— У вас отлично выходят маскарады, вы бы сделали честь любому театру! — продолжил восторгаться За’Бэй.

— Если ваш отец арестован, значит, он жив и наверняка цел, — Скопцов попытался звучать ободряюще. — Кажется, сегодня это уже удача.

— Удача! — раздражённо бросил хэр Ройш, а потом повторил задумчиво: — Да, удача. Я полагаю, что спешить с расправой над моим отцом Охрана Петерберга не станет, потому что он безопасен.

— Вы оптимистичны, — коротко заметил Мальвин, — но я…

— Не станет, — с нажимом перебил его хэр Ройш, — потому что он практически ослеп.

Повисло молчание.

— Простите? — неуклюже переспросил Скопцов.

— Мой отец ослеп. Временно. — Хэр Ройш замолчал, колеблясь, а потом решительно и вместе с тем неприязненно отбросил свою аккуратную сумочку. — Как вам известно, господин Скопцов, он готовил проект закона о запрете листовок, и готовил быстрее, чем мы могли придумать некую ответную меру. В наших интересах было временно приостановить его работу.

— И вы его… ослепили?

— Руками господ Приблева и Золотца. — Хэр Ройш мельком глянул на господина Солосье, но тот внимал рассказу с непроницаемым любопытством. — Это всего лишь инъекция препарата, которая ухудшила его зрение — насколько я понимаю, на длительный срок, но эффект полностью обратим. До полугода. Этого времени нам с излишком хватило бы на то, чтобы события развивались постепенно. — Он заметил, что успел нервически сцепить пальцы, и аккуратно их расплёл. — Вряд ли кто-нибудь мог предположить, что постепенность уступит место расстрелам.

— Так вот почему они были выряжены докторами! — радостно воскликнул За’Бэй. — Приблев и Золотце, в смысле, нам довелось с ними здесь повстречаться.

Скопцов предпочёл бы не говорить ничего. Даже его склонности к оптимистической казуистике не хватило бы здесь на то, чтобы заявить, будто всё сложилось к лучшему.

Но в то же время речи хэра Ройша вызвали у него оторопь. «Ответные меры»? «Чтобы события развивались постепенно»? Всё это звучало так, будто Революционный Комитет не был студенческим кружком, а был, к примеру, фракцией Четвёртого Патриархата или хотя бы Городского совета. Да, хэр Ройш всегда относился к политическим событиям серьёзней всех остальных — или, вернее, не серьёзней, а внимательней, с бóльшим любопытством. Но Скопцов и представить не мог, что любопытство сие — не досужее!

Он и представить не мог, каким должно быть любопытство, чтобы человек пожелал ослепить своего отца.

Вот только как на такое отзовёшься? Ведь тут и попрекать вроде как нечем, а если и есть чем, то не Скопцову. К счастью, на выручку пришёл Мальвин:

— И что вы намереваетесь делать дальше? — привычно экзаменационным тоном спросил он, и у Скопцова отлегло: экзаменационный тон был ему приятней военного.

— Вы имеете в виду, собираюсь ли я бежать? — насмешливо уточнил хэр Ройш, поудобней устроился на диване и окончательно пришёл в себя. — Разумеется, нет. Я не собираюсь показывать нос из этого дома без веских на то оснований, но скрываться из Петерберга сейчас было бы абсурдно. Сейчас, когда всё в наших руках.

За’Бэй смерил наряд хэра Ройша чрезвычайно выразительным взглядом.

— Пару минут назад в ваших руках была сумочка, — фыркнул он.

— А я бы остановился на тезисе «сейчас абсурдно», — лирически запрокинул голову граф, — и это прекрасно. Жизни к лицу абсурд, он бодрит и не даёт душе лениться. Вы попросили безотказных друзей ослепить собственного отца и сообщаете эту новость, обрядившись в женское платье. Знаете, хэр Ройш… вы, сами того не ведая, сейчас по аналогическому принципу убедили меня в реальности ещё одного сегодняшнего абсурда. Почему бы ему не быть реальным, если уж и вы переплюнули самые смелые фантазии…

— Нет-нет-нет, граф! — решительно перебил его За’Бэй. — Таким абсурдом нельзя делиться сразу, пусть сначала господа выскажут свои трезвые, не омрачённые абсурдом точки зрения. Об акции Охраны Петерберга, я имею в виду. Господа?

Господа весьма недвусмысленно обернулись к Скопцову, и он, разумеется, ощутил волну смущения. Ах, но теперь-то почему? Быть может, дело всё ещё заключалось в том, как уверенно говорил только что хэр Ройш про «ответные меры» и влияние Революционного Комитета на развитие ситуации. Рядом с этой уверенности конкретные факты, выспрошенные Скопцовым у полковника Шкёва, немедленно начинали расплываться и оборачиваться слухами. Там, в казармах и в городе, был один мир, но самоуверенность хэра Ройша принадлежала к миру иному, с первым никак несочетаемому.

— Я знаю не так много, поскольку Охрана Петерберга, как это ни смешно, и сама знает немного, — Скопцов прочистил горло. — Кроме того, мне не удалось… и не захотелось встретиться с отцом, — он взглянул на хэра Ройша почти что с вызовом, но на лице того не отразилось и тени раздражения. — В общих же чертах слухи, кажется, верны. Всё действительно началось с гражданского, некоего Твирина.

Граф с За’Бэем опять переглянулись, но Скопцов волевым усилием не позволил себе сбиться:

— Мне известно только, что это достаточно молодой человек. Прошлой ночью он пробрался в казармы Западной части — никто не знает как, а это, между прочим, тоже непростая задача! — так вот, он пробрался в казармы и нашёл способ поговорить с генералом Йорбом, а потом и с остальными генералами. Полковник Шкёв, с которым я беседовал, не знает о чём и не знает как, но этот Твирин, видимо, убедил их… выходит, в необходимости переворота? Только, прошу, не забывайте, что всё это тоже слухи, пусть и из Охраны Петерберга! Генералы созвали срочное совещание Городского совета, прямо в казармах, как я понял, это иногда бывает… Хэр Ройш, а почему ваш отец его не посетил?

— Удача, — иронически ответил тот. — Мой отец всегда полагал собственную работу важнее спонтанных сборищ.

— Да… В общем, полковник Шкёв уверен, что изначально они собирались Городской совет только арестовывать, но что-то произошло уже на месте. Кажется, этот Твирин действительно кого-то первым застрелил, а потом… Считается, что потом случился официальный расстрел, но полковник Шкёв сказал мне, что между генералами и тогда не было полного согласия, а стрелять начали чуть ли не рядовые. Быть может, он просто выгораживает командование. Ну а дальше… дело-то уже сделано! Полковник говорит, что на публичной демонстрации трупов, на публичном объяснении тоже настоял этот Твирин, но, мне кажется, он преувеличивает — ведь не станут же генералы слушать в таком вопросе стороннего человека! Хотя, выходит, изначально-то они его послушали.

За’Бэй склонился шепнуть что-то графу, и тот с охотой кивнул.

— А теперь, — чуть повысил голос Скопцов, — город официально полностью закрыт, все выездные аннулированы, телеграфные провода обрезают, а все почтамты заняты солдатами. Как я уже упоминал, Охрана Петерберга планирует создать новый совещательный орган из всяческих авторитетных людей, к прежней власти отношения не имевших, — например, графа, господина Пржеславского и так далее… Только это командование планирует, но оно… — Скопцов окончательно захлебнулся словами, смущённо выдохнул и продолжил: — Но оно не слишком-то управляет солдатами. Вернее, управляет, и как раз поэтому не может всерьёз заняться ничем другим. Потому что солдатам, конечно, хочется большего, чем расстрела одного только Городского совета. Откровенная агрессия пока поутихла, но ночью полковник просил быть бдительными. Он говорит, что всё равно начнутся грабежи и мародёрство и что командование не сможет пресечь все случаи.

— Иными словами, они совершили очень серьёзный шаг, не слишком хорошо его продумав, — медленно проговорил хэр Ройш, почему-то совершенно отказываясь выглядеть в своём дамском платье несуразно. — Очень в духе Охраны Петерберга. И всё из-за одного дара убеждения некоего молодого человека. Что сталось с молодым человеком?

— С Твириным? Он в казармах — я не уверен, что физически, но, скажем так, он под патронажем Охраны Петерберга. Полковник сам не разобрался, как именно с ним решили поступить, — кажется, никто ещё не разобрался. Но они его держат — это ведь их доказательство того, что всё произошедшее — не самоуправство солдат, что это начали простые люди, солдаты ведь говорят от лица всего города… якобы. Им нужно подтверждение того, что расстрел — воля народа. Попросту говоря, им нужен виновник, которого они могли бы предъявить в своё оправдание… А ещё, кажется, Твирин понравился солдатам — и немудрено, если он… Граф, За’Бэй, ну прошу вас! — не выдержал Скопцов. — Я ведь не просто так здесь выступаю, и если вам тоже есть что сказать, скажите же!