- С петлей не торопись, - перебил Твардов. - Я еще могу пригодиться.

Емельян быстро взглянул на Твардова, потом на солнце, которое уже завершало свой дневной путь, сказал, поторапливая:

- Итак, кто послал и с какой задачей?

- Как будто не догадываешься, - криво ухмыльнулся Твардов, облизав сухие губы.

- Я хочу знать точно. - Он посмотрел Твардову прямо в глаза, холодно, настойчиво, сдерживая раздражение.

- Послал Хофер. Но не в этом дело. - Твардов быстро заморгал ресницами. Это была нервическая дрожь. - Ты, Курт, не с того конца начал разговор. Я человек деловой, могу оказать вам большую услугу. Хочу знать ваши условия. Услуга за услугу, как говорится.

- Любопытно, что предлагает "деловой человек"? - сказал Емельян и сбоку пронзил Твардова изучающим взглядом. Хотелось знать, к чему он клонит. Или хочет затянуть разговор, выиграть время? Но зачем? На что он в таком случае надеется?

- Я могу спасти жизнь многим вашим людям, - сказал Твардов и посмотрел на присутствующих кроме Глебова еще четверых партизан. Потом добавил негромко, но четко: - Но за это вы обещаете сохранить мне жизнь.

Емельян насторожился. Предложение было неожиданным и серьезным. Спросил:

- Что ты имеешь в виду? Каким нашим людям грозит смерть?

- Там, в городе, подпольщикам. - Твардов кивнул в сторону города.

- Что ж, я думаю, что ради жизни нескольких порядочных людей можно сохранить жизнь одного мерзавца, - сказал Емельян, посмотрев на своих товарищей-партизан, и попросил: - Оставьте нас, пожалуйста, вдвоем. Мы тут немножко посекретничаем…

Вечером Глебов вернулся в штаб бригады и, не заходя к себе в землянку, направился к Егорову, чтобы доложить об успешно проведенной операции по захвату группы Бориса Твардова и главным образом сообщить комбригу чрезвычайно важные сведения, которые рассказал Твардов, выторговав взамен себе жизнь. В подпольную группу, связанную непосредственно с Глебовым, проник провокатор, агент гестапо, некий Лев Шаповалов, служащий городской управы. Он выдал фашистам всю группу, состоящую из семи человек, фамилии и адреса подпольщиков, а также систему связи с партизанским отрядом. Однако штурмбанфюрер Кристиан Хофер не спешил с арестом подпольщиков: установив за ними тайный надзор, он надеялся напасть на след и других подпольных групп, добраться до руководящего центра - подпольного горкома партии. Хофер считал, что эта семерка надежно сидит у него в кармане. Но он не хотел довольствоваться малым, надеялся взять реванш за разгром штаба корпуса и пленение генерала. Надо было немедленно предупредить наших товарищей о нависшей над ними смертельной опасности. Таково было решение Глебова, одобренное Егоровым.

- Дело очень серьезное. - Голос у комбрига встревоженный, а взгляд задумчивый. Он нервически барабанит пальцами по столу. - Всем членам группы надо немедленно покинуть город. Провокатора уничтожить. Завтра же с утра пошлите в город своего человека на связь. Все продумайте.

- В какой отряд возьмем эту семерку? - спрашивает Емельян. В него уже закралось маленькое сомнение. Пока что маленькое.

- Это неважно, - недовольно отмахивается Егоров от вопроса, который ему кажется несущественным и даже пустым, во всяком случае, недостойным умного начальника штаба и опытного разведчика.

Глебов угадал эти его мысли, пояснил:

- Видите ли, Захар Семенович. Я сейчас предположил себе такой вариант: а что, если и здесь провокация Кристиана Хофера?

То есть? - Это сказал торопливый горячий Паша Свиридочкин. Глебов посмотрел на комиссара остро, прищурив один глаз, пояснил:

- Представьте себе такой вариант: вся семерка подпольщиков связана с гестапо и на него работает. Хоферу нужно что бы то ни стало заслать к нам своих людей. Он инсценирует вот такую штуку и подбрасывает нам эту семерку.

- Чепуха, - вырвалось у Свиридочкина. - Ты извини меня, но излишняя бдительность может привести черт знает к чему.

- К чему? - Емельян взглянул на комиссара с некоторой заносчивостью.

- К недоверию, - не задумываясь, ответил Свиридочкин. - А не доверять своим людям - это и есть черт знает что.

- Погодите, товарищи. - Егоров поднял руку. - Можно спокойно и трезво разобраться во всем. Бдительность и осторожность в наших условиях, дорогой Павел Павлович, не излишество и не порок. А вот необоснованное, излишнее недоверие - это уже порок. Давайте разберемся в данном конкретном случае. Вы хорошо знаете командира семерки?

- Толю Шустрикова? - уточнил Свиридочкин, - Отлично знаю. Наш активист, на трикотажной фабрике работал комсоргом. Преданный парень. Честный. Других членов его группы я не знаю, фамилию Льва Шаповалова слышу впервые. Может, какой-нибудь безродный пришелец.

- Шустриков не мог взять к себе в группу первого встречного, - заметил Егоров. - Как попал к нему этот Шаповалов? Все надо выяснить. И Глебов, пожалуй, прав в том отношении, что семерку надо брать не сюда, в штаб бригады, а в один из отрядов. Поговорим, выясним, проверим.

- Именно об этом и речь, - сказал Глебов, довольный тем, что комбриг, в сущности, поддержал его.

Возле своей землянки в вечерней темноте Глебов столкнулся буквально лицом к лицу с Женей. Она ждала его, знала, что он у комбрига на докладе и с минуты на минуту должен выйти. Он взял ее руку и, ничего не сказав, увлек за собой в землянку. Посветил фонариком, лампу зажигать не • стал. Усадил Женю на топчан, сам сел рядом, держа в руках ее руки. Ее волосы касались его горячих щек.

- А я на тебя обижена, - сказала она и плотнее прислонила свою голову к его щеке.

- За что, Женик?

- Почему ты меня с собой не взял?

- Что ты, Женечка, зачем тебе? Ничего интересного не было. Окружили, разоружили без единого выстрела.

- А мне так хотелось… рядом с тобой… быть там, - заговорила она отрывисто, делая долгие паузы. В сплошной черноте землянки он не видел лица Жени, но ему казалось, что он чувствует и видит ее мечтательно задумчивые глаза. - Я весь день думала о тебе и волновалась.

Емельян прижался своей щекой к ее щеке, потом коснулся губами ее глаз. Он дышал тяжело, как больной. И молчал. Боялся слов, нелепых, неуместных, бессильных передать то, что он чувствовал.

- Ты чем-то озабочен? Чем, родной мой?

Он рассказал ей о сообщении Бориса Твардова и о том, что завтра утром он должен послать в город человека, который предупредит Анатолия Шустрикова, и что подготовить этого человека он должен сегодня, сейчас, но пока что сам не знает, кому поручить такое ответственное дело.

- А я знаю кому, - бойко встрепенулась Женя.

- Кому, Женечка?

- Есть такой человек. И он отлично справится с твоим заданием. Только ведь ты не доверяешь людям.

- Это неправда, Женик, - глухо выдохнул он, касаясь своими жесткими усами ее рук. - Скажи, кто тот человек?

- Евгения Акимовна Титова.

Он даже вздрогнул: что за шутки? Нет, Женя не шутила. Она говорила вполне серьезно. Она просила, требовала, умоляла послать именно ее. Он противился изо всех сил. Нет-нет, она пусть не думает, что он ей не доверяет. Он доверяет, но здесь нужен человек, отлично знающий город.

- Зато меня в городе никто не знает, - настаивала Женя. - Я знаю, как вести себя, у меня есть опыт работы в городской управе, знаю нравы и повадки оккупантов.

Доводы ее нельзя было оттолкнуть, признать несостоятельными. И возражал он против ее кандидатуры по одной-единственной причине: боялся потерять ее, свою любовь, своего самого большого и единственного друга на целом свете. Об этом он не решился сказать ей - Женя сама догадалась и попробовала убедить его, что ей не грозит никакая опасность: она пойдет без оружия и без документов, пойдет менять кур на соль и спички. Спросят - откуда? Скажет: из лесной деревни Нагайцы, в которую оккупанты не решаются сунуть носа. Словом, она знает, что сказать, и Емельяну нечего за нее беспокоиться.