В тамбурах уже все было загажено… этикетки… обертки… банки на полу…
Сладострастные вопли из-за каждой второй двери купе. Все это месиво потело, воняло, рыгало, кричало. Словом, оставалось вполне жизнедеятельным.
Те из них, кому не посчастливилось высвободить свою тупость, очень завидовали достигшим освобождения счастливцам и открыто выказывали им знаки уважения. Вместе они уже переключились на воспоминания. Типа как ностальгия.
Говорили они о многих других городах. Как там хорошо… чудесно… здорово… Несмотря на то что все беспрестанно плакались друг другу в жилетки, некоторые давали товарищам понять, что именно они, некоторые, уж не такие, как все, и знают ту неведомую и далекую цель своей стремительной жизни. И видимо, с каждым глотком неведомая и далекая цель все более приобретала свои очертания.
Однако моя находчивость и мудрость в вагоне-ресторане прибавила мне уверенности в себе.
Смело и резко распахнул дверь в свое купе. Слава богу, тех олигофренок не было. Может быть, их уже вынесли, кто знает. На всякий случай проверил свои вещички — все на местах. Они ничего не слямзили, хотя вполне были способны на такой трюк. Это уж несомненно.
Словом, все складывалось не так уж плохо. Если бы, конечно, не омерзительные запахи, которые остались после их пиршества.
Тут же прибежала проводница. Видимо, начальник поезда, на страховняк переклинившись, предупредил ее, что нужно быть со мной поласковее. Она стала предлагать мне опять все свои нехитрые товары, в том числе и себя, дуреху. Так призывно она щебетала.
Призналась, что на следующей станции ко мне снова подсадят попутчиков. Долго извинялась, мол, ничего не может поделать. Хотела бы, понятно, да тикетняк и все такое. Мне это, ясно, настроения не прибавило. Эх, час от часу не легче.
И неизбежный геморрой. На следующем стэйшене мне посчастливилось замониторить три тупые горланящие хари, шумно завалившиеся в мое прибежище.
Типа военные. Только пусть не буянят и не лезут ко мне со своим служивым, подумал я. Двое из них были рядовые, а третий офицер, лейтенант. Тоже молодой парнишка. Старше их на год, может, на два. Он был у них типа того за брата, хозяина, босса и спонсора.
Первым делом, рассредоточившись по купешке, они заинтересованно спросили, согласен ли я всю ночь лакать вместе с ними многочисленное припасенное пойло. Я тут же представил, что если откажусь, то мне предстоит до утрянки слушать их интеллектуальные беседы, лежа на верхней полке. Что ж, выхода уже не было. От безысходности я согласился.
— Мы солдаты, цвет нации и гордость Отечества! — сразу объявил один из них. Это он провозгласил, чтобы я понял, кто здесь типа за паршивую овцу катит, а заодно чтоб просек грандиозный смысл миссии, возложенной на этих очередных пришельцев в мое путешествие.
Жратвы у них почти не было — сухпаек только децельный. Зато водки и спиртяша было столько, что, казалось, они собираются сегодня конкретно утонуть в синьке или по крайней мере искупаться.
Значит, мигом перезнакомились и начали заливать в себя. Им не приходилось высвобождать свою сущность, потому что тупость была у них в крови, закоренелая и махровая, впрочем, как и у всех военных.
Они оказались из числа тех, кто петрушился в Чечне. Полавировав из деликатности, я догнал, что петрушились они на стороне Государства. Типа федералы. А теперь, напетрушившись вдоволь, они ехали по домам отвернуть свои порции счастья.
Первый из рядовых, получилось, был из Далекого Города. И он сразу заявил, что это красивейший город в мире.
— Да, да, конечно, это так, кто же спорит? — согласился я с ним. Второй типа из деревни. Его там ждала кобыла, трактор и все остальное живописное. Этот с трудом подбирал слова. На его задумчивом лице черным по белому было написано, что если он еще не имбецил, то уж почти что.
Лейтенант в свою очередь откровенно сообщил мне, что очень хотел стать героем. Очень хотел, да не прикатило. Героем-то уж быть почетно. «Это очень нравится девкам», — вот к чему он клонил, наивный пройдоха. Этот маньяк, видимо, пытался выдавить из войны какие-то кусочки преимущества в положении и любви для себя. Как только разговор зашел про героизм и про любовь, они разом вспомнили, как весело развлекались с тинами в Гудермесе. На такое уж бесстрашное развлечение не каждый решится. В этой спешке к своей выгребной яме любовь и смелость нужны каждому.
Кстати, очень скоро я попутчиков и зауважал. Как оказалось, такая смелость оправдывалась ничем иным, как принадлежностью их подразделения к славному полку под предводительством полковника Буданова. Который не гнушался лично расправляться с особо страшными замаскированными врагами, особенно если они были несовершеннолетние и женского пола. Даже похвалились, как крошили, а потом закапывали бешеных террористок.
В свою очередь офицер также похвастался типа и ему кое-что перепало с этой кампании по торжеству российской Конституции.
— Смотри сюда! — говорит доверительно. — Самая настоящая пуля! Видал такое?
Пуля была обычная, маленькая и не страшная.
Затем гордо рассказал мне, что ему эту самую пулю в ногу присобачили. И теперь он едет зализывать лапу к себе на родину, в Северный Город, почему я сразу ему и зазавидовал. Как оказалось, ранение он воспринимал как посланную свыше божью отметину. Это была одна из составляющих на его бесстрашном пути стать героем. Мне даже стукнуло в голову, что если бы ему эта пуля не перепала, он бы сам придумал бы что-нибудь подходящее по этой тематике. А наверняка он сам себе эту пулю в ногу и засадил для пущей крути. Этот Александр Матросов.
— Но ничего, ранение пустяковое, — продолжал он. — Мы черным еще покажем! Россия ни перед кем на колени не вставала! Великая Русь всегда побеждала и сейчас победит, всех передавит. Мы патриоты, а черные не пройдут! Мы — русские люди и гордимся этим! — вот так он разглагольствовал, размахивая очередной бутылкой.
Я, конечно, решил не ввязываться в их стратегические военные планы и позиционировался молча.
Ни слова лишнего. Ни гу-гу.
Раскрепощенные громадным количеством выпивки и мерным постукиванием поезда, они разве что не захлебнулись в своей немыслимой браваде и выдумках о ратных подвигах. Облаченные в форму «чужие» намного хуже гражданских, потому что их животное состояние узаконено. Гражданским нужно прикидываться приличными и честными, чтобы сделать вам какую-нибудь пакость. С военными таких проблем нет — убивай, насилуй, грабь. А в случае чего получай на грудь орден, очередное звание и благодарность Родины.
Словом, они брякнулись на свою привычную тему. Да уж зато не врали, хоть на этом спасибо.
Но если бы я им напрямки заявил, что думаю по поводу войны с чехами, они сочли бы меня предателем, унылым скептиком и размазней.
Еще я услышал, что у этого самого лейтенанта там, в Чечне, почти вся рота полегла. И что, подлечившись, он обязательно вернется и «разберется с черными по полной программе».
Затем они стали вспоминать разные смешные военные истории. Ну как чеченских пацанят танками гоняли и как снайпершу-эстонку на британский флаг исполосовали. Они так воодушевились своими рассказами, что пили теперь без тостов, невпопад, без закуски. Эти доблестные защитнички Родины.
Узнав, что я перемещаюсь в пространстве с целью обучения в Академии, лейтеха решил рассказать самый значительный подвиг за всю эту славную кампанию. За подвиг этот самый лейтенанту красивейшую медальку впарили. «За мужество». Рядовые с уважением косились на медаль и цокали восхищенно языками. Им тоже хотелось такую же высокую награду и ленточку в придачу. Чтоб всем потом на гражданке в рожи тыкать, на дискотеки цеплять, а ночью под подушку класть. Лейтенант тоже свою медальку часто рассматривал и нежно поглаживал. Раз в полчаса доставал баночку с каким-то раствором, макал в раствор тряпочку и бережно протирал награду, резко выделяющую его из общей массы негероических людей.
Так вот. Как-то раз их рота благородно зачистила очередную деревню и вечером мирно храпела, заслуженно отдыхая в поле от постоянных боев с невидимым неприятелем. Заметно насладившись алкогольными напитками, конечно. А тут неподалеку по местности легашный полк проходил. Ну, внутренних войск. Тот полк был такой новенький, такой свеженький, такой только что присланный. И им, конечно же, очень хотелось вкусить настоящих боев, поверженных врагов, боевого пороха, наград и военной доблести. Там еще у легашей полковник был главный. Сюда он приехал с одной целью — доказать этим несмышленым военным кадровой армии, кто здесь, на этой войне, самый основной стратег и тактик. К тому же ему напели в плане мотивации за новую хату в Химках опосля виктории. И жена, провожая его на рать, с надеждой просила его поубивать боевиков как можно больше. Это понятно, чтоб им эту квартирку отхватить и жить дальше вполне счастливо.
