Вы вряд ли вспомните, кто именно и на какой вечеринке этим дезодорантом тогда надушился. Но при этом сомневаться в том, что это именно тотзапах, вы не будете ни секунды. Вот почему я, ничтоже сумняшеся, ополоумевшей белкой метнулся за Macallan’ом сразу же, как только Лина Шайхутдинова – очередная красивая поблядушка, жаждущая попасть голой в журнал «Гедонист» – осветила наш open space своим солнцеликим присутствием. Ближайший мой конкурент в лице дедка Кротова не успел еще поднять правое веко и почесать левый ус, а я уже стоял у пороковского стола с гостинцами из магазина. Упейся, говнюк.

Проблема лишь в том, что и сама Лина, и собственно говнюк вполне логично решили, будто бы я собираюсь ее банально трахнуть. Но не мог же я взять и раскрыть стукачу своей истинной мотивации. Ищите кого-нибудь более подходящего под определение «Олигофрены 1-й степени».

– Это очень странный прием, – пожимает плечами Лина. – Я с таким еще ни разу не сталкивалась. Может, нам стоит еще выпить?

Лет пять назад, когда я еще курил, кто-то из коллег в курилке пересказал мне услышанную сентенцию о том, что все женщины бывают трех видов: оленята, кошки и лошади. Я тогда заметил, что хоть классификация и не лишена изящества, ее автор напрочь забыл про такой типаж, как овцы. Так вот, что касается моей сегодняшней спутницы: внешне она прекрасна и сочетает в себе лучшие черты кошки и олененка; но стоит ей открыть рот, как в сумме эти два слагаемых парадоксальным образом дают овцу.

Впрочем, это вовсе не означает, что любой вышедший с такой овечкой в свет не обречен на завистливые вздохи окружающих. Блеянье блеяньем, но любой волк похоти за такое порнокопытноеиз шкуры вон вылезет.

– Мы обязательно выпьем, красавица. Обязательно. Но сначала скажи, пожалуйста, где я мог тебя видеть раньше? Это очень важно для меня. Честно-честно.

– Ты начинаешь меня пугать, – вполне серьезно произносит она, хмуря прекрасные бровки и инстинктивно отодвигаясь на другой край дивана. Только бы ей не пришло сейчас в голову броситься вон из комнаты для случек. Дверь закрыть я, конечно же, забыл, а если начну запирать ее теперь, то получу истерику.

– Лина, – произношу по-свойски, пытаясь просверлить ее единственные-неповторимые нерусские глазки дружеским взглядом рубахи-парня, – милая Лина. Я понимаю, что в девяноста девяти процентов случаев ты волнуешь мужчин исключительно с точки зрения взаимной притягательности полов, и потому следующей моей фразой ты можешь быть удивлена. Но! Но, Лина, но. Помимо того, что ты просто офигеть какая красивая девушка, ты ведь еще и человек. И мне ты сейчас интересна в первую очередь этим, понимаешь? Просто как человек, которого я видел ребенком и мне очень важно узнать, где именно.

Помогло. Примитивная ложь про то, что в женщине вроде Лины мужчину якобы может интересовать что-либо помимо фактора похоти, стандартно возымела действие – возможно, потому, что является истиной. Правда, обычно это заклинание повторяют, когда хотят развести девушку на секс; я же сейчас, наоборот, с его помощью от секса отнекиваюсь. Такая вот, понимаете, загогулина.

– Странный ты, – говорит она, но уже не смотрит на меня волком, как на маньяка. – Если ты не шутишь… Но если это прикол, то…

– Это неприкол! – пытаюсь посмотреть ей в глаза настолько задушевно, насколько могу. – Долго объяснять. Просто поверь. Для меня это очень, очень важно.

– Я тебя не помню. Но ты по возрасту такой же, как и мой брат. Он часто приводил домой толпы народа, когда я была маленькой. Меня все любили рассматривать и хвалить. Говорили, я вырасту красавицей.

Теплее. Я вспоминаю ребенка все отчетливее. Уже теплее…

– Друзей твоего брата всех как одного звали Нострадамусами. Но как же, милая Лина, как зовут его – самого брата?

– Рефкат, – отвечает она. – Рефкат Шайхутдинов.

Мимо... МИМО. Среднестатистическое татарское имя, пусть даже произнесенное с такой степенью сакральности, мне ровным счетом ни о чем не говорит.

При этом странным образом именно теперь я на 100% уверен, что действительно встречал маленькую Лину на квартире у ее старшего брата – кем бы он там ни был. Значит, еще теплее.

Закидываю следующую удочку:

– А кличка? Была у твоего брата кличка?

Она колеблется, решая, стоит ли мне говорить. Ведь погоняло – вещь довольно интимная. Как Истинное Имя героя в сказках и фэнтези: сообщишь нехорошему парню – и волшебник обезоружен. Но я, видимо, до сих пор прохожу у красивых девушек по категории «Хорошие парни». Ибо во взгляде ее, даже еще до открытия Истинного, читаю: ЕЩЕ ТЕПЛЕЕ. А еще через секунду оно происходит:

– Бар. Все звали его Баром.

…в сторону Котельнической набережной. Но я не стал задавать вопросов.

Есть такие люди, знаете, они существуют вне времени и обстановки, они просто делают свое дело. Отрабатывают дублоны. Как правило, не слишком следуя букве закона. Эль Лобо занимались бы тем же самым при режиме Пол Пота, или если бы землю захватили марсиане, или в мире всеобщего благоденствия по Мао. Контрабанда – это, если хотите, состояние души общества. Людям комфортно в своей клетке, их устраивает мнимый порядок зоопарка, но иногда им хочется дотянуться до бананового дерева. Бананы – универсальный продукт. Бананы бывают цифровыми, импортными, видеоформатными, какими угодно. Но их не очень любит УК и смотрители зоопарка. Тогда-то и появляются Эль Лобо. При любом режиме они нашли бы, куда протащить бокс ганджи или свиную вырезку. И под боксом гаджи и свиной вырезкой я имею в виду вообще все что угодно. То есть – бананы.

Эль Лобо Старший старался ехать как можно быстрее. Но вы же понимаете, что значит ехать по прожаренной солнечными протуберанцами Москве вечером выходного дня. А был уже ранний вечер. Рекордная жара выкурила из домов даже тех, кто врос в собственные диваны намертво, и все они поспешили перебраться в салоны своих машин, просто потому что там был кондиционер, а в большинстве квартир его не было. Проéзжая часть встала намертво, но самое интересное, что и на тротуарах народу было столько, сколько не увидишь и в час пик. Потные красные лица, слезящиеся глаза, мокрое тело к мокрому телу. В любой другой день все прямоходящие, не утратившие способности ходить, попрятались бы по барам, кафе, пабам и мобам, они укрылись бы в любой щели, обещающей прохладу. Но нет, только не теперь. В этот вечер люди высыпали на улицу, пеклись на асфальте до состояния сдобных булок, потели и рисковали отхватить солнечный удар. Но не уходили. Сквозь жару, соль, перегрев, выхлопы машин они вышли, чтобы стать частью этого спонтанного флэшмоба – оказаться вместе со всеми там, где можно будет увидеть усмехающуюся рожу Азимута. Бога во плоти билбордов и газетных статей. Наконец-то, впервые за последние годы, люди покупали газеты. Они могли бы то же самое найти в интернете, но нет, вот тут, вот в этой ситуации интернет не прокатывал. Ведь это действо, ритуал, танцы вуду, а значит, необходима толпа, нужно чувствовать локоть другого безумца, слышать дыхание, ощущать унисон сердечных ритмов. Это то же самое, что дерби футбольных саппортеров или рождественские распродажи. Только с привкусом оправданного безумия. Массовый катарсис. Люди вышли на улицу, чтобы встать одесную, пусть даже одесную рекламных щитов. А впрочем, почему даже. Эпоха медиапространства и информационного порабощения. С ней разъемщики промахнулись, но кое-что все-таки угадали. Мир не увидел кибер-сапиенса, но эволюция не стояла на месте, явив под мегалитами рекламных щитов «поимейте-нас-в-мозг-сапиенсов». Таковы люди, друзья, им нравится страдать ради непонятной херни, потому что ради понятной херни страдать не дают понты, всезнание и наличие кредитной карточки.

И ведь это опять произошло! Черные, белые, русские, таджики, чечены, пейсатые ковбои-хасиды, скины и замшевая хипня, менты и покрытые струпьями бомжи... Все они жарились под солнцем ради человека, который едва не стер их самих с лица земли. Все долбанные цвета «Бенеттона», все языки Евразии и разной отдаленности зарубежий. Под мартеновским солнцем июля 2010 года. Вавилон, вот что это было. Они не понимали друг друга, но говорили на универсальном языке приобщения.