Покончив с едой, Февзи подошел к стойке, и так как посетителей рядом не было, сразу начал разговор.
- Меня зовут Февзи, я приехал из Ленинграда, - он несдержанно разглядывал ее. - Когда вы заканчиваете работу?
Девушку звали Викторией. И она велела этому дерзкому парню прийти через час, когда закончится ее работа.
Погуляв в парке у подножия холма, Февзи уже подходил к кафе, когда навстречу ему из дверей вышла Вика под руку с другой девушкой.
- Знакомься, это Милда, ей семнадцать лет, - отрекомендовала подругу Вика, и продолжила: - Милда - это имя литовской богини любви. Как у нас Венера, знаешь?
- Знаю, - ответил Февзи, несколько растерявшись от присутствия вовсе ненужной ему спутницы с многозначительным именем. Смуглая, с черной, спускающейся на глаза челкой, литовская Венера была очень стеснительной, и все время улыбалась, желая, по-видимому, скрыть робость.
- Куда мы пойдем? - спросила Вика.
- Пойдем ко мне, - вдруг решился Февзи, не имея желания метаться с двумя подружками по кафе и парковым скамейкам.
- Тогда, - ответила Вика, обменявшись взглядом с подружкой, - тогда подождите меня здесь.
Она вернулась в кафе и минут через десять, во время которых Февзи пытался разговорить совсем уж плохо знающую русский язык Милду, вернулась с бумажными пакетами.
- Здесь пирожки, салат и креветки, - сказала она, на что сообразительный Февзи сразу же откликнулся:
- А еще возьмем в магазине вина!
Консьержка в академической гостинице-общежитии только равнодушно взглянула на приведшего гостий молодого постояльца и ни слова не сказала, вопреки опасениям Февзи.
- О! - удовлетворенно воскликнула Вика, зайдя в комнату. - Тут очень хорошо!
И сразу же стала задергивать шторы на окнах, что очень понравилось Февзи, который подумал, не мало ли будет двух бутылок местного портвейна? Вика принялась хозяйствовать, раздавая команды Февзи и подруге. Из шкафа достали тарелки, вилки, стаканов оказалось как раз три.
Несколько беспокоило Февзи присутствие Милды. Если Вика останется с ним до утра, а, похоже, что дело к этому шло, то как отправить эту скромную девушку одну в ночь?
Тем временем стол был накрыт, и снедь на нем выглядела весьма аппетитной. Выпили сначала за знакомство, причем молчаливая Милда тоже выпила до дна, слегка поморщившись, однако.
Февзи прежде никогда не ел креветок, и Виктория со смехом кормила его очищенными рачками.
…Вика сама сказала, что уже поздно и пора в постель. Февзи поймал ее взгляд и кивнул в сторону Милды, собиравшей посуду со стола.
- Кровать большая, все поместимся, - засмеялась Вика и упала на постель.
Потом встала, подошла к несколько смущенному парню и назидательно произнесла:
- Но ты не ее, ты мой кавалер! - и опять рассмеялась.
Милда при этом смущенно улыбалась, и только.
…Была середина короткой летней ночи, но в комнату проникал свет от уличных фонарей и Февзи, снимая с себя остатки одежды, увидел, как голенькая Виктория юркнула по одеяло. Милда же, не раздевшись до конца, вытянулась, отвернувшись, у самого края широкой постели.
Ласкал Февзи свою подружку долго, ласкал руками, губами, всем телом. Вика не имела опыта любовных игр с мужчинами. Когда-то она была совращена своим одноклассником, да еще здесь в Вильнюсе, куда приехала для поступления в институт, изредка занималась сексом со студентом, снимавшим комнату у той же хозяйки, которая сдавала диван ей самой. Но сейчас студент уехал на летние каникулы, да и был он какой-то бледный и вялый. Темпераментная от природы девушка не знала достойного ее партнера и не получала никогда от секса должного упоения. Увидев нынче вечером пылкий взгляд нездешнего молодого мужчины, она вдруг поверила, что этот способен ей дать то, чего она жаждала. И вот он заласкал ее, и она с нетерпением ожидала апофеоза этой ласки…
Потрясение, впервые пережитое Викой, было несравнимо выше восторга, испытанного мужчиной. Она еще приходила в себя, когда Февзи приступил к очередному акту.
- А как же бедная Милда? - спрашивал Февзи, для которого присутствие другой девушки, теперь сидевшей на стуле и наблюдающей в скупом заоконном освещении за происходящим на кровати действом, было дополнительным возбуждающим фактором.
- Ее не надо трогать, она еще девушка, - говорила Виктория, придыхая в такт с сотрясающими ее ударами мужского тела. - Можешь потом поцеловать ее, но надо сохранить ее девственность.
Темпераментная Вика не оставляла пылкому молодому мужчине времени для целования Милды, которая к тому времени уже обнажилась и сидела на корточках на краю кровати, нервно проводя руками по своему телу и не отрывая взгляда от любовников. Так, будто бы и не было рядом наблюдателя их безумств, любовники не только проделывали все, чему они были к тому времени научены, но и проявили большую изобретательность. Февзи был в восторге от Викиной послушливости.
Милде временами становилось дурно, но с другой стороны ей было очень все интересно. Вот только бы …
…Вика проснулась от колыхания кровати. В окно уже светило летнее солнце, а рядом Февзи рьяно, будто и не было бессонной ночи, качал Милду. Вика поняла, что ни о каком сохранении девственности уже не может быть речи.
Каждый вечер оставшихся трех недель объятая лихорадочной страстью троица проводила одинаково. Только однажды они отправились вечером не в заветную комнату в гостинице-общежитии, а в недавно открывшийся большой ресторан, где танцевали до двух часов ночи без передыха, и впервые, вернувшись, завалились на широкую кровать и сразу же заснули, не имея сил на занятия любовью, - сказались, безусловно, и перегрузки предыдущих ночей.
Еще одна передышка имела место через несколько дней, когда у обеих подружек одновременно (надо же, какая незадача!) появились признаки того, что они не забеременели. Для Февзи эти три ночи, когда девушки оставались в своих собственных постелях, показались тремя месяцами. Правильно говорят англичане: чем больше занимаешься сексом, тем больше его хочется.
Наконец подошла к концу последняя неделя любви. Февзи получил документы об успешном прохождении практики и должен был возвращаться в Ленинград. Но не в силах расстаться с вильнюсскими подружками, он решил оставаться в академической гостинице до тех пор, пока его не попросят освободить комнату. Так он пробыл с Викой и Милдой еще одну неделю. Однако лето близилось к концу, и, так или иначе, надо было покидать гостеприимный город Вильнюс.
Расставание молодой мужчина переживал с большей печалью, чем девушки, но внешне он этого старался не показывать.
В поезде, спешившем доставить нашего героя в Ленинград, он, конечно, вспомнил и о белокурой красавице Ирене.
- Ах, Ирена! О, Ирена! - вздохнул он, но продолжения эта мысль не получила.
Кстати сказать, с той поры Февзи имел все основания считать себя большим специалистом по литовским национальным блюдам.
После четвертого курса Февзи попал на практику в археологическую экспедицию, ведущую работу в горячих степях Туркмении. Он пробыл на раскопках до ноября, и, вернувшись в Ленинград, взахлеб рассказывал другу о романтике пустыни Кара-Кум, где по песку ползают пауки-каракурты и змеи-гюрзы, о прекрасной москвичке из МГУ, к которой он обязательно должен съездить в зимние каникулы. И просаживал денежки на междугороднем телефоне под аркой Генерального штаба…
А что же Таня, его ленинградская возлюбленная? Если уж спрашивать о Тане, то надо поинтересоваться и насчет Насти.
Молодые женщины бросили своих парней. Не скажу, что коварно бросили, ибо я полностью солидарен в этом эпизоде с матерями-одиночками Татьяной и Настасьей. Да, Олег, и Февзи тяжело пережили разрыв, особенно Олег. Но их, теперь уж бывшие, подружки каждая в отдельности на последнем свидании разъяснили ребятам, что они познакомились с двумя не очень молодыми, но вполне надежными мужчинами, тоже ленинградцами, летчиками, ушедшими в гражданку по комиссии.