг.

— Ей конец, — шепнул Паже, повернувшись к Кэролайн.

Словно в подтверждение, Салинас произнес:

— Это все, миссис Селлер, что я хотел узнать. С этими словами он сел.

— Добрый день, миссис Селлер. — Кэролайн, встав со своего места, направилась к скамье присяжных.

— Добрый день. — Та доброжелательно улыбнулась в ответ.

— Думаю, из вопросов мистера Салинаса вам стало понятно, что профессия самого мистера Паже — адвокат, — произнесла Кэролайн.

— О да.

Кэролайн мельком взглянула на Салинаса и снова обратилась к Селлер.

— Миссис Селлер, исходя из собственного опыта, какое у вас мнение относительно профессиональной этики представителей этой профессии?

Селлер с явным интересом подалась вперед:

— О, я весьма высокого мнения об их порядочности. Например, наш адвокат — это человек чести. Из опыта своих занятий благотворительностью я знаю, как много юристы дают обществу — и в смысле денег, и в смысле услуг.

На сей раз Кэролайн посмотрела на Салинаса с кривой усмешкой — чтобы это увидели остальные кандидаты — и лишь после этого снова повернулась к Селлер.

— Мне было приятно познакомиться с вами, — сухо изрекла она. — Хотя, к сожалению, наше знакомство, скорее всего, будет коротким.

Со стороны прессы раздалось покашливание, словно кто-то старался подавить смех. Кэролайн вернулась на место и увидела обращенный на нее злобный взгляд Салинаса. Последним своим замечанием она дала ясно понять — Салинас пытается сыграть на предубеждении определенной части общества против адвокатов. Теперь перед ним стояла дилемма: либо отвергнуть кандидатуру Селлер и тем самым укрепить суд в этом мнении или уступить и получить присяжного, который его откровенно не устраивал.

Судья Лернер с нескрываемым интересом посмотрел на обвинителя.

— Итак, мистер Салинас? — спросил он.

Паже знал, что Салинасу было вовсе не обязательно принимать решение немедленно. Но тот привык решать сразу, полагаясь на первое впечатление и собственную интуицию. Выражение его глаз выдавало борющийся в нем страх совершить неверный шаг и уязвленную профессиональную гордость. Он распрямился и наконец излишне громко произнес:

— Обвинение принимает кандидатуру миссис Селлер.

— Ну, Виктор, как же так, — затаив дыхание, пробормотала Кэролайн, — это на вас не похоже.

В 5.30 в заседании сделали перерыв.

Самой большой удачей Кэролайн была Мариан Селлер. Она уже использовала четырнадцать отводов — осталось всего шесть; если бы Джеред Лернер по собственной инициативе не отклонил двух прополицейски настроенных кандидатов, дело обстояло бы совсем плохо. Среди тех восьми присяжных, которые прошли отбор, Кэролайн была вынуждена пропустить двух выходцев из Азии — медработника-китайца и двадцатилетнего иммигранта из Вьетнама. Право отвода она применяла главным образом к латиноамериканцам. Ей самой это было не очень по душе, так как на завтрашнем заседании ожидалось еще больше кандидатов из числа выходцев из Азии и Латинской Америки, а также людей с низким образовательным уровнем. Поэтому, когда Паже предложил пересмотреть их отношение к подбору присяжных, Мастерс с готовностью согласилась.

Они выехали из подземного гаража на черном «мерседесе» Кэролайн. Паже с удивлением обнаружил, что уже стемнело (с началом процесса он совершенно утратил связь с внешним миром). Крис знал всю предстоящую программу: они будут сидеть за столом в конференц-зале; перед ними разложат сандвичи и опросники для пула присяжных; он позвонит Карло и Терри, а затем они потратят целый вечер, пытаясь проникнуть в мысли незнакомцев, которые пока существовали для них только на бумаге.

Женщина повернула на Мишн-стрит; по левую руку вздымались мрачные громады зданий делового района.

— Не возражаешь, если я открою верхний люк? — спросил Кристофер. — Душно, как будто мы весь день летели на самолете.

Кэролайн улыбнулась:

— Как будет угодно.

Паже нажал на кнопку и откинулся на сиденье, стараясь разглядеть звезды на залитом искусственным светом небосклоне. Иногда он представлял свою жизнь чередою отчетливых моментальных снимков. И сейчас, ощущая легкий бриз на лице, Паже всматривался ввысь. Ему показалось, что видит звезду, и он вспомнил ту ночь, когда они с Терри ходили на яхте.

С тех пор минуло месяца полтора. Паже тяготило постоянно находиться дома, а пойти было решительно некуда — везде на них устремлялись любопытные взоры. И когда он предложил Терри отправиться на яхте, она тут же согласилась.

Было прохладно и безветренно. Терри, в кожаной куртке, которую Крис купил в Венеции, сидела на корме. Ветра практически не было, и они медленно дрейфовали посреди залива Сан-Франциско. Их окружала черная вода; вдали взбегали на холмы огни большого города; по мосту «Золотые ворота», словно рабочие муравьи, ползли автомобили. Казалось, что небо над ними вспыхивает все новыми звездами и, оторвавшись от города, уносится куда-то вдаль, в сторону округа Марин. Паже смотрел на звезды, потом перевел взгляд на Терри: ее черные волосы блестели в лунном свете, а лицо никогда не казалось столь прекрасным. Паже хотелось одного — не отрываясь глядеть на нее.

Глаза Терезы были печальны. Потом она спросила:

— Почему ты не хочешь давать показания?

— Терри, я надеялся забыть об этом, — ответил он. — Хотя бы сегодня.

Он почувствовал на себе ее взгляд.

— Вам с Карло приходится переживать то же самое, что и мне?

— Постоянно, — сказал он. — Я не могу сказать ему ничего такого, о чем потом его не спросил бы Салинас.

Терри покачала головой и тихо произнесла:

— Но не давать показания, значит…

Фраза повисла в воздухе, да ей и не нужно было договаривать ее до конца.

Паже промолчал. В воцарившейся тишине Терри снова, на этот раз отрешенно, покачала головой, точно в немом изумлении.