— Я люблю тебя, Крис. Крепко-крепко.

— Я тоже люблю тебя, Терри, — улыбнувшись, произнес он.

Когда они заказывали горячее, Тереза попросила красного вина. Крис не спорил, лишь недолго посовещался с официантом, и вскоре на столе появилась бутылка кьянти. Вино показалось Терри терпким, почти едким.

— Замечательно, просто замечательно! — Одобрила она выбор Паже.

За соседним столиком собирались уходить. Мамаша передала девочку на руки отцу, и тот пронес ее через оживленные залы и вышел на улицу, осторожно обходя людей у входа, ожидающих свободных мест. Голова девочки мерно покачивалась у него на плече, но глаз она так и не открыла; в такие минуты весь мир для ребенка сосредоточен в знакомых запахах и тепле тех людей, которым он дорог. От этой мысли Терри стало спокойнее на душе, но тут она вспомнила, как носила на руках Елену, и ей снова взгрустнулось.

— Очаровательная малышка, — сказал Крис, проследив за ее взглядом.

Терри было приятно, что и он обратил внимание на эту девочку. Она выпила еще кьянти.

Когда Тереза допивала второй бокал, у нее возникло ощущение, что со временем и пространством происходят странные вещи.

Она практически ничего и никого не видела вокруг — одного лишь Криса. Официант снова наполнил бокалы, когда подали горячее. Макароны с кальмарами ей понравились, и Крис довольно улыбался. Происходящее напоминало меняющиеся кадры на видеопроекторе — на смену одной картине внезапно приходила другая: официант держит в руке бутылку вина, и тот же официант уже подает счет. Все казалось Терри как в немом кино, реальным был только Крис. Прошлое, от которого они бежали, почти начисто стерлось из памяти. Здесь, в Италии, ей было хорошо.

Улица дохнула в лицо неожиданно прохладным ночным воздухом. На мгновение женщина почувствовала, что Кристофер смотрит на нее чересчур пристально и задумчиво.

— Теперь пойдем потанцуем, — предложила она. — Ведь мы с тобой ни разу не танцевали.

— Но я совершенно не умею танцевать. — Крис снова повеселел.

— Тебе надо просто двигаться, и все. — Терри не могла понять, что его так развеселило. Для нее было сейчас важно потанцевать с ним вдвоем. — Ну же, Крис, идем, я покажу тебе, как это делается.

Паже не сопротивлялся. По улицам гулял ветер, и они шли, взявшись за руки, пока не оказались перед зияющим провалом — это был вход в ночной клуб. Из усилителей неслись звуки американской музыки, в которой тонули голоса толпы; люди разевали рты, но тщетно — их никто не слышал. Прожектора подсветки расчерчивали фигуры танцующих лиловыми и алыми полосами; бренди лилось рекой. Терри отдалась на волю музыке, тело ее извивалось, над откинутой назад головой взлетали копны волос. На лбу блестели капельки пота, она была раскованна и чувственна, не видя перед собой никого, даже Криса. Ей было безразлично, о чем поют в этих песнях. Важен был лишь пульс музыки, как биение ее собственного сердца. Терри была свободна.

Внезапно музыка оборвалась. Зажглись яркие огни, и в них растворились лилово-алые полосы подсветки. Они очутились в зале, где пахло затхлостью, как в давно непроветривавшейся спальне; кругом стояли столы, а на них — бокалы с недопитым спиртным.

— Они закрываются, — сказал Крис, беря Терезу под руку.

На улице еще больше похолодало.

— Пойдем куда-нибудь еще, — попросила Терри. — Прошу тебя, я не хочу, чтобы это кончалось.

«Не поможет», — услышала она вдруг, или это ей только почудилось, и бросилась в ночную мглу.

Они оказались на пустынной площади: призрачные здания, голые мостовые, смутные очертания фонтана. Над пепельно-серыми в лунном свете камнями мостовой разносились гулкие удары каблуков. Скинув туфли, Терри бежит к фонтану и вступает в холодную воду; промокший подол платья прилипает к ногам. Крис, засунув руки в карманы, молча наблюдает за ней.

— Скоро три, — произносит он. — Мы исходили все, что можно, Терри. Это последний фонтан в Венеции.

От этих слов Терезе стало весело. Она взглянула на Криса — он стоял стройный и прекрасный, словно античная статуя. Терри подумала, представала ли она такой хоть раз в его глазах.

— Не беда, — успокоила она его, выходя из фонтана. — Мне хочется кое-чем заняться с тобой.

Опершись на его руку, женщина надела туфли. Движения ее были спокойны и точны.

— Идем, — сказала она. — Скорее.

Они пустились бегом по извилистым кривым улицам. Наконец впереди открылась панорама Большого канала.

Когда они вошли к себе в номер, время остановилось.

Терри погасила свет. Стало так тихо, что она услышала собственное дыхание.

Луна и тусклый свет газовых фонарей на улице смягчали ночной мрак.

Терри видела перед собой только лицо Криса.

— Оставайся там, — прошептала она.

Крис стоял у кровати. Терри сняла серьги и положила их на туалетный столик. Его отражение в зеркале было неподвижно, словно завороженное ее движениями. Тереза повернулась к нему.

Ничто не нарушало тишины.

— Я так ждала этого, — тихо произнесла она и медленно направилась к Кристоферу.

В голове ее ритмично и волнообразно продолжал биться пульс музыки. Платье соскользнуло с плеч и, на мгновение задержавшись на бедрах, легло к ногам. Она спустила бретельки бюстгальтера, думая о том, что он никогда еще не видел ее такой. Бюстгальтер упал на пол. Терри пошла медленнее; ей хотелось, чтобы Крис физически почувствовал ее, даже на расстоянии.

— Дьявольщина.

Его голос прозвучал глухо, но она слышала его так же отчетливо, как если бы это был ее собственный.

— Я хочу унестись с тобой далеко-далеко, чтобы забыть обо всем.

Раздевшись, Терри попросила Криса, чтобы тот смотрел на нее.

Текли секунды. Он наблюдал за движениями ее тела, залитого серебристым светом, и Тереза впервые почувствовала себя по-настоящему красивой.

Кристофер двинулся к ней, но она не останавливалась. Когда он подошел вплотную, ей показалось, что глаза у него темнее ночи…

— Прямо здесь, — произнесла Терри.

Они опустились на пол. Он все делал именно так, как ей хотелось. Даже молчал, с нужной «интонацией», когда вошел в нее.

Остальное было творением их обоюдной страсти и ничем не сдерживаемого желания. Потом они долго лежали молча.

— Спишь? — спросил Крис.

— Нет, — тихо ответила Терри. — Не сплю.

Она почувствовала, как его губы коснулись ее живота, и все остальное потеряло смысл. Глубокий покой освобожденной страсти снизошел на нее, позволив наконец Терезе забыть о Елене.

Когда Терри проснулась, немилосердно палило утреннее солнце. Комната представляла собой кошмарное зрелище: разбросанная по полу одежда, болтающийся на трюмо бюстгальтер, сползшие на пол простыни. В голове у нее гудело.

Крис протянул Терезе стакан воды и три таблетки аспирина. Она без разговоров выпила лекарство и косо посмотрела на Криса.

— А как тебе удается выглядеть таким бодрячком? — спросила она.

— Холодный душ, — улыбнувшись, объяснил Крис. — Иначе я бы уже рухнул из лона цивилизации в пучину варварства. Нечто похожее произошло с нами вчера.

Терри привстала — на ней ничего не было. Лопатки саднило, она не сразу вспомнила, что стерла их о ковер. Зардевшись, женщина спросила:

— Ты что-нибудь помнишь?

Крис присел на кровать рядом с ней.

— До мельчайших подробностей. До конца дней своих не забуду.

Терри покачала головой.

— Такого со мной еще не было.

— Я польщен. — Крис поцеловал ее в лоб. — Только надо было вернуться чуть пораньше. Не в половине четвертого.

Терри вымученно улыбнулась.

— Если я и дальше буду раздеваться в подобной манере, то, пожалуй, далеко зайду. — Она искоса взглянула на него. — И сколько же раз у нас получилось?

— Три. Но на ковре только два. — Крис вытащил из ведерка со льдом мокрое полотенце, отжал и протянул Терри. — Подержи на лбу и прикрой глаза. Мне это помогло.

Это была хорошая мысль. Все предметы в комнате имели слишком резкие очертания, а от яркого света болели веки. Темнота действовала успокаивающе, влажное же полотенце смягчало боль, которая, возникая где-то в затылке, пульсирующими толчками отдавалась в глазах.