Она показывает нам присесть на ярко-желтый диван, а потом исчезает на кухне.

- Именно так я представляла себе ее дом, - говорю я Олли, как только она уходит. Не хочу, чтобы он задавал вопросы о таблетках.

Никто из нас не садится. Я отступаю от него на шаг или на два. Стены квартиры выкрашены в основные цвета. Практически все поверхности скрываются под разными безделушками и фотографиями.

- Кажется, она нормально отреагировала на таблетки, - наконец говорит Олли. Он придвигается ближе, но я напрягаюсь. Боюсь, что он почувствует ложь на моей коже.

Я брожу по гостиной, рассматривая фотографии поколений женщин, которые похожи на Карлу. Огромная фотография с ней, держащей на руках маленькую Розу, висит над двухместным диванчиком. Что-то в этой фотографии напоминает мне о моей маме. Все дело в том, что она смотрит на Розу не только с любовью, но и со свирепостью, будто сделает все, чтобы защитить ее. Я никогда не смогу расплатиться с ней за все, что она сделала для меня.

Карла готовит нам на завтрак чилакилес - это кукурузная тортилья с сальсой, сыром и мексиканскими сливками, которые похожи на взбитые сливки. Это блюдо вкусное и новое, но я пробую всего кусочек. Слишком нервничаю, чтобы есть.

- Итак, Карла. По твоему профессиональному мнению, ты правда думаешь, что таблетки сработают? - спрашивает Олли. Его голос переполнен оптимизмом.

- Возможно, - говорит она, но качает головой, когда отвечает. - Не хочу давать вам ложную надежду.

- Расскажи мне, - говорю я. Мне нужно спросить у нее, почему я еще не заболела, но я не могу. Я попала в сети своей лжи.

- Может быть такое, что таблетки откладывают твою болезнь. Даже без таблеток могло быть такое, что ты просто еще не столкнулась со спусковым механизмом.

- Или может быть такое, что таблетки работают, - говорит Олли. Он находится на грани надежды . По его мнению, эти таблетки - чудо.

Карла похлопывает Олли по руке.

- Ты славный парень, - говорит она ему.

Она не смотрит на меня, забирает наши тарелки и идет на кухню.

Я следую за ней медленно, потому что стыжусь.

- Спасибо.

Она вытирает руки о полотенце.

- Я тебя понимаю. Я понимаю, почему ты здесь.

- Я могу умереть, Карла.

Карла смачивает тряпку и вытирает уже чистую стойку.

- Я уехала из Мексики посреди ночи без ничего. Я не думала, что выживу. Немногим это удается, но я все равно уехала. Я оставила папу, маму, сестру и брата.

Она ополаскивает тряпку и продолжает:

- Они пытались меня остановить. Сказали, что это не стоит моей жизни, но я сказала, что это моя жизнь и мне решать, чего это стоит. Я сказала, что уеду и либо умру, либо проживу жизнь лучше.

Теперь она снова ополаскивает тряпку и крепко ее выжимает.

- Говорю тебе, когда я уехала из дома той ночью, то никогда не ощущала себя такой свободной. Даже сейчас, за все время пока я здесь, я никогда не ощущала себя такой свободной, как в ту ночь.

- И ты об этом не сожалеешь?

- Конечно, я об этом сожалею. Много чего плохого произошло во время того путешествия. И когда мама с папой умерли, я не смогла приехать на похороны. Роза ничего не знает о том месте, откуда она родом. - Она вздыхает. - Ты не живешь, если не сожалеешь.

О чем мне сожалеть? Мой разум прокручивает видения: мама одна в моей белой комнате задается вопросом, куда пропали все, кого она любила. Мама одна в зеленом поле смотрит на мою могилу, могилу моего папы и моего брата. Мама умирает одна в этом доме.

Карла дотрагивается до моей руки, и я безжалостно выкидываю эти видения из головы. Даже не могу думать о таком. Если буду думать, то не смогу жить.

- Может, я не заболею, - шепчу я.

- Точно, - говорит она, и надежда распространяется по мне, как вирус.

В (вопрос): Как лучше всего облегчить заложенность в ушах, спровоцированную изменениями в давлении?

О (ответ): Жвачкой. А еще, поцелуями.

В: Какое место лучше: у окна, в центре или у прохода?

О: Определенно у окна. Мир с высоты 32 000 футов такое зрелище. Обратите внимание, что место у окна означает, что ваш компаньон по путешествию застрянет возле исключительно говорливой зануды. Поцелуи (с компаньоном, а не с занудой) тоже эффективны в такой ситуации.

В: Сколько раз в час освежается воздух в салоне?

О: Двадцать.

В: Скольких людей может уютно укрыть одеяло авиакомпании?

О: Двоих. Убедитесь, что подняли ручку между вашими сидениями, и придвиньтесь настолько близко, насколько это возможно, чтобы укрыться полностью.

В: Как возможно такое, что человечество изобрело что-то такое потрясающее, как самолеты, и что-то такое ужасное, как ядерные бомбы?

О: Человечество загадочное и парадоксальное.

В: Столкнусь ли я с турбулентностью?

О: Да. В каждой жизни должно быть хоть немного турбулентности. 

- Я решил, что багажный конвейер - прекрасная метафора для жизни, - говорит Олли, находясь на конце недвижущегося конвейера.[7]

У нас нет с собой зарегистрированного багажа. Все, что я несу, это небольшой рюкзак с предметами первой необходимости - зубная щетка, чистое нижнее белье, путеводитель "Уединенные земли Мауи" и книга "Маленький Принц". Конечно, я взяла ее с собой. Перечитаю ее еще раз, чтобы посмотреть, изменился ли смысл.

- Когда ты это решил? - спрашиваю я.

- Прямо сейчас. - Олли в настроении для бредовых теорий, ждет, когда я попрошу его объяснить.

- Хочешь подумать еще или сейчас меня развлечешь? - спрашиваю я.

Он качает головой и спрыгивает рядом со мной.

- Хотелось бы сейчас начать с развлечения. Пожалуйста.

Я великодушно показываю продолжать.

- Ты рождаешься. И тебя забрасывает в эту сумасшедшую штуковину под названием жизнь, которая кружится и кружится.

- В этой теории люди это багаж?

- Да.

- Продолжай.

- Иногда раньше положенного времени падаешь с нее. Иногда тебя так повреждает другой багаж, падающий тебе на голову, что ты больше не функционируешь. Иногда теряешься или тебя забывают, и ты кружишься до бесконечности.

- Что насчет багажа, который забирают?

- Он переходит к обычной жизни в чьем-то шкафу.

Я открываю и закрываю рот несколько раз, потому что не уверена, с чего начать.

Он воспринимает это за согласие.

- Видишь? Безупречно. - Его глаза смеются надо мной.

- Безупречно, - говорю я, имея в виду его, а не теорию. Переплетаю пальцы с его и осматриваюсь. - Здесь все выглядит так, как ты запомнил? - Олли был здесь однажды, в семейном отпуске, когда ему было десять.

- Я не многое помню. Помню, как мой папа говорил, что нет ничего страшного в том, чтобы потрать немного денег на первые впечатления.

Терминал усеян зазывалами - гавайскими женщинами в длинных цветастых платьях, которые держат приветственные таблички и леи из пурпурных и белых орхидей. В воздухе не пахнет океаном. В нем пахнет чем-то промышленным, похожим на авиатопливо и чистящие средства. Этот запах я могла бы полюбить, потому что он означает, что я путешествовую. Вокруг нас уровень шума поднимается и падает, периодически прерываясь приветственными припевами, которые напевали встречающие и семьи. В качестве первых впечатлений неплохо. Интересно, как его папа умудрился жить в мире всю свою жизнь, не осознавая, что в именно ней ценно.