Суонг поднялся на ноги, — Одному за пределы базы нельзя. Там где‑то Безголовый и наемники.

Разозленный Тарасов скрутил перед моим носом фигу, — шиш тебе! Без нас никуда не пойдешь. Тебе этих двух имперцев было мало? Или опять себя неубиваемым почувствовал? Могу тебе задаток по контракту вернуть, но в лес самого не пущу! В Кавиенге разойдемся как в море корабли, а до того времени, я отвечаю за твою безопасность. Я и моя команда.

Покачиваясь с пяток на носки и обратно, я смотрел на этих ху…дожников и думал… а может все правильно, так и должно быть? Может в свое время Диего нужно было не девок собирать, а вот такую команду? Которая за тобой в огонь и в воду… может таких людей ему тогда и не хватило?

Суонг истолковал мое молчание по — своему,

— Ну что, идем? Был бы еще на этом острове лес нормальный, а то пальмы и песок, песок и пальмы, разве это лес? Что в таком лесу делать можно такого важного?

— Да ничего особенного, — процедил я сквозь зубы, — встретиться с собственным прошлым и раздать кое — какие долги.

К середине 22 века дальневосточная Россия представляла собой бурлящий политический котел, в котором все хотели только одного — порядка и стабильности. Стороны и партии спорили по мелочам, но абсолютно все стояли на монархических позициях. После века непрекращающихся войн и конфликтов, идея оголтелой демократии окончательно себя дискредитировала и перестала быть козырной картой. Никто не хотел и слышать о республике. Накал ненависти был настолько силен, что за озвученную вслух идею о 'власти народа', человека могли линчевать прямо на улице.

Именно тогда, в качестве основного претендента на роль царя — батюшки, защитника народа и отца нации, стали рассматривать героя истории с атомным шантажом 2152 года.

Игорь Журавлев являлся идеальным кандидатом в монархи. Он был велик, светел и, что самое главное, немного не от мира сего.

21.05.2512 — 22.05.2512 гг. о. Латангаи (о. Дюк оф Йорк)

— Когда этот фонарь наконец потухнет?!! — Андрей, приставив ладонь козырьком ко лбу, посмотрел на застывшее над горизонтом солнце, — висит и висит, печет и печет. Целый день, как проклятый, по солнцепеку… туда — сюда, туда — сюда. Думал хоть вечером отдохну, так нет, поперлись куда‑то на ночь глядя!

— Тебе предлагали оставить броню на станции, теперь не ной и потей молча, — рассудительно заметил Суонг, вся одежда которого состояла из обернутого вокруг пояса куска ткани и широкого кожаного пояса к которому крепились ножны обоих его мечей.

— Вам хорошо! Один под кондиционером в ДШБ полдня продрых, второй в реге балдел…

Тарасов продолжал бубнеть себе под нос о своей тяжкой доле, но я его дальше не слушал, мысли целиком были заняты предстоящей встречей… да и насчет регенератора он сильно ошибается. Ему бы так побалдеть!

Как только медкапсула погрузила меня в глубокий сон, моментально развернулся канал связи с казуаром… и никакой это был не канал. Слова Инари о симбионте, как части собственного тела, полностью подтвердились! После отключения основного сознания, какая‑то часть моего 'Я', стала птицей… скорее всего она и раньше ею была, но из‑за того, что управление телом страуса не требовало подключения каких‑то особых мощностей со стороны человека, весь этот процесс происходил подсознательно… где‑то там, в глубине… пока я не залил этого чертового монстра чакрой по гребень на его тупой башке.

Источник, которому все было 'мало', моментально 'почувствовал' дополнительную емкость и вцепился в нее намертво, перебросив часть своих ресурсов на удержание связи между телами. Теперь о 'отключении' страуса можно было только мечтать, хорошо хоть, пока в сознании человеческое тело, картинку с глаз птицы можно 'свернуть', а не жить постоянно в 'четыре глаза'.

Когда Прапорщик остался в одиночестве… худшего кошмара в моей жизни еще не было. Постоянная тревога от осознания того, что забыл или потерял что‑то очень важное, отсутствие возможности сконцентрироваться хоть на чем‑то одном и чувство исходящей отовсюду опасности. При этом страус продолжал искать пищу, чистить перья, испражняться и контролировать свои угодья от нашествия чужаков… программа 'карликовый казуар — мурук в естественных условиях' не требовала никакого вмешательства с моей стороны, она вир побери была настолько примитивна, что шла на полном автомате! Да в его маленькой тупой головенке не могло существовать одновременно больше одной мысли! Я был настолько напуган, что когда регенератор завершил цикл и привел меня в чувство, боялся сразу открыть глаза, хотя подключение 'большого вычислителя' основного сознания, почувствовал мгновенно… а вдруг мне просто показалось, что я проснулся, и весь этот ужас начнется снова?

Если Дзинко вдруг по какой‑то причине погибнет, то оставаться доживать в таком состоянии… лучше сразу утопиться или скормить Прапора крокодилам. Остается надеяться, что богиня не соврала и в остальном и, что лет через… несколько, размеры птицы увеличатся, структура ее мозга полностью изменится и она сможет поддерживать нормальное функционирование матрицы моего сознания. До этого в регенератор даже страшно ложиться… надеюсь хоть во время обычного сна я с этой тварью один на один не останусь… иначе просто свихнусь… а ведь где‑то еще и ворона летает, благодаря которой я и живу в этом мире… Не знаю на каком принципе работает у симбионтов связь, как передается туда — сюда энергия и как это зависит от разделяющего их тела расстояния, но, если, а скорее 'когда' я достучусь и до черного брата… мда.

Стоп. Похоже пришли. Спасибо Прапору, мысли о котором, отвлекли меня от бессмысленных переживаний… и от того, что должно сейчас произойти. Я посмотрел на свои руки. Они не дрожали. Почти.

Для того чтобы обнаружить Цирцею, электролокация была не нужна. Она не пряталась, не организовывала засаду, не устанавливала ловушки и не делала ловчих ям. Мизуки неподвижно сидела на стволе поваленного дерева, прямо у ведущей к лагерю наемников тропинки и была полностью погружена в свои невеселые мысли… сгорбленная, какая‑то потускневшая и словно припорошенная мелкой серой пылью. В землю перед ее ногами была воткнута знаменитая тяжелая шпага, а на стволе дерева, рядом с левой рукой лежал длинный узкий кинжал с непропорционально большим для его размеров эфесом… Эспада и дага… Капитан была полностью готова. Ко всему. И, в первую очередь, к собственной смерти.

Первым, инстинктивным желанием, было броситься к ней и прижать к груди. Ведь это же была 'моя' Мизуки, верная и прямая, как клинок ее собственной шпаги. Надежная как скала Мизуки, которая ради спасения собственных товарищей без колебаний пошла на смерть… Которая учила меня всему, что знала… Бессеребренница Мизуки, которую никогда не интересовали деньги. Первая настоящая любовь, в предательство которой невозможно было поверить…

Конечно я остался на месте. Потому что это были не мои мысли. Они просто не могли быть моими. Наверное, где‑то в глубине сознания, наряду с воронами и страусами, еще существует наивный парень Диего, который верит в постоянство женского сердца и человеческую порядочность… романтик Диего…

Но я знал и другое… передо мной находится женщина, которая взяла в заложники детей, без колебаний бросила погибающий корабль со своими товарищами на борту, и которая связалась с похитителями тел, передав им Нари. Какими бы побуждениями она при этом не руководствовалась, простить… не знаю, может какая‑нибудь цель и оправдывает все средства, но… в первую очередь я должен предположить, что и раньше уже было что‑то подобное, а наличие в деле похитителей, просто кричит о причастности этой женщины к смерти Диего… и если это правда…