Монк внимательно слушал.

— Чего только не сделаешь, — наконец произнес он, — под дулом пистолета.

— Но зачем же его глотать? — улыбнувшись, заметил Паже.

Монк не счел нужным отвечать; по его виду было ясно, что он удовлетворен. Он получил то, за чем пришел: записанные на пленку ответы Паже, от которых тот был не в силах уклониться. Отметив время окончания беседы, он выключил диктофон.

— Прошу извинить, что отняли у вас столько времени.

Эта лицемерная куртуазность взбесила Паже.

— Не стоит, — буркнул он, не выдав, однако, своего раздражения. Он вступил на неизведанную территорию, не имея ни карты, ни компаса. Он больше не знал, что следует говорить, не знал, как следует вести себя. Потребовалось всего два часа, чтобы нарушить естественный ход вещей.

Паже холодно проводил гостей до двери. Из окна в библиотеке он видел, как они сели в машину и уехали.

Черт бы побрал этого проклятого Рикардо Ариаса!

Кристофер сел в кресло, постарался взять себя в руки и попробовал рассуждать с позиций Чарлза Монка. Просидев так около часа, он почувствовал, что весь покрылся испариной, как после ночного кошмара.

Пройдя на кухню, он взял зеленый пакет для мусора и, мельком взглянув на входную дверь, поднялся к себе в комнату.

Стенной шкаф был битком набит костюмами. С годами у Паже выработалась привычка — чувствуя приступ хандры или просто усталость и скуку, он отправлялся в магазин и покупал очередной итальянский костюм. У него накопилось их штук двадцать пять, они висели так плотно, что теперь ему было непросто выбрать тот, который искал, — серый, с маленьким пятнышком на манжете.

Наконец он отыскал его и внимательно осмотрел. Химчистка, решил он, тут не поможет. Хотя костюм вполне еще можно было носить.

Паже снял его с плечиков и сунул в пакет. Только выйдя на улицу и подойдя к мусорному баку, он догадался, что здесь полиция может найти костюм.

Паже прошел в библиотеку и задумчиво посмотрел на камин. Нет, решил он, может вернуться Карло.

Он поспешно поднялся в свою комнату.

Наугад вытащил из шкафа еще три костюма, снова повесил серый на плечики и вместе с остальными тремя бросил на кровать; теперь нужны были туфли.

С этим дело обстояло проще. Паже был равнодушен к обуви: три пары туфель — больше у него не было — стояли внизу между непромокаемыми башмаками и спортивными тапочками.

Какие же из них?

Черные, простые — вспомнил он. Туфли были почти новые; он купил их, когда Терри заявила, что даже ей меньше лет, чем тому, что он носит на ногах. Он положил туфли в мешок. Ему вдруг стало грустно; мысль о том, что ему приходится воровато озираться в собственном доме, была мучительна, он остро ощутил собственное одиночество.

Выбора нет, размышлял Паже, он не мог оставить здесь этот костюм и ботинки.

Ярко светило солнце. Кристофер сел в машину и поехал к пункту благотворительной распродажи, который находился в помещении супермаркета. Но пункта приема там больше не было, зато висело объявление, из которого следовало, что сдать вещи можно в специальных благотворительных магазинчиках.

Он сидел в машине на стоянке перед супермаркетом, обдумывая свое положение. То и дело ему мерещилась сцена: Чарлз Монк внезапно наносит ему визит.

В расстроенных чувствах он подъехал к благотворительному пункту в округе Мишн. Где-то неподалеку отсюда, подумал он, в детстве жила Терри.

Приемный пункт представлял собой полутемную комнату с длинным прилавком, за которым обходительная латиноамериканка с ярким макияжем и красивыми круглыми глазами принимала пожертвования в виде различных предметов одежды и выписывала квитанции, дающие право на снижение ставки налогообложения. Паже встал в очередь, состоявшую из двух мужчин, и уставился в пол — на душе у него было неспокойно. Потом он поднял взгляд и увидел обращенную к нему улыбку приемщицы.

Паже выложил на прилавок вещи.

— Довольно приличные костюмы, — заметила женщина.

— Благодарю вас, — произнес Паже и, тушуясь, поставил зеленый мешок на прилавок. — У меня еще вот, туфли.

— Да они совсем новые, — сказала та, доставая их из мешка.

Паже кивнул.

— Они не очень удобные. Я в них все равно что на роликовых коньках.

Приемщица рассмеялась, кокетливо заглядывая ему в глаза.

— Не следовало бы так сорить деньгами.

Одна мысль не выходила у него из головы: «Что, если она запомнит и потом опознает меня?»

— Вот и моя приятельница говорит то же самое, — сказал он.

Женщина снова посмеялась, но вслед за этим занялась квитанцией, стопка которых лежала перед ней на прилавке.

— Может быть, не стоит… — неуверенно пробормотал Паже.

Она взглянула на него с некоторым удивлением.

— Ну что вы? Мне совсем не трудно выписать. А вам поможет с налогами. Ведь все это, верно, потянет на тысячу долларов, а то и больше — даже поношенное.

Разговор явно затягивался.

— Хорошо, — сказал Паже, — благодарю вас.

Та выписала квитанцию и спросила:

— Ваше имя?

— Паже.

Он увидел, как она аккуратно вывела «Падже», но не стал поправлять ее. Получая квитанцию, он заметил, как она машинально смахнула вторую копию в ящик.

Еще раз поблагодарив ее, Паже поспешно ретировался. Обернувшись, он увидел, что женщина улыбается ему вслед, и помахал ей рукой. Пройдя несколько шагов по улице, он еще раз оглянулся, скомкал квитанцию и бросил в урну.

По дороге домой ему хотелось только одного — чтобы та женщина в приемном пункте поскорее забыла его. Это вполне вероятно, ведь она занятой человек, уговаривал он себя; если только она не увидит его еще раз. Вслед за этим его охватил внезапный и суеверный страх: он допустил чудовищную оплошность, поправить которую был уже не в силах.

Прибыв домой, Паже был даже немного удивлен, обнаружив, что в библиотеке сидит Карло, а вовсе не инспектор Монк.

Это было для него до некоторой степени неожиданностью, потому что в последнее время Карло не часто появлялся там. Паже понял, что сын ждал его.

— Где ты пропадал? — в голосе Карло слышались тревожные нотки.

— Подрабатывал курьером, — ответил Паже, избегая смотреть Карло в глаза. Затем, уже серьезно, добавил: — Я должен попросить у тебя прощение за сегодняшнее.

Карло отвернулся.

— Я боялся, что скажу не то.

— Я же всегда учил тебя — говори людям правду. — Паже улыбнулся. — Это гораздо удобнее.

— Жаль все-таки, что я не видел тебя в тот вечер, — произнес Карло, искоса глядя на отца.

«Или хотя бы слышал», — добавил за него Паже про себя.

— Не волнуйся, — успокоил он мальчика. — Все это не более чем игра в полицейских. К каждому случаю смерти при невыясненных обстоятельствах они относятся с подозрением, и любой человек, который так или иначе был связан с покойным, должен рассчитывать на их визит. — Паже помолчал. — Ужасно только, что они стали ворошить этот вздор насчет Елены. Но ты держался молодцом, честное слово. Все время.

— Ты что-то чересчур спокоен. — Карло подозрительно посмотрел на отца.

Паже был уверен — его напускная беспечность выглядит довольно правдоподобно. Но он знал своего сына и не заблуждался на его счет. Знал достаточно, чтобы понять, что его слова — это скорее вопрос, нежели констатация; он знал его более чем достаточно, чтобы расслышать в голосе сына неподдельную тревогу. Но в конечном счете ведь не каждый подросток отличается подобной восприимчивостью.

— Карло, через пару недель все уляжется. Пока же не стоит говорить с ними об этом. Вообще ни с кем.

Паже всматривался в глаза сына и чувствовал, как тоска снова пробирается к нему в сердце, словно дом его стал обителью страха, который прежде он наблюдал только в глазах своих клиентов, — страха затравленного человека. Затем Карло равнодушно пожал плечами, однако Паже понял, что в душе его царило смятение.

Он ощутил острую потребность быть вместе с сыном, вести себя с ним, как обычно.

— Что ты делаешь сегодня вечером? — спросил он.