Это история о величайшей любви, о самой великой любви на свете.

Такие слова звучат, несомненно, дерзко; быть может, даже вызывающе. Но вы уж мне поверьте: я знаю толк в этих делах. Ведь я был регистратором рекордов в издательстве Книги рекордов. Много лет я копался в грудах заявок, которые поступали от самых высоких и самых маленьких, самых быстрых и самых медлительных, самых старых и самых молодых, самых тяжелых и самых легких и, разумеется, от тех, кто оказывался где-то посредине между двумя полюсами.

Я удостоверял право называться «самым-самым».

В джунглях и пустынях, в глинобитных хижинах и роскошных особняках я смотрел, как мужчины и женщины вышагивали передо мной на ходулях, ловили ртом виноградины, играли в блошки, метали коровьи лепешки и ходили наперегонки с молочной бутылкой на голове. Все они требовали признания. Все считали себя рекордсменами и претендовали на почетное место в мировой истории. Я был уполномочен решать, кто из них действительно этого достоин.

В Нью-Йорке я зафиксировал, как Кейти Вофлер очистила яблоко, срезав с него кожуру одной длинной тонкой полоской — самой длинной в мире: сто семьдесят два фута и четыре дюйма. На Шри-Ланке я засек время, в течение которого Аруланантам Суреш Жоаким смог простоять на одной ноге ровно семьдесят шесть часов сорок минут. Наши правила фиксации рекордов отличаются особой строгостью, и на протяжении всего рекордного «стояния» я внимательно следил за тем, чтобы свободная нога господина Жоакима ни на мгновение не коснулась второй, опорной ноги и чтобы он ни на секунду не воспользовался каким-либо вспомогательным предметом для удержания равновесия. В Грузии, одной из бывших республик Советского Союза, я зафиксировал достижение Дмитрия Кинкладзе: на протяжении десяти минут он удерживал груз в сто пять фунтов тринадцать унций, привязанный к его ушам[1]. Вновь оказавшись в Нью-Йорке, я измерил и зафиксировал рекордное расстояние, которое пролетела пробка от шампанского, выпущенная из не подогретой и никак специально не подготовленной бутылки: это расстояние составило сто семьдесят семь футов и девять дюймов.

Я сфотографировал Джона Миннока — самого тяжелого человека за всю историю медицины: при росте шесть футов один дюйм он весил более тысячи четырехсот фунтов[2]. В Северной Каролине я собственноручно опоясал измерительной лентой талии Билла и Бена Мак-Рери — самых тяжелых в мире близнецов: восемьдесят четыре дюйма! Я подсчитал общую длину изрядно спутавшихся ногтей на руках Шридхара Чиллала: если бы эти ногти удалось сложить в одну линию, она протянулась бы на двадцать футов и два с четвертью дюйма. Я задокументировал приступ чихания, затянувшийся на девятьсот семьдесят восемь дней, и официально зафиксировал икоту, которая непрестанно мучила Чарльза Осборна на протяжении шестидесяти восьми лет. Я вычислил самое длинное слово в английском языке: им оказался медицинский термин «пневмоноультрамикроскопиксиликовулканокониоз»[3].

Сфера моих профессиональных интересов — все выдающееся и неординарное. При этом с готовностью признаю, что сам я человек совершенно обыкновенный. По росту, весу и происхождению я вписываюсь в самую заурядную статистическую норму: пять футов девять дюймов, сто шестьдесят девять фунтов и шесть унций, родился и вырос на Среднем Западе. В моем имени — а зовусь я Джоном — нет ровным счетом ничего необычного. Вот разве что благодаря фамилии — Смит — я, сам того не зная, подобрался вплотную к одному из мировых рекордов: оказывается, это наиболее часто встречающаяся фамилия в англоговорящих странах. Только в Соединенных Штатах Америки проживают два миллиона триста восемьдесят две тысячи пятьсот Смитов. Обычно, с легкой руки матери, меня называют Джей-Джей. Используя вместо имени это прозвище, мама пыталась отделить меня от другого Джона Смита — моего отца, и от третьего Джона Смита — отца моего отца, и от четвертого Джона Смита — деда моего отца, и от всех остальных Джонов Смитов на свете.

Несмотря на мою заурядность, я все же считаю, что сумел совершить нечто значительное. Впрочем, мое достижение — такого рода, что не может попасть в Книгу рекордов. А произошло вот что: однажды мне довелось стать свидетелем невероятной попытки установить величайший рекорд в истории человечества. В результате я понял нечто такое, о чем не задумывался ни разу за все годы работы в должности регистратора. До того случая я свято верил, будто все чудеса в мире могут быть точно измерены и подсчитаны. Но я ошибался.

Работая над этой книгой, я тщательно восстановил в памяти все события, имеющие отношение к величайшему рекорду всех времен. Сделать это было нетрудно: ведь все происходило у меня на глазах, а на память я никогда не жаловался. В какой-то момент читатель, быть может, захочет найти подтверждение моим словам в Книге рекордов. Но увы: нигде, ни на одной странице вы не обнаружите ни одного упоминания, ни единой сноски, ни даже краткого примечания под «звездочкой» — ничего, что так или иначе касалось бы этой истории. Сколько бы вы ни колесили по нашей глубинке, сколько бы кукурузных полей ни окинули взглядом, вам не удастся найти ни грандиозного монумента, ни хотя бы скромного памятного знака, установленного в честь одного из величайших подвигов в истории человечества. В архивах нет документов, свидетельствующих о сем торжестве человеческого духа; ни в одном музее нет зала, посвященного этому событию, ни даже скромного стенда, ни хотя бы стойки с сувенирами, около которой любознательный путешественник мог бы задержаться на минуту и задаться вопросом: а было ли это на самом деле?

Чтобы узнать всю правду, вам придется посетить небольшой городок, расположенный в самом сердце страны. Люди там живут хорошие — любят ближних, верят в Бога и пекутся об урожае. Задержитесь ненадолго в этом городке, постарайтесь разговорить его обитателей, и вам не без гордости расскажут о человеке, который съел самолет. Да-да, вы не ослышались: именно самолет. Я прекрасно понимаю, это звучит не слишком убедительно и не особенно аппетитно. Тем не менее я предложил бы вам проехаться по шоссе, ведущему от городка на север. Поезжайте мимо ветряной мельницы, обогните два невысоких холма, и вскоре вы окажетесь на пригорке, засеянном кукурузой. Присмотритесь внимательнее: там, за фермерским домом, выкрашенным в красный цвет, рядом с амбаром, можно увидеть огромную вмятину в земле. Это углубление, в длину составляющее ровно двести тридцать один фут десять дюймов, — единственное материальное свидетельство истинности того, о чем вам поведают окрестные жители. Место это действительно необычное, но ведь и саму историю заурядной не назовешь. Поверьте в нее хоть немного — и это поможет вам, пусть отчасти, избавиться от вечного сомнения и сбросить с себя часть доспехов, которые заслоняют вас от ваших же собственных чувств. Вы с удивлением обнаружите величие там, где меньше всего ожидали его увидеть. Как знать, может быть, в этот момент вы примете самое важное решение в вашей жизни: пообещаете себе ничего не бояться и добиваться всего, что для вас действительно важно и дорого. Примером в этом деле вам станет фермер по имени Уолли Чабб, который так любил одну женщину, что решил ради нее съесть самый настоящий реактивный лайнер.