Бекки отпустила свою ногу и снова кивнула.

Когда Сторм прекратила ее щекотать, Бекки пощекотала Сторм в ответ, потом пощекотала Эйдена. Они рассмеялись, но не из-за щекотки, а из-за попыток Бекки скопировать их действия.

После очередного инцидента с грязным подгузником, Эйден умыл Бекки, сменил подгузник и переодел. Сторм собирала ее сумку, чтобы вернуться в дом.

— Кажется, я учусь на горьком опыте, — сказал Эйден. — Значит, надо менять подгузник перед дневным сном, после еды, на ночь и сразу после того, как она проснется.

— И кое-когда между, — отозвалась Сторм.

— Ну да.

— Эйден, тебе нужно спросить Джинни, где похоронили Клодетт, чтобы мы могли почтить ее память и принести ей цветы. Если, конечно, не хочешь сделать все сам.

— Нет, я бы хотел, чтобы ты пошла со мной. Если ты не против. Клодетт должна знать, кто привел меня к Бекки.

Эйден тащил в дом матери Клодетт манеж, в котором лежали игрушки, одежда и все остальное в таком количестве, что можно было провести с ребенком весь день на пляже. Сторм несла сухую и переодетую Бекки. Бекки несла Колдуна.

В старомодной кухне стоял высокий стул для кормления. На его подносе ждала миска сухих разноцветных колечек «Froot Loops». Поддев красное колечко, Бекки показала его Эйдену.

— Лупсы, — сказал он, — я понял.

— Кьясный, — произнесла Бекки и протянула ему колечко.

— Это мне? — спросил Эйден. Бекки кивнула, и он был этим так тронут, что наклонился к ней и дал ей засунуть колечко себе в рот. Малышка счастливо смеялась. Его крайне удивило, что колечко оказалось вовсе не сухим, а мокрым, но он жевал с таким удовольствием, будто она преподнесла ему самый дорогой на свете подарок. — Спасибо, солнышко.

Он поцеловал Бекки в макушку и целую минуту прижимался к ней губами. Если он не возьмет себя в руки, то попросту начнет реветь, не в силах ни выразить, ни осознать, какого прекрасного ребенка оставила ему Клодетт.

Эйден выпрямился, чувствуя, что не заслуживает Бекки и никогда в жизни не заслуживал Клодетт. Если бы только представился шанс вымолить у Клодетт прощения за то, что был таким самонадеянным козлом…

— Па-па. Лупсы, — сказала Бекки, показывая ему съедобное колечко, надетое на детский пальчик. Затем сунула пальчик в рот и захихикала, когда достала его без колечка.

— Поверить не могу, что я породил этого жаворонка.

Мать Клодетт поставила на стол тарелку свежих блинчиков. Сторм все это время жевала «Froot Loops» всухомятку.

— Джинни, — начал Эйден, — вы не могли бы сказать нам, где похоронена Клодетт, чтобы мы со Сторм могли ее навестить?

Джинни выронила вилку. Выражение ее лица было неописуемым.

— Что случилось? — спросил он.

— Сегодня в полдень отключат аппарат жизнеобеспечения. Вот почему соцслужба не пожаловала раньше.

Эйден подскочил со стула.

— Клодетт жива?!

— И да, и нет. С самой аварии она в коме.

— Я должен ее увидеть, — сказал Эйден. — Должен сказать ей, что позабочусь о Бекки.

— Она не поймет, что ты рядом, сынок.

— Мне все равно. Я должен… должен закончить незаконченные дела.

Сторм стояла, окаменев.

Жизнь… или смерть… только что приняла новый оборот.

— Где ее содержат? — спросил Эйден и, как только Джинни рассказала ему, бросился вон из дома.

Сторм слышала, как он отцепил от автобуса заднюю «гаражную» часть и завел двигатель. Она подошла к эркеру и увидела, как он сдает задом по подъездной дорожке.

— Он в шоке, — тихо проговорила она, когда к ней подъехала миссис Лэнгли и положила свою ладонь ей на руку, чтобы успокоить.

— Его переполняет чувство вины, — сказала Джинни.

— И это тоже, — согласилась Сторм.

Он снова бежал, но на этот раз не от чего-то, а к чему-то. Точнее, к кому-то. И это само по себе доказывало, как много значила для него Клодетт. Трудно закрыть на такое глаза.

Пытаясь не чувствовать себя брошенной, Сторм играла с Бекки и получала от этого настоящее удовольствие, но все же… «Ради всего святого! — осадила она себя. — Он же уехал проститься с матерью своего ребенка. Конечно, он останется с ней, пока она не уйдет, но потом ему будет нужен кто-то для утешения». И она пообещала себе, что будет рядом, когда это случится.

Разумеется, Сторм понимала, что вряд ли он вернется за ней. Но за дочерью — точно вернется. Чего она не понимала до сих пор — это как сильно Эйден любил Клодетт, пока не увидела его реакцию.

На стене в кухне зазвонил телефон, перепугав Сторм, зато ее реакция рассмешила Бекки. Джинни ответила, с минуту поговорила, а потом бросила трубку так, что та осталась висеть и постукивать о стену.

— Что там? — спросила Сторм.

— Она проснулась. Клодетт вышла из комы.

Миссис Лэнгли безудержно рыдала, и, хотя слезы ее должны были быть слезами счастья, Сторм подумалось, что больше они похожи на слезы глубокой скорби. Бывают в жизни противоречия.

Это должны были быть слезы радости, и такими они и будут. У Бекки будет мама, а Эйден… Сторм понятия не имела, что он будет делать теперь, когда Клодетт выздоровеет — останется в Кейп-Мэй или вернется в Салем. Но где бы он ни был, наверняка Клодетт и Бекки будут с ним.

Внезапно она почувствовала себя пятым колесом. Какой же она ужасный человек, раз думает о себе, когда кто-то, кто едва не умер, возвращается к жизни? Все это означало, что здесь ей не место.

— Мне пора, — сказала Сторм.

— Нет! — воскликнула Джинни, снова беря ее за руку. — Ты не можешь бросить Эйдена. Сейчас ты будешь нужна ему больше, чем когда бы то ни было.

— Нет, Джинни. Вы же сами все видели. Ему нужна Клодетт.

— Вот, возьми. Это ключи от моей машины. Поезжай в хоспис и посмотри, что на самом деле происходит. Поговори с Эйденом. Познакомься с Клодетт.

— А вы разве не хотите поехать? — растерянно спросила Сторм.

Миссис Лэнгли вздрогнула.

— Может быть, позже… когда вы вернетесь… если все будет в порядке. Может, и поеду. У меня плохое предчувствие.

— Джинни, ваша дочь вернулась. К Бекки вернулась мать.

Женщина похлопала Сторм по руке.

— Я уже стара и видела много смертей на своем веку. Понимаешь, я целый год смотрела, как умирает моя Клодетт. Больше не могу.

— Все кончено. Она будет жить.

Джинни покачала головой и стала смотреть в окно.

Сторм умылась и наложила легкий макияж с помощью того, что носила в сумочке. Хорошо, что она принесла сумочку в дом, иначе водительские права испарились бы вместе с автобусом.

Колдун терся у ее ног. Черт возьми, котенка тоже бы здесь не было, если бы Бекки так не привязалась к нему.

— И опять у нас нет ни кошачьего корма, ни наполнителя для тебя, Колдун. Перед поездкой сбегаю в магазин. Учитывая обстоятельства, думаю, новая переноска лишней не будет.

Вернувшись в гостиную, Сторм снова увидела эту непостижимую муку в глазах Джинни.

— Клодетт вышла из комы, — повторила она, — и скоро поправится.

— Ты продолжай так думать, милая. Бог свидетель, кто-то должен.

Сторм представления не имела, зачем ей надо ехать в хоспис, но в глубине души знала, что должна.

На долю секунды Эйден дал себе удивиться, что кухонные шкафчики не распахнулись и не изрыгнули из себя содержимое, когда он ударил по тормозам на парковке возле хосписа. В следующий миг он уже бежал сломя голову по асфальту.

Медсестра на первом этаже отправила его на четвертый. Там на таком же сестринском посту ему дали номер палаты Клодетт. Эйден сомневался, что готов ее увидеть, тем более в коме.

Когда он вошел в дверь, голова закружилась так, что, казалось, вот-вот нагрянет обморок.

Эйден моргнул, чтобы прогнать галлюцинацию.

— Привет, Эйден, — сказала Клодетт, — я тебя ждала.

Ладно, не галлюцинация. Чудо.

— Ты… ты была в коме.

— Так мне и сказали.

— Я думал… я так рад, что ты пришла в себя.