Дыхание становится частым и веет жаром, по лбу стекает капля пота. Даже в царстве снежной королевы ей жарко.
Блузка намокает, и ткань прилипает к спине.
Бросившись к столикам, закрытым фанерой, Клео подхватывает со стола папку, пытаясь создать искусственный ветер.
Тело её обессилено опускается на стул.
Дочь, о которой она мечтала…
Клео знала, что мать недовольна ей, так было с самого детства, но сегодня… была катастрофа.
Полномасштабная, вселенская катастрофа.
Официально, Эвелин Макалистер ненавидит свою дочь.
4 глава
Самообман был последней соломинкой, за которую я мог ухватиться.
Юкио Мисима.
Эвелин Макалистер исполнилось тридцать три, когда она решила, что хочет ребёнка.
Это пришло внезапно.
Она просто сидела за рабочим столом, дописывала письмо редактора для очередного номера, пыталась разобраться в заваливших стол эскизах, когда увидела бывшую лучшую подругу.
Когда Эвелин училась в колледже, они общались.
Вместе состояли в литературном клубе, смотрели одни, и те же фильмы, влюблялись в одних, и тех же актёров, и мечтали стать знаменитыми.
Только у Эвелин были родители, готовые сделать ради дочери что угодно, в том числе и подарить дело жизни, а, у её подруги не было ничего, кроме голой мечты и нескольких ошмётков газет в лице старенького дома и двух тётушек.
В последний раз Эвелин видела её на выпускном.
На обеих были тёмно-голубые мантии, в руках идентичные дипломы, но в душе всё было по-разному.
Эвелин постепенно превращалась в холодную машину, готовую лишь к работе, а её подружка влюбилась в простака, носившего джинсовый комбинезон и управляющего трактором.
Отложив ручку, Эвелин выглянула в окно.
Она казалась счастливой. Её тёмные волосы сбились в неровный хвост, рядом стояли двое сопливых, рыдающих детей, но, тем не менее, она действительно казалась счастливой.
Выходя из кабинета, Эвелин задумчиво выстукивала по стеклу очков.
Да, она унаследовала целый бизнес, но что дальше?
Сейчас ей тридцать три, она ни с кем не встречается, а мужчина в её постели в последний раз был почти семь лет назад.
Ей нужен был ребёнок. Идеальный, прекрасный ребёнок, способный продолжить её дело.
Эвелин порхала на крыльях почти неделю, сживаясь с этой мыслью.
У неё будет полная чаша. Деньги, успех и совершенная крохотная копия.
Хотя нет, копия ей не нужна. Эвелин считала себя не слишком привлекательной.
У неё были маленькие, глубоко посаженные глазки, жидкие русые волосы и крохотные губки, едва заметные на лице.
К тому же она была низкой, не смотря на то, что носила каблуки почти постоянно, разве что не спала в них.
Поиск отца занял ровно месяц.
Ей просто нужен был привлекательный мужчина, способный сделать ребёнка.
Она была готова заплатить, чек и контракт, что составил её юрист, были уже на столе, когда потенциальный отец зашёл в её кабинет.
Ему было двадцать пять. Высокий шатен с огромными зелёными глазами.
Испанец. Приехал в Нью-Йорк на лето и устроился в журнал, курьером.
Ему не нужны были серьёзные отношения, и тем более дети.
Он был красив, популярен, но, увы, беден.
Эвелин была готова восполнить этот маленький недостаток за одну услугу.
Ровно через девять месяцев на свет появилась Клео Макалистер.
Роды проходили тяжело, ровно, как и беременность.
Нанятой акушерке приходилось поить Эвелин специальными травяными отварами, ибо ребёнок был в неправильном положении.
Эвелин хотела, чтобы всё прошло идеально.
Ни единого вскрика, ни единой лишней каплей крови и никакого уродливого младенца, похожего на неё.
Увы, роды прошли тяжело. Первые схватки настигли её на работе, и Эвелин лежала на полу почти час, пытаясь успокоить бешеное сердце.
Каждую секунду безумной боли ей казалось, что это конец.
Это последний вздох, последний стон, а боль, это последнее, что она чувствует.
Ей казалось, что ни один, даже самый совершенный ребёнок на свете не способен это окупить.
А потом появилась она.
Такая крошечная, такая розовая, с зелёными глазами, точно как у отца.
Она так хаотично двигала маленькими ручками, так проникновенно взирала на Эвелин, что та почти заплакала.
Почти.
Вырастить эту девочку было самым сложным, что Эвелин делала в своей жизни.
Ночи без сна, и дни без даже минутного отдыха дали ей понять, девочка в долгу у неё.
Она родила её для себя, и значит, её жизнь будет строить она.
От начала и до конца.
-Мисс Макалистер! – глаза секретарши Клео изумлённо округляются.
Эвелин честно пытается вспомнить имя вздорной афроамериканки, но на ум не приходит ничего путного.
-Здравствуй… милая, - поправив воротник нового, идеального костюма специально подогнанного под неё, Эвелин одаривает девушку улыбкой. – Клео на месте?
-Да, да, - девушка собирается домой.
Наушник валяется на столе, в схватке с чёрными проводами, в руках огромная сумка леопардового оттенка, набитая пробниками кремов и помад.
-Я рада, что она ещё не ушла, - шепчет, Эвелин, облегчённо выдыхая. – Спасибо милая.
-Ну, что вы… - бормочет девушка, даже не пытаясь скрыть перед начальницей свой выговор аля - гетто.
-А вот и моя труженица! – восклицает Эвелин, как только дверь, ведущая в её бывший кабинет, распахивается.
К сожалению, воображение, что рисовало ей волшебные картины по дороге в офис, нагло обманывало.
Она представляла Клео, заваленную бумагами с телефоном в руках, и в трубку девушка визжала о том, как её подвели и ей придётся делать всё самой.
Эвелин почти бьёт себя по руке за такие мысли, это не Джейми. Пора привыкнуть, что Клео не Джейми.
Клео не будет завалена бумагами, не будет тонуть под гнётом поступающих звонков.
Клео сидит на её кресле, точно маленькая, забросив на него ноги и её сапоги…. Её сапоги, что Эвелин лично подбирала в коллекции Джимми, Чу, валялись на полу, точно каша кожи.
-Мама? - глаза Клео изумлённо округляются, точно как у её секретарши, выронив из рук, пустую пластиковую тарелку, из-под салата, что Эвелин лично одобрила для офиса, девушка поднимается. – Что ты здесь делаешь?
-Хотела навестить мою детку, - воркует Эвелин, окидывая офис суровым взглядом. Если Клео что-то изменила, ей не жить. – Я рада, что здесь всё по-прежнему.
Даже её фотография с гномами.
Это ведь придумала Джейми. Чудная, дивная Джейми. Идеал редактора.
-А… да, я…
-Чем это ты занимаешься? – скрестив руки на груди, Эвелин устремляет на Клео суровый взгляд сквозь толстые стёкла очков.
Если бы она не была такой влиятельной, то выглядела бы сейчас смешно.
Коротышка в сияющем костюме, что смотрит на мир сквозь плотные стёкла очков.
-Я… я… заканчиваю, - подняв тарелку, Клео бросает её в урну.
Взгляд девушки скользит по сброшенным сапогам.
Эвелин детально изучает ступни дочери и полное отсутствие педикюра, словно журналисты могли пропустить это сквозь пальцы.
-Клео, это ужасно, - Эвелин усмехается. – Ты ничего не делаешь. Я оставляю на тебя журнал, уезжаю, а что получается? Если ты думаешь, что месяц до следующего выпуска, это много, то ошибаешься. Месяц – это очень мало Клео. Каждый час считается, каждая минута. Я не спала ночами, чтобы выпустить стоящий внимания журнал, а что ты здесь делаешь?
Клео с шумом сглатывает, понурив голову.
Она ей не ответит. Никогда не отвечала, и не ответит сейчас.
-Я разочарована в тебе детка, ты не представляешь, как я на тебя надеялась. Мне казалось, ты уже готова. А что в итоге? – устало вздохнув, Эвелин качает головой. – Ладно, поговорим в ресторане.
-В ресторане? – глаза Клео загораются.
Эвелин хочется подойти и влепить дочери пощёчину за вечное желание что-нибудь жевать.
-Да… ты заслужила, да и мне нужно поесть. Хоть это и собьёт мой график диеты.