Окончание статьи Р. Зимека. «Посох обычно такой же высоты или выше, чем его держатель, заканчивается не острием, а скорее тупым концом, поясняющим, что это не означает копье или дротик. Однако не существует деталей, показывающих на то, что могло бы облегчить решение, является ли он действительно некоторым типом длинного скипетра, который указывает на определенный вид украшений, или он мог бы быть некоторым типом предшественника металлического посоха времен эпохи переселения, известного по тем или иным находкам эпохи викингов и обычно интерпретируемого как магический зонд. И все же ряд экземпляров эпохи викингов значительно короче (менее 1 м, обычно 70 см), и, следовательно, подобная атрибуция не вполне точна. Также можно было бы спросить, есть ли некая связь его с другими упоминавшимися предметами, а именно с возможным плоским продолговатым предметом, который держат диагонально те же самые фигуры типа принцев, поскольку иногда кажется, что он имеет утолщенную часть, а иногда – что нет.

Видимо, трубчатый и часто с утолщением предмет на нескольких борнхольмских губберах очень сложно интерпретировать. Если предмет интерпретировать как трубчатый, он, должно быть, изображает короткий пульт (он слишком короток для весла), хотя это не имеет смысла для случая, когда внизу отсутствует расширение, и то же самое справедливо для восприятия его как деревянной доски, которая никак не вяжется с тем, что ее держит фигура принца. Предмет отдаленно напоминает гобой или даже английский рожок, однако не существует абсолютно никаких указаний на то, что перед нами находится музыкальный инструмент. Довольно интересно, что этот предмет обычно держат диагонально (в этом измерении он превышает 1 м) и, как показано, в соединении с сосудом. В моем сознании не хранится никакой предмет, чтобы понять это, и единственным объяснением, которое я могу дать, так это принять его за некий инструмент для разливания вина (или чего-то жидкого) из бака. Обычно он изображен в сопровождении полного бокала, который держит другая рука фигуры, однако до тех пор, пока такой предмет не будет извлечен из земли, это, конечно, невозможно доказать.

Следует отметить, что сосуд, рис. 191, и более длинный контейнер, показанный на рис. 198, имеют один или два “язычка”, тянущиеся от них в виде брызг. Хаук интерпретировал протуберанцы от длинного контейнера как арку корабля “скизблазнир”, давая нечто вроде далекого объяснения, которое зависит от атрибуции мужской фигуры в качестве бога Фрейра, и полностью игнорируя “брызги” на стеклянном кубке, к несчастью, не являющемся закругленным кораблем (я же вовсе не могу выявить “символ волн” Хаука, которым он подкрепляет данную интерпретацию). Более вероятно, что “язычки” или “брызги” на обоих типах контейнеров помещены для одного и того же сообщения, а именно: контейнер полон или даже переполнен жидкостью.

Можно также принять, что мы не знаем, какая жидкость была действительно налита в бокалы и контейнеры. Доказательства из литературных параллелей к держащим горны женщинам на гульдгубберах и аналогичные представления заставляют нас думать, что в контейнерах находится мед. Хотя пиво и эль также разливались в горны, вероятно, именно вино наливалось в бокалы; вино импортировалось из Франконии, так что и бокалы, и вино были предметами роскоши и не только использовались по прямому назначению, но также обладали связанным с ними социальным престижем. Мы избежали отсутствия упоминаний в прежних интерпретациях того, что гульдгубберы, которые были найдены в Халланде и Борге на Лофотене (центральная колонна большого зала) вместе с некоторым количеством стеклянных изделий, могли служить той же функции, что и бокалы, изображенные на губберах. Источник большинства находок гульдгубберов – Сорте-Мульд на Борнхольме – содержал также наиболее важную находку из всех стеклянных предметов эпохи миграции в Северной Европе, так что как в Хельге, так и в Экеторпе на Еланде высокая концентрация импортных стеклянных вещей сопровождала гульдгубберы. В Лундеборге стеклянные бусы и масса других стеклянных предметов были найдены на месте 1 (датировано как 200–400 гг.) так же, как на месте 2, восходящих к эпохе переселения народов [240, с. 333, 335]. Следовательно, мы можем предположить, что во многих случаях мужская фигура держит стеклянный бокал, а не горн, и этот факт исключительно важен, даже если мы не имеем ключа для выяснения роли стеклянных предметов в данном культовом контексте. (Выше я дал возможную интерпретацию предметов, находящихся в руках у персонажей, и она не совпадает с трактовкой Р. Зимека. – В. Ч.)

Была ли фигура, держащая бокал, человеческой или божественной, наполненный стеклянный сосуд приводит к выводу о том, что ею передавалась идея полноты жизни и богатства. Соответствующее чувство передано в 23-м псалме: “Вы готовите для меня стол на глазах у врагов; вы умащиваете мою голову маслом; мой сосуд переполнен”.

Это чувство определенно может быть сохранено посредством идеи о неком защитнике, но оно не отвечает на вопрос, является ли изображенное существо защищающим, подающим богом, или же стороной, принимающей эти дары. Богатые одежды предполагают, что в любом случае перед нами – не простой верующий, как можно было бы подумать, но, возможно, король или высокопоставленный священник. Не следует забывать, хотя это не тема данной статьи, что большинство одиночных мужских гульдгубберов происходит из фактического или предполагаемого культового центра в Борнхольме, тогда как двойные гульдгубберы и даже одиночные, но женские губберы разбросаны гораздо сильнее.

На сегодня все три интерпретации положения и действительных имен мужских фигур на гульдгубберах предложены Карлом Хауком. В одной из ранних статей он предположил, что одиночные мужские фигуры гульдгубберов были изображениями Одина; основана эта теория была на действительно поразительном соответствии между “зовущим” жестом двух губберов из Сорте-Мулд, Борнхольм [206, с. 543], с рядом золотых брактеатов, персонаж которых давно был идентифицирован им как Один. Эти фигуры, у которых левая рука поднята ко рту во время зова или крика, поразительно отличаются от других мужских губберов, изображающих обнаженных (или полуобнаженных) мужчин в некой динамичной позе, как бы идущих вперед, крича и поднимая правую руку либо до уровня груди, либо до уровня посоха. Кажется, что эти фигуры вплотную примыкают к “танцующему” типу одиночных губберов и таким образом, несмотря на разительное сходство с брактеатами, по моему мнению, изображают простых верующих (или их представителей – священников), вовлеченных в танец, чтобы умилостивить богов; в этом случае зовущий жест следует интерпретировать как имитацию мифологического воздействия на бога (в данном случае – исцеляющего). Также можно предположить, что жест означает приветствие или принесение клятвы, хотя я думаю, что найденная Хауком связь с подобным жестом на брактеате безупречна.

В той же самой статье Хаук предложил идентификацию мужчины на двойном губбере как Фрейра, далеко идущую теорию, с которой я имел дело в другом месте и которую он позже распространил в другой статье до такой степени, что бог с горизонтально расположенным сосудом для питья у него стал упомянутым Фрейром, а сосуд в качестве контейнера питья – кораблем “скизблазниром”. Как идентификация сомнительной фигуры в качестве Фрейра, так и расширительные свойства корабля “скизблазнира” – литературное дополнение XIII в. – полностью неприемлемы.

Третья интерпретация, предложенная Хауком, имеет дело с одиночным губбером типа “принца”, обычно держащего посох. Используя свидетельства Адама Бременского, описывавшего храм предположительно в Уппсале (написано около 1070 г.), он идентифицировал фигуру со скипетром как Тора, поскольку Адам приравнивает Тора к Юпитеру и описывает его как держащего скипетр. Идентификация в качестве Тора держателя посоха на первый взгляд кажется наиболее правдоподобной из всех трех атрибуций Хаука, сделанных до сих пор, однако даже здесь мы должны спросить, можно ли описание XI столетия так легко переносить на гульдгуббер, использовавшийся в VII столетии, и это предполагает, что посох не обязательно был скипетром, а мог быть чем-то иным. Кроме того, Тор во всей иконографии эпохи викингов показан с молотком, а не с посохом, что делает всю последующую атрибуцию только по Адаму весьма нежелательной.