В очередной раз удивившись, Терри вдруг ощутила какое-то беспокойство. Примерно одного возраста с Крисом, Джеймс Коулт был известен в политических кругах демократического толка. Богат, тщеславен, но существовало и еще одно обстоятельство, немало способствовавшее укреплению его авторитета. Его отец, сенатор, выходец из южной Калифорнии, обладал редким даром покорять людские сердца, он был фигурой, весьма почитаемой в обществе, и только смерть помешала ему выдвинуть свою кандидатуру на президентских выборах. Большинство местных политиков, таких, в частности, как честолюбивый окружной прокурор Маккинли Брукс, считались сторонниками Коулта, так что Крису не приходилось рассчитывать на легкую победу.

— А чем Уолли объясняет необходимость выдвижения независимого кандидата? — поинтересовалась Терри.

Крис пожал плечами.

— Тем же, о чем судачат в кулуарах и другие активисты-демократы. Тем, что у Джеймса Коулта за обаятельной внешностью скрывается существо, коварное, как змея, и начисто лишенное принципов. Уолли считает, что я мог бы стать своего рода противовесом.

Терри пыталась понять, откуда в ней зародились вдруг ощущение утраты и дурное предчувствие. До сих пор они с Крисом никогда не говорили о будущем. Пока суд окончательно не решит вопрос с опекунством, нечего было и мечтать о том, чтобы жить вместе, даже если бы они и захотели этого.

— И ты всерьез рассматриваешь такую возможность? — робко спросила она.

— Представь себе, да — к своему собственному изумлению. После дела Ласко я решил никогда больше не соваться в политику. Но когда позвонил Уолли, я вдруг понял: мне есть что сказать людям, и я знаю, как сказать, чтобы мои слова возымели некий эффект. И это может оказаться для меня последним шансом, понимаешь? Конечно, я не думаю, что Джеймс Коулт придет в восторг, узнав о моем решении. — Крис посмотрел в окно. — В мои годы начинаешь задавать себе вопрос: а для чего ты, собственно, живешь? Я всегда говорил себе, что у меня есть Карло, и ни о чем другом я всерьез не задумывался. Но пройдет еще два года, и Карло уедет учиться.

— А что он думает по этому поводу?

— Карло целиком «за», хотя я и беспокоюсь, что не смогу уделять ему достаточно времени. Кроме того, у меня есть ты. Политика может оказаться грязным делом, но даже если и удастся сохранить чистые руки, все равно тот, кто занимается ею, больше не принадлежит себе.

В глубине души Терри хотела, чтобы Крис отказался от этого шага. Но она толком не знала о его планах, касающихся их двоих, и вообще, какое место она занимает в его жизни. Обсуждать же перспективы совместной жизни не было смысла до вынесения судом окончательного вердикта.

— Может, и хорошо, что у тебя теперь появится хобби, — улыбнувшись, произнесла она. — Рики, вот кто не дает мне покоя. Он ревнует меня к тебе.

— Рики? Он-то что может мне сделать? — Крис внимательно посмотрел на нее, а потом заговорил о другом: — Каковы бы ни были его поступки сейчас, пока Елена с ним, его ничто не спасет, он, так или иначе, подставится. Без тебя он как без рук. Рано или поздно всем станет ясно, что он калечит ребенка. — Паже говорил уверенным и спокойным тоном. — Разумеется, тебе нелегко наблюдать все это. Зато в конечном счете ты получишь дочь.

Тереза понимала — это лучший совет, какой он мог ей дать. Но как матери ей нелегко было следовать такому совету.

Скорее всего, Рики понимал, что бывшая жена не оставит его в беде, если речь пойдет об интересах их дочери. Через четыре месяца после того как они расстались, в связи с неуплатой Рики «отказался» от прежней квартиры и сообщил Терри, что подыскивает другую, причем намеренно назвал район, про который ходила недобрая слава. Расчет его оказался точен: уже через неделю Тереза сама нашла подходящую квартиру, поближе к своей, а когда арендодатель выразил сомнение относительно платежеспособности Рики, ей пришлось поставить на договоре и собственную подпись. Она ненавидела себя за это. Как, впрочем, и за то, что, следуя некоей извращенной логике, связанной с тяжбой из-за опекунства, выбрала для Елены самую лучшую школу, так как скоро поняла — Рики не будет этим заниматься. Ариас до последнего момента ничего не подозревал, однако на первом же родительском собрании он ловко втерся в доверие к учительнице Лесли Уорнер, простоватого вида шатенке со стройной фигурой и широко посаженными глазами. В свойственной ему самодовольно-доверительной манере Рики живописал ей, как он «участвует во всех фантазиях Елены», чтобы «помочь девочке развить воображение». Уорнер не сводила с него восхищенного взгляда и только улыбалась да поддакивала. Терри с трудом вынесла это зрелище.

Но помочь Елене она, похоже, была не в силах.

Речь шла не о какой-то конкретной проблеме, а о целом ряде тревожных симптомов, которые Терри начала замечать через несколько месяцев после развода. Хотя дочь по-прежнему занимала сторону отца, она больше не спрашивала Терри, помирятся они или нет. Теперь девочка, замкнувшись в себе, часами просиживала одна в состоянии совершенной апатии. Она не могла уснуть и снова требовала, чтобы рядом зажигали ночник, от которого гордо отказалась еще год назад. Когда Терри позвонила в школу, учительница сказала, что Елену отличает неизменная вежливость, но ни с кем из детей она так и не подружилась. Рики между тем твердил, что ничего страшного не происходит.

Они стояли у Терри в кухне. Рики только что отвез Елену в школу.

— Со мной она ведет себя прекрасно, — сказал он. — Значит, все дело в тебе и твоем дружке. Тер, если бы ты не была такой черствой, то давно поняла бы, что твоя неразборчивость в связях пагубно сказывается на нашей дочери, и оставила бы его.

Терри старательно сдерживала гнев.

— Но и в школе Елена такая же безучастная ко всему окружающему. А ведь она так легко сходилась с людьми.

— Ну хорошо, хорошо, я прослежу. — Лицо Рики исказила недовольная гримаса. — Но Лесли и так держит меня в курсе дел, и я считаю, что загвоздка в тебе. По правде говоря, ты своим поведением еще раз доказываешь, насколько прав был судья Скатена. Не понимаю, как ты можешь надеяться, что он изменит свое мнение о тебе, особенно учитывая, что ты по-прежнему спишь с Паже.

Несмотря на свое раздраженное состояние, Терри не пропустила мимо ушей упоминания о «Лесли». Скорее всего, он не просто оговорился, а хотел заинтриговать ее. Терри только подумала, как это похоже на него: прикинувшись радетельным отцом, снискать расположение привлекательной особы.

— Это не состязание, Рики…

— Ты права, черт побери, — произнес он с тихой злобой. — Я разбит, у меня нет денег на мой проект, у меня ничего нет. Хорошо еще, что существуют женщины, которым я небезразличен. — Его глаза горели негодованием. — Мне остался один секс, в остальном, по твоей милости, я в полном дерьме.

— Мне очень жаль, — ответила Тереза, глядя ему в глаза. — По-своему ты прекрасно понимаешь меня. Беда в том, что ты абсолютно не понимаешь самого себя. Поэтому всегда будешь обвинять меня во всем происходящем с тобой. Ты катишься на дно, Ариас, и тащишь за собой Елену.

Теперь он был другим. Казалось, услышав ее мягкий голос, Рики перестал злиться. Он сел за стол и обхватил голову руками.

— Тер, мне плохо, — упавшим голосом произнес Рикардо. — С тех самых пор, как ты ушла от меня…

Он весь как-то обмяк. На мгновение в Терри проснулся инстинкт замужней женщины, и ей захотелось утешить его.

— Мне очень жаль. Я хотела бы, чтобы у тебя все сложилось. Правда.

Он посмотрел на нее и едва слышно вымолвил:

— Ради Елены…

— И ради Елены тоже. И ради тебя. Ради меня, наконец. — Она помолчала. — Если твоя жизнь превратится в руины, от этого никто не выиграет. Я не хочу все время переживать из-за тебя, думая о том, как помочь тебе выплыть.

— Оставшись без тебя, я иногда чувствую себя таким потерянным, — сказал Рики, глядя куда-то в сторону. — Иногда мне кажется, для меня все кончено.

Терри с грустью подумала, что Рикардо и сам, должно быть не знает, когда он искренен, а когда притворяется, стараясь казаться тонким и ранимым. Эта мысль удержала ее, когда она уже была готова дотронуться до его плеча. И в тот же самый момент Тереза почувствовала, что каким-то непостижимым образом, глубоко в подсознании, она продолжает оставаться женой Рики.