Жизнь замечательных людей.

Серия биографий под редакцией М. Горького М. Кольцова и А.Тихонова. Выпуск 3–4.

Генри Форд принадлежит, несомненно, к числу замечательных людей нашего времени. Он замечателен уже тем, что, будучи крупнейшим] капиталистом в Америке, он вместе с тем (представляет собою личность с определенными индивидуальными чертами. Явление это в такой передовой капиталистической стране, как Соединенные Штаты, очень редкое, даже исключительное. Морган, к примеру, более крупный и значительный капиталист, чем Форд. Его власть несравненно более обширна. Но у Моргана нет личности, или же, во всяком случае, она не представляет никакого интереса. Морган это просто олицетворенный финансовый капитал.

Как известно, финансовый капитал обладает величайшей способностью обезличивания. Он уничтожает отдельных капиталистов и сливает их предприятия в концерны. Над индивидуальными фирмами, имеющими иной раз древние наследственнные имена, он ставит анонимную власть банка. Генри Форда американские экономисты часто называют единственным и последним в США промышленным капиталистом. Он упорно отстаивал! до сих пор свою позицию представителя минувшей стадии в истории капитализма. Он в мире капиталистическом был своего рода «последним из могикан». Это не мало способствовало укреплению «мифа о Форде».

Генри Форд и этим замечателен. В прозаическом мире капиталистических отношений ему удалось создать и довольно долгое время поддерживать свой собственный миф. Ни один другой американский капиталист не мог бы этим похвастать. На современном языке миф это басня. Фордовские басни о высокой заработной плате, об обеспеченности фордовского рабочего, об отсутствии классовой борьбы на фордовских предприятиях лишены поэтичности древнего мифа. Но нельзя отрицать того, что они держались очень долго в довольно широких рабочих кругах и! создали своего рода социальную философию фордизма. Недавно вышла в свет в Америке брошюра рабочего, который долго работал у Форда. Брошюра так и называется «Развенчанный миф».

У Генри Форда есть своя личность, и она поражает противоречивыми чертами. С одной стороны, это выдающийся инженер-конструктор и капиталист-организатор. Не ему принадлежит идея автомобиля, но именно он создал автомобиль не как экспериментальную игрушку, а как мощное, в своей среде революционное средство транспорта. В этом смысле слово Форд давно стало нарицательным, и имя Форда не исчезнет из памяти людей еще много лет после того, как исчезнет с лица земли капитализм. Генри Форд своей деятельностью много способствовал техническому прогрессу, и заслуга его в том, что в область техники он ввел новейшие приемы и методы производства. В технике он был долгое время смелым новатором. Его успех на том и основан, что он боролся со всякой рутиной в производстве и не боялся научного эксперимента. Смелыми — в условиях капитализма, были и его методы организации труда. Он не остановился перед тем, чтобы полностью свести живого человека к машине и на него распространить все приемы максимального использования этой говорящей машины. Для этого он прежде всего изгнал всякую живую речь рабочих на своих предприятиях. Конвейер должен был стать бесчеловечным изобретением Форда для того, чтобы на нем человек мог дать изумительную выработку. Технические идеи Форда остроумны. У него надо учиться, и — подавляя свое отвращение к фордовской механизированной живодерне, к Форду приезжали учиться технике и организации производства советские работники. Социалистический автотранспорт не случайно начал с того, что в широчайших размерах пропагандировал «форд». На первых ступенях социалистического переустройства это была наиболее совершенная и дешевая машина.

Этим чертам Форда-конструктора и организатора — противоречат его черты как общественного и политического деятеля и социального «философа». Здесь он поражает своей удивительной реакционностью, своей любовью ко всякой старине, к рутине, своей полной и абсолютной недоступностью ко всяким прогрессивным идеям. Он не устраняется от социально-политической деятельности. Напротив, он с величайшей самоуверенностью берется за решение важнейших социальных проблем и выступает в качестве американского пророка. Но пророчит и проповедует он только одно — возвращение к патриархальным, докапиталистическим временам Америки. Такое совмещение в одном лице прогрессивной техники и реакционной старины кажется чем-то причудливым. В действительности, Форд в своей личности очень ярко и выразительно отражает глубокие противоречия современной Америки. Ведь в ней уживаются рядышком такие явления, как передовая техника и «обезьяньи процессы», новейшие технические изобретения и средневековые преследования негров, сжигание их на кострах и т. п. Форд в этом смысле более «американец», чем какой-либо другой капиталист. Хотя он, как промышленный капиталист, и является «последним из могикан», но и это его состояние не случайно.

Форд родился в семье фермера, в одном из «западных» штатов США. Его детство прошло в патриархальной обстановке, его юность складывалась под впечатлениями периода гигантского подъема американского капитализма после гражданской войны 1861–1865 гг. Это был, по ленинской формуле, «американский путь развития». Одновременно создавалось сильное фермерство и крупнейшее промышленное производство. Новейшей технике сопутствовал консервативный быт сельского хозяйства, вражда его к банковской монополии, угрожавшей вырвать у фермера значительную часть его добычи. Форд унаследовал эту традиционную вражду к финансовым магнатам. Связь его с фермерством не порывалась и после того, как он сам стал крупнейшим промышленным магнатом, потому что на фермерстве как на одной из основных категорий покупателей дешевой машины и основывался его успех в самой Америке. Условия развития автомобильной промышленности были исключительными. Форду, совмещавшему в своем лице инженера-конструктора и капиталиста-организатора, удалось не только захватить первое место, но и обеспечить на некоторый срок и монополию. Чудовищные барыши, основанные на «научном» выжимании пота и крови из рабочих, создали Форду такие финансовые резервы, которые долго помогали ему обходиться без помощи финансового капитала в лице всевластных центральных банков.

Так сложилось исключительное положение. Форд стал своего рода промышленным феодалом в обстановке финансового капитала. Черты феодализма не случайны во всем быту фордовских предприятий. Форд стремился отгородить себя от всего мира. Это и породило «оригинальную» фордовскую экономику и социологию. Он изгнал профессиональные организации, газеты, не зависящие от него. Управление, суд, внутренний быт, мораль, искусство — все стало предметом фордовского стандарта. И в период своего успеха он возомнил себя социальным реформатором, что тоже весьма характерно для американских буржуазных нравов. Патриархальная старина во всех отношениях, — начиная от заводской дисциплины до стиля танцев, стала средством для поддержания порядка в феодальной вотчине Форда.

Эта реакционная утопия промышленного барона потерпела, конечно, крах. Еще задолго до всеобщего кризиса Форду приходилось выдерживать ожесточенную борьбу на двух противоположных фронтах. На него нападал финансовый капитал, против которого Форд тщетно пытался одно время обороняться глупейшей антисемитской агитацией. В борьбе с финансируемой банками компанией «Дженерал моторе» Форд изнемогал и истощал свои собственные финансовые резервы. Его крах был неизбежен и надвигался неумолимо. Как ни странно, его поражение было отсрочено всеобщим кризисом. Орудие, которым действовали капиталистические противники Форда — банки, — отказалось действовать в период кризиса. Форд уцелел. Но кризис уже пробил ощутительную брешь в его собственной крепости, и разлетелась вдребезги доморощенная философия о вечном процветании фордовских предприятий. Нынешний Форд — тень прежнего.