- Если ты будешь думать, что спастись нельзя, то опасность попасться в руки властей возрастет. Надо верить в удачу! - пылко произнесла Айше.

- Айше, я здесь стал другим человеком. Я потерял веру в жизнь. Я потерял надежду на счастье.

- А это не счастье, что такая девушка примчалась спасать тебя! - возмущенно воскликнула Ифет.

- Да, такая девушка... А, знаешь ли, Айше, что у меня был туберкулез в активной форме?

- Ничего, выучусь на врача и буду всю жизнь тебя лечить, - ответила Айше.

Подруги внимательно поглядели на Айше и рассмеялись:

- Это уже почти, что предложение сердца и руки! - заметила Ифет.

Айше восприняла эту реплику спокойно и оставила ее без ответа, но Исмат смутился.

- Айша-хан, - сказал он по-узбекски, - я простой колхозник, у меня нет никакой специальности...

- Тебе еще нет и тридцати лет! - вспылила Айше. - Если ты боишься бежать из этой тюрьмы, то, значит, ты слаб и нерешителен. Тем более мы не можем оставить тебя здесь! Все! Ты знаешь эту местность лучше нас, сообрази, как нам надежней скрыться.

- Если нас поймают, то наказанию подвергнут всех... - начал было Исмат, но, увидев ярость в глазах Айше, осекся и поспешил сказать: - Нам надо идти в сторону гор...

С этими словами молодой мужчина огляделся вокруг и, убедившись, что никто их не может видеть, быстро спустился с дорожной насыпи. Девушки молча последовали за ним. Дрожащие в знойном мареве серые приземистые дома недальнего кишлака остались слева, а беглецы шли по руслу высохшего то ли арыка, то ли природного ручья в направлении деревьев, окаймляющих плантации хлопка. Там их уже не смогли бы заметить с дороги, там они могли бы остановиться и детальнее обговорить план дальнейших действий.

Почти не обмениваясь словами они прошли минут двадцать по тропе, идущей под корявыми тутовыми деревцами и остановились у небольшого арыка с мутной водой. Умывшись и тем самым немного освежившись, молодые люди уселись в тени.

- Значит так, - начал Исмат. - К вечеру мы вдоль малолюдных сейчас хлопковых полей дойдем до арчовой рощи у подножия Кураминских гор. Там заночуем, а утром выйдем на дорогу, по которой в одну сторону можно дойти до большого города Ташкента и там затеряться, идя же в другую сторону можно оказаться в Киргизии. Там, в городе Ош, у меня живет друг, мы вместе были на фронте. По дороге есть милицейские посты, но их мы можем обойти стороной.

И немного подумав, добавил:

- В Ташкенте много народа, никто не обратит на нас внимания. А в Оше нас сразу заметят.

- Надо идти в Ташкент и сразу на вокзал, - сказала Ифет.

- Да, именно так! - поддержала ее Айше.

- Ну, а что потом? - невесело засмеялся Исмат. - Куда вы меня привезете?

- Приедем в Казань, там устроишься рабочим на завод! - воскликнула Айше. - Рабочие везде требуются, дадут место в общежитии, а там уже видно будет.

- В таких штанах и в такой обуви меня на завод пустят? - вновь попытался пошутить Исмат.

- Штаны? Вот тебе штаны! - под довольный смех подруг Айше достала из рюкзачка купленные загодя штаны из простой хлопчатобумажной ткани, но такие, какие носят мужчины за пределами Узбекистана. – Жаль, что обуви нет, я не знаю твоего размера.

Растерявшийся от очередной неожиданности Исмат взял брюки, встряхнул их и оглянулся, ища взглядом кустик, за которым можно было переодеться.

- Не торопись! - Аня в свою очередь достала из своего рюкзака полученный от Гульчехры узел с одеждой. - Вот, это тоже тебе.

Исмат развернул узел и удивленно ахнул.

- А это богатство у вас откуда?

И был удивлен тем, что девушки вдруг замолкли, посерьезнели лицами.

- Это велела тебе передать перед смертью твоя мама, - тихо произнесла Айше.

- Мама… - Исмат бережно поднес последний подарок матери к глазам и что-то стал шептать. Потом поднял голову и посмотрел на Айше:

 - Так вы, значит, в моем кишлаке побывали? Когда мама скончалась?

- Девочки были в кишлаке. Они встретились с Гульчехрой, никто кроме нее об этом посещении не узнал. Гульчехра и рассказала про тетушку Холида-хан.

Исмат сидел молча. Сейчас, когда у него появилась надежда на жизнь, в памяти его промелькнули события последнего года. Смерть матери, оставшейся в одиночестве, особенно сильно ранила его душу. Ифет, понимающая, о чем он думает, произнесла слова, должные утешить молодого мужчину:

- Гульчехра рассказала, что мама ваша умерла легко. Похоронили ее как положено. Дом ваш закрыли на замок до вашего возвращения.

- Но возвращаться туда тебе нельзя! - воскликнула испугавшаяся Аня.

- Нет, нет! Сейчас возвращаться нельзя! - тоже испугалась Айше.

Исмат поглядел на девушек.

- Конечно, показываться там мне нельзя. Это очевидно!

Что же, подумал он, девушки его за истеричного недоумка, что ли, принимают? Надо взять себя в руки.

Все помолчали. Потом Айше сказала:

- Исмат, сейчас ты лучше надень свою национальную одежду. Вроде бы как веселый молодой бездельник со знакомыми девушками на прогулку вышел.

Исмат взял узел с одеждой и отошел за кусты шиповника. Через несколько минут он вышел оттуда в чистой белой одежде, в новом шелковом халате, перевязанным по талии цветным шелковым платком, на боку в кожаном чехле традиционный узбекский нож - и впрямь молодой богатый бездельник. Только вот обувь была ниже всякой критики. Посмотрев на его ужасные башмаки, все весело рассмеялись.

- Ну, ничего! Что-нибудь придумаем! - заключила Аня. - Немного денег у нас еще есть.

- И у меня деньги есть, - сказал Исмат,- Нам же здесь хоть и мало, но платили. А тратить не на что было. Так что на первое время хватит.

- Сейчас главное, чтобы это первое время получить, - произнесла, посерьезнев, Айше. - Ну, что теперь?

- Теперь в путь, вон к тем синеющим вдали горам! 

Анатолий Аронович имел немалый жизненный и педагогический опыт, все примечал, сравнивал, запоминал. Мальчик приехал из небольшого поселка, где в школе, по всей вероятности, едва набиралось полкласса с обучением на русском языке.

- Сколько в твоем классе было учеников? – спросил он, рассматривая школьные документы Камилла.

- Восемь учеников, - отвечал Камилл. Его только что секретарь школьной канцелярии направила к куратору одного из классов, перед которым он сейчас и сидел.

- Да, конечно, быть отличником в такой маленькой группе легко, - усмехнулся Анатолий Аронович, куратор.

Он помедлил, потом добавил милостиво:

- Ну, хорошо, я тебя принимаю в мой класс, - и заключил, вроде бы как идя на не очень желаемую уступку: - Посмотрим, как ты будешь учиться у нас. Расписание уроков знаешь?

- Да, конечно! – Камилл был невообразимо счастлив. Анатолий Аронович поглядел на его лицо и умилился про себя, вслух же не преминул заметить:

- В нашей школе учиться не каждому под силу. Посмотрим, как у тебя получится…

Камилл до той поры знавший ужасную школу оккупационных лет, а потом проучившийся пять лет в узбекском захолустье, был на вершине счастья. Он прошелся по этажам, заглядывал в классы, несколько удивленный тем, что парты в этих классах выглядели такими же, а то и более ветхими, как и в чинабадской школе. Но когда он увидел просторный актовый зал со сценой, радость вновь заполнила его душу! А еще внизу его поразил спортзал с гимнастическими снарядами – это было как в кино!

 Шла последняя четверть учебного года, и учителя отнеслись к новому ученику, появившемуся в эту ответственную пору, с некоторой настороженностью. Однако ученик бодро отвечал на вопросы, внимательно слушал объяснения, и вскоре педагоги успокоились, поверив, что с этим вряд ли возникнут трудности с аттестацией.

Однако был один человек в школе, который, напротив, резко ухудшил свое отношение к новому семикласснику по истечении нескольких дней после его появления. И этим человеком был директор школы Ефим Яковлевич. Товарищ директор узнал о том, что отец нового ученика отбывает двадцатипятилетний срок в лагерях. Подумать только – двадцать пять лет! Ну, о таком здесь еще не слыхивали! Наверное, очень уж страшный преступник папаша этого новенького - и какой черт занес его сюда?