Неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, Уолли зашагал в их сторону.
Джей-Джей открыл окно и поздоровался.
— Куда это все собрались? — спросил у него Уолли.
— В каком смысле? — переспросил Джей-Джей, делая вид, будто не понимает, о чем идет речь.
— Вокруг посмотрите! Все собирают свое барахло и сваливают отсюда.
— Понятия не имею, что случилось, — солгал Джей-Джей, вылезая из машины.
— Не увиливайте! Говорите правду: что происходит?
Джей-Джей помялся и наконец заставил себя сказать:
— Руководство нашего издательства, наверное, разослало пресс-релиз, в котором говорится, что регистрация рекорда откладывается. Не быстрое это дело. Ну а с журналистов какой спрос? Они приехали на открытие мероприятия, а потом вернутся к самому интересному моменту. Не волнуйтесь, Уолтер, все будет в порядке.
— А на это вы что скажете? — произнес журналист, выскочивший из-за спины Уолли.
В руках он держал свежий номер газеты «Омаха геральд». Едва ли не половину первой страницы занимало набранное огромными буквами сообщение:
КНИГА РЕКОРДОВ НАМЕРЕНА ОТКАЗАТЬСЯ ОТ РЕГИСТРАЦИИ ПОЕДАНИЯ «БОИНГА»
Уолли выхватил газету из рук журналиста и, нависая над Джей-Джеем, как великан над карликом, стал читать — медленно, едва ли не по слогам: «В силу обоснованных сомнений в законности происходящего, руководство Книги рекордов объявило о том, что попытка съесть „Боинг-747“ не будет рассмотрена в качестве заявки на мировой рекорд. Найджел Писли, высокопоставленный сотрудник издательства, обратился ко всем претендентам, намеревающимся поставить рекорд в категории поедания неорганических материалов, с настоятельной просьбой прекратить эти вредные для здоровья эксперименты и отказаться от своих замыслов».
Вокруг Джей-Джея и Уолли собралась целая компания репортеров.
Один молодой корреспондент помахал свежим номером «Чикаго трибьюн», чтобы привлечь к себе внимание, и задал Джей-Джею интересовавший всех вопрос:
— Когда об этом было объявлено, почему вы сразу нам ничего не сказали?
— Почему-почему… — произнес Уолли. — Да потому, что ему на нас на всех наплевать. Для него это рабочий момент. Просто очередной сорвавшийся мировой рекорд.
Вилла слушала этот разговор, стоя рядом с машиной. По ее щекам текли слезы.
Уолли подошел к ней и спросил:
— А почему ты с ним приехала? Что случилось? Почему ты плачешь?
«И вправду, — подумал Уолли, — почему она так расстроилась? Неужели ей так важен этот мировой рекорд? Или, может быть… это она из-за меня так переживает?»
Вдруг Уолли все понял. Ему стало ясно, почему плачет эта прекрасная женщина. Он обернулся к Джей-Джею, протянул к нему свою огромную лапу и схватил его за плечо. Легким, едва уловимым движением он развернул Джона Смита на сто восемьдесят градусов.
— Что ты с ней сделал? — прокричал Уолли.
Оставлять Джей-Джею время на то, чтобы тот сформулировал ответ, не входило в планы фермера-великана. Широко размахнувшись своим пудовым кулаком, он обрушил его на обидчика Виллы.
Хрустнула кость, брызнула кровь, Джей-Джей отшатнулся и рухнул навзничь на землю.
— Ну вот, — удовлетворенно проговорил Уолли, — не будет теперь у тебя идеально симметричного носа.
— Ты же еще вчера знал, что рекорд не будет засчитан, — сказала Вилла, сверля Джей-Джея уничтожающим взглядом.
Она резко дернула рычаг переключения передач, и пикап запрыгал по проселочной дороге. Даже поворот под прямым углом Вилла прошла, не снижая скорости, отчего Джей-Джея всем телом швырнуло на дверцу кабины.
Нос у него буквально горел. В месте перелома ощущалась болезненная пульсация.
— Я не был до конца уверен, — попытался оправдаться он.
Голос Джей-Джея был приглушен грудой бумажных полотенец, при помощи которых удалось приостановить бивший из его носа фонтан крови. Каждая яма и кочка на дороге, каждый попавший под колесо корень дерева отзывались острой болью у него в переносице.
— Брось, я же помню тот звонок за ужином, после которого ты стал сам не свой. Почему ты мне все не сказал?
Джей-Джей с трудом дышал от стыда и боли.
— Прости, — прошептал он, старательно взвешивая даже не каждое слово, а каждый слог. — Я очень хотел, чтобы все получилось. Я сделал все, что было в моих силах. Я отстаивал рекорд Уолли до последнего. К сожалению, решение в издательстве принимаю не я, и на этот раз оно оказалось не в мою пользу.
Помолчав с минуту, он вдруг признался:
— А теперь меня отправляют в командировку в Грецию.
— Когда?
— Ехать нужно уже сегодня.
— Ты использовал меня, — сказала Вилла.
— Нет, ты не права…
— Ты обманул меня. Не сдержал обещания, которое дал мне и всему городу.
Она не хныкала и даже не плакала, просто слезы против ее воли текли по щекам. Джей-Джей поднял руку и осторожно прикоснулся к ее плечу. Вилла вздрогнула и сбросила его руку.
— Неужели ты думаешь, что я хотел, чтобы все так получилось? — взмолился Джей-Джей. — Я и молчал вчера лишь потому, что не знал, как сказать тебе об этом. Я надеялся на чудо. Вдруг начальство передумает, и с утра…
Они выехали из города по шоссе 8. Двухполосная дорога была абсолютно пуста. Вилла резко затормозила перед небольшим зданием, выстроенным из серых шлакобетонных блоков. Табличка над входом гласила: «Ветеринарная клиника». Машина замерла на месте, и Вилла объявила:
— Все, приехали. Тебе сюда.
— Вилла, пожалуйста, пойми меня…
— Убирайся.
Она даже не посмотрела на него. Джей-Джей открыл дверцу пикапа и чуть не вывалился на землю. Он стоял на асфальте и смотрел вслед удаляющейся машине.
— Вилла! — прокричал он в отчаянии во весь голос.
Машина лишь прибавила скорость, и у Джей-Джея впервые в жизни заболело сердце. Заболело сильнее, чем сломанный нос.
Висевший на стене плакат с петухами в красках расписывал основные признаки респираторных заболеваний, свойственные домашней птице. Другой образец наглядного справочного материала содержал не менее важную для Джей-Джея информацию о пяти признаках, по которым можно безошибочно определить появление грыжи у крупного рогатого скота. Приемная ветеринара представляла собой довольно просторное помещение, стены и пол которого были выложены белой кафельной плиткой. Посреди комнаты стоял высокий стол из нержавеющей стали.
Джей-Джей сел на холодную столешницу: для этого ему пришлось подпрыгнуть, и теперь его ноги болтались в воздухе, не доставая до пола. На докторе Нуджине был по-больничному стерильный белый халат. На шее у него висел вполне обычный на вид стетоскоп.
— Если бы мы имели дело с переломом коровьего носа, — изрек доктор Нуджин, завершив первичный осмотр, — я бы, наверное, поступил вот так. — С этими словами он аккуратно положил свои здоровенные ладони на лицо Джей-Джея, прикрыв таким образом ему глаза. — Корове, наверное, было бы больно, но, выбирая из двух зол меньшее…
Резким, явно отработанным движением он изо всех сил крутанул нос пациента в сторону, одновременно вытягивая его вниз.
Джон Смит издал истошный вопль, заглушивший все звуки как в самой клинике, так и в примыкающих к ней загонах и вольерах для животных, находящихся на излечении и карантине. Судя по тому, что ни одна скотина и ухом не повела, можно было предположить, что подобные экзекуции здесь были не редки.
— Ну вот, — удовлетворенно сообщил доктор Нуджин, — будь это коровий нос, я бы сказал, что он выправлен и поставлен на место.
«Будь это коровий нос…»
Джей-Джей даже боялся подумать о том, как он будет выглядеть, когда спадет опухоль. У него были веские причины опасаться, что этот обонятельный аппарат, некогда способный уловить экзотический аромат печеного бедуинского верблюда, никогда больше не сможет функционировать должным образом. Его безупречно симметричный нос!
