— Вы будете руководить художественной частью, мне Анни говорила, — сказала девушка. Голос ее, в отличие от наивных глаз, казался несколько резковатым, говорила она нарочито безразличным тоном, растягивая слова. — Надо будет и мне принять участие.
— В кружке бальных танцев?
— Не пойдет! Кто теперь так танцует на вечерах? Наверно, надо совершенствоваться в драматическом. Прошлым летом я снималась в фильме…
— В фильме? — Сунеп с уважением повторил магическое слово, которым многие девушки выражают мечту своей жизни вплоть до замужества.
— Да. На лугу за Леяскрогском снимали какой-то фильм, об одном колхозе, что ли. Мы кривлялись, будто бы сено сгребали, вроде сахарную свеклу или репу пололи и прорывали. Потом будто бы после работы купались. Там меня снимали совсем одну, в купальнике.
— Правильно, у вас божественная фигура.
Девушка оживилась, стала говорить быстрее:
— Да, у меня хорошие размеры… У Софи Лорен побольше, но она же актриса с мировой славой… Режиссер Микаусис сказал, что с моей фигурой я вполне могу участвовать в художественных фильмах.
— Микаусис? Знаком. Мы вместе с ним… немножко прикладывались, — как бы между прочим признался Сунеп.
— У вас связи и со студией?
— Да. Когда бываю в Риге, захожу к нему в студию. — Супен не лгал, потому что пять лет назад Микаусис два месяца лечился в Гауяскалнсском санатории и вместе с Сунепом выпил бутылку вермута. — Значит, до свидания в доме культуры, уважаемая…
— Меня зовут Азандой, — сердечно призналась девушка, забыв, что стиль требует полного безразличия.
— А меня — Бертул, а проще Берчу.
Сунеп раскланялся и ушел! Никто еще так не кланялся Азанде этим летом.
"Она примерно вдвое моложе меня, — вздохнул Сунеп, — но разве в романах не бывало такое… если пожилые господа имеют авто и поместье. А отсутствие денег я могу восполнить долгами…"
Гулкими шагами, звучавшими точно в пустой церкви, Сунеп пересек зал и через сцену попал в крыло дирекции. Седой бухгалтер Бока перелистывал бумаги, левой рукой придерживаясь за маленький подбородок.
— Вы — уже на полном газу! — приветствовал Сунеп.
Бока в ответ приветливо улыбнулся:
— Тороплюсь, еще пожарники меня ждут. Директор велел передать, чтобы вы сами занялись чем-нибудь. Если хорошо пойдет дело, послезавтра вернется.
— А он-то где — раков ловит, что ли?
— Нет, тут мероприятие понадежнее: они с зятем в Ленинград подались, картошку повезли.
— Как у вас тут обстоят дела на поприще культуры, ну — вообще?
Бока отпустил подбородок и открытым взглядом посмотрел на Сунепа:
— Пока денег маловато. Осень на носу, придется из собственного кармана платить руководителю кружка танцев для поколения пенсионеров, преподавателю игры на аккордеоне для детей. Летом ходят без пальто, но осенью нужна будет гардеробщица, — чай, не в Африке живем.
— Подумаем, напряжем все силы и мысли! Скажите — кто этот Шепский, который у киоска двадцать часов в сутки пьет пиво?
— Официально — гончар, на самом деле безбожная тварь. Это единственный человек в Бирзгале, который работает, когда захочет, — грустно сказал Бока.
— Безбожников у нас навалом.
— Я не о том, что он неверующий, Шепский грабит своих ближних и дом культуры тоже. Он числится при ремстройконторе. По весне разваливает десяток старых печей, в этом году развалил и в нашей комнате для актеров, а новые ставит только тем, кто ему как-нибудь.
— Понимаю — подносит. Но почему же позволяют ломать печи, если знают, что за фрукт этот Шепский?
— Людей посредством лекций и литературы учили верить в человека. Все каждый год надеются, что Шепский за зиму исправился. Но помимо всего прочего есть подозрения, что Шепский нечист на руку; так, немножечко имеет слабость к серийным товарам, скажем, к мужским носкам, алюминиевым котелкам или к маргарину в пачках.
— У вас прелестная продавщица мороженого. Надо бы привлечь ее для объявления программы… Пока в моде мини-платья… Мужчины станут покупать билеты только для того, чтобы поглядеть на ее ноги. А женщины будут покупать для того, чтобы присматривать за мужьями. — Сунеп уже вообразил себе, как Азанда стоит на сцене, на островке света, по-девичьи невинно и в то же время изысканно бесстыдно поставив одну ногу, согнутую в коленке, перед другой.
— Одними ногами программу не объявишь, надо еще уметь читать, — вздохнул Бока. — Эту Азанду зовут и Козандой.
Производное от существительного "коза"? Стареющие дамы от ревности порою так именуют своих молодых соперниц.
— Допустим… — нейтрально ответил Сунеп. — Раскроем нашу стратегию: где журнал учета работы? Где план?
— В кабинете директора на столе.
Сунеп вспомнил уютный уголок декоратора с этикетками от бутылок на стенах, вздохнул и сел за стол Касперьюста. Перед ним простиралось стекло, будто замерзшее озеро, в котором, как подо льдом, плавал одинокий календарь. Как свою визитную карточку, Сунеп сунул под стекло цветное фото девушки в купальнике, которое вырезал из немецкого "НБИ". Затем открыл журнал учета работы. "В дальнейшем эту разновидность фантастического романа буду писать я сам", — он улыбнулся, глядя, с какой точностью записано количество слушателей на лекциях и собраниях. 48 и даже 313. Точное число посетителей ведь можно определить только на тех мероприятиях, где продаются входные билеты! Потом Сунеп начал размышлять и фантазировать о дальнейшей работе в Бирзгальском доме культуры, только изредка отрываясь от журнала, поглядывая на тенистые клены за окном. Листья деревьев на фоне побеленной, но смытой дождем стены молочного завода казались необычно чистыми.
Женский ансамбль "Волынка" вместе со скрипачом необходим. Пусть поют не только на крестинах и похоронах, но за деньги и на свадьбах, и на юбилеях! Надо поговорить с Бокой, как это можно оформить и зафиксировать в бумагах. Три рубля за песню. Больше пяти вряд ли кто пожелает, чтобы не задерживать выпивку, которую зовут тостами. Хористки получают гонорар натурой за столом, а в кассу дома культуры вносят пятнадцать рублей. Образование у нас бесплатное, а то можно бы кое-что содрать с посетителей Народного университета. Ничего не попишешь, их охраняет конституция. Будем нажимать на курсы танцев. Что обычно учат? Фокстрот, быстрый вальс, медленный вальс, танго и еще кое-что. А что танцуют? Коктейль. Курсы давно отстали от жизни. Будем реформировать! Шейк, твист — хотя это тоже не свежо, однако элементы их чувствуются везде, как говорится, и в кабаке, и в церкви, то есть в доме культуры. Курсы кройки и шитья за 30 рублей. Выше нельзя, там занимаются и старше тридцати. Те умеют повысить голос. Слишком редко мы сдаем огромный зал. Заглянем в абонентную книгу телефонов. Общество охотников. Так. Заставим устраивать у нас смотр трофеев — клыки диких кабанов, шкуры енотов, лосиные рога, лающие гончие собаки на привязи, и все это зрелище откроют трубные звуки охотничьего рога с крыши дома культуры. Охотники должны только уплатить за наем зала. А свадьбы? Тут прежний руководитель оставил статистику, наверное тоже напал уже на денежный след. Поженились тридцать две пары. Латыши все еще любят устраивать свадьбы, как во времена шведов, когда губернатор законом запретил гулять и пить дольше трех суток и пива предписывалось только ведро на глотку. Пусть вкатывают пивные бочки в дом культуры и платят за наем!
Сунеп встал и, восторженный, как агент, застраховавший десять "Жигулей" и три жизни, стал шагать по кабинету. От желания действовать он ощутил приятное напряжение в тощих бицепсах. Тут Сунеп остановился возле висевшего на стенке пиджака национального покроя из ткани болотного цвета и черной круглой шляпы, прикрывшись которой Касперьюст в соответствующем кружке тихой рысцой танцевал народный танец "Литениетис". Брюки были уже потрепанными, да и локти пиджака показывали структуру ткани. Нечего прибедняться. В бюджете предусмотрены средства для новых костюмов. Придется списывать не меньше восьми комплектов. Оторвать рукав, показать комиссии по списанию, а остальное надо попытаться сбыть на сторону помимо комиссии. На витрине, рядом с необыкновенно большой свиньей, вырезанной из дуба, у которой вместо седла была прикреплена серебряная пластинка, лежала электрогитара. Надо бы посмотреть, не залежалась ли она слишком. Эту штуковину всегда можно загнать этим горе-гитаристам, которые струны щиплют, как гусей.
