Кроме дворца, на территории крепости находилась и официальная резиденция царя, которая по комфорту могла соперничать с домами высшей римской знати того времени. Там находился большой тронный зал для приемов с великолепным мозаичным полом, бани с холодной и горячей водой, украшенные мозаикой, очень похожей на обнаруженную в Помпее и Геркулануме, а также в дворцах Ирода, построенных в Иерихоне и Геродионе. Рядом с царским дворцом находились три небольших богато декорированных дворца, по мнению исследователей, предназначавшиеся для членов царской семьи, причём около одного из них был большой плавательный бассейн. Сообщение Иосифа Флавия о сокровищах, хранившихся в крепости, подтверждается тем, что при раскопках было найдено большое количество монет, золотых и серебряных, бронзовые сосуды, а также фрагменты рукописей. Показательно, что, как и в другом замке Геродионе, к главному царскому дворцу примыкала синагога. Таким образом, главная крепость Ирода Масада, даже в гораздо большей степени, чем построенный по его приказу интернациональный город Кесария, демонстрирует стремление органично сочетать римский комфорт, греческое изящество с духовными принципами иудаизма, то есть с теми принципами, на которых строится европейская культура. Остаётся удивляться капризам истории, потому что Масада послужила последним оплотом идейных противников политики Ирода — зилотов во время Великого восстания и была взята римлянами после продолжительной осады в 73 году н.э., через три года после разрушения Иерусалима^{177}.

Среди других крепостей и опорных пунктаов, построенных Иродом, отметим замок Геродион (Иродион), расположенный юго-восточнее Вифлеема в 60 стадиях (греческая стадия — 185 м. — В. В.) от Иерусалима, ставший усыпальницей царя. Как и в Масаде, в замке реализовались идеи и мечты Ирода. Плоская вершина искусственного холма, насыпанного в форме женской груди, была окружена башнями, а в середине холма был воздвигнут великолепный дворец, украшение которого демонстрировало безграничную роскошь. Там было всё необходимое для жизни, в том числе огромные резервуары для воды. Вокруг подножия холма были возведены строения для размещения различных служб и приёма гостей. Как восхищённо отмечает Иосиф Флавий, «200 ступеней белейшего мрамора вели к вершине холма… по своей самодостаточности этот холм мог считаться городом, а по своим очертанием — дворцом». В Геродионе была и синагога (ИВ. С. 69).

Конечно, грандиозная строительная деятельность Ирода не была случайной. Она отражала его общие политические установки и принципы внутренней и внешней политики иродианства.

Как точно отметил Шалит^{178}, утверждение Римским сенатом Ирода царём Иудеи в 40 году до н.э. радикально изменило отношения между римской державой и иудеями. До этого, ещё со времен Маккавеев, между иудейским народом и Римом формально существовал союз двух партнёров. Высшая точка этого союза была достигнута в 47 году до н.э. во время посещения Юлием Цезарем Иудеи, когда формально участниками договора о союзе были от «римского народа» — римский Сенат, а иудейский народ представлял Первосвященник и этнарх (глава народа) будущий тесть Ирода Гиркан II династии Хасмонеев. Разумеется, стороны были абсолютно неравносильны и политического значения подобный союз не имел. Однако сам титул этнарха (главы народа) и одновременно Первосвященника Иерусалимского Храма демонстрировал признание автономии иудеев в рамках римской державы. Главным в этой «автономии» было то, что глава народа олицетворял признаваемое право иудейского народа жить по «законам предков». Это выражалось в существовании представителя традиционной царской династии Хасмонеев в качестве главы народа иудеев и Первосвященника главной святыни иудеев — Иерусалимского Храма.

Утверждение же Ирода царём Иудеи в корне меняло ситуацию. Ведь этим актом Рим открыто отменял все права формальных представителей иудейской автономии, пусть только в духовно-правовой области, и передавал всю полноту власти царю, признанному «другом и союзником римского народа». Иначе говоря, этому царю передавалась вся полнота абсолютной власти в Иудее, а соблюдение «законов предков» зависело от его желания и воли. Конечно, все это только при условии поддержания покоя и стабильности в своём государстве и способности защищать римские интересы в качестве союзника. Задача была тем более сложной для Ирода, что, как было сказано выше, в его царстве иудеи не составляли большинства, а само иудейское сообщество раздиралось противоречиями и конфликтами. Помимо этого уже во времена Ирода вне Иудеи существовала многочисленная иудейская диаспора, религиозно и экономически тесно связанная со Иудеей, Иерусалимом и особенно Иерусалимским Храмом. Ведь достаточно напомнить приведенную ранее оценку Броши, что всего в то время из общего числа 2 млн. иудеев за пределами Иудеи проживало 1,5 млн. Ясно, что от положения дел в Иудее зависело спокойствие уже не только в царстве Ирода, но и далеко за его пределами.

Начало царствования Ирода после его укрепления на престоле было сложным и даже опасным. Уже первые попытки изменить сложившиеся порядки и примирить старые традиции с новыми идеями раскололи иудейское общество. Желая придать Иерусалиму положение современной, по тогдашним понятиям, столицы, Ирод построил в Иерусалиме театр, а на равнине у города огромный амфитеатр, роскошь которых бросалась всем в глаза, где устраивались спортивные игры, столь распространённые в эллинистическом мире. Уже эти довольно невинные состязания, которыми наслаждались евреи Александрии, Рима, Антиохии и других крупных городов римско-эллинистического мира, вызвали недовольство правоверных иудеев Иерусалима. Ещё большее возмущение вызвало устройство при амфитеатре травли львов и других диких животных. Как пишет Иосиф Флавий, часто «этих зверей выпускали на бой как между собой, так с присужденными к смерти людьми, причём иноземцам (т. е. не иудеям) в одинаковой мере доставляли удовольствие как роскошь обстановки, так и волнение, вызываемое этими опасными зрелищами». Однако правоверные были возмущены такими варварскими зрелищами, поскольку «иудеи считали явным безбожием предоставлять диким зверям людей» (ИД. Т 2. С. 164–165). Надо отметить, что грубые и бесчеловечные нравы римлян, наслаждавшихся зрелищем гладиаторских боёв, явно не могли нравиться царю, воспитанному в эллинистической культуре, поэтому речь идёт только о «бестиариях» — борцах с животными, то есть об имитации охоты. Однако жестокие зрелища, даже предназначенные для язычников, считались недопустимыми у иудеев Святого города Иерусалима. Видимо, предвидя это, Ирод разместил амфитеатр за стенами города «на равнине»

Но поскольку в те времена в иудейском обществе, конечно, не было и не могло существовать общественных движений, не носивших религиозного характера, то во внутренней политике царь должен был считаться со сложившимися религиозными движениями и институтами. Конечно, самых главных врагов царь видел в среде элиты храмового священничества, тесно сросшейся многочисленными связями, в том числе и семейными, со светской аристократией. Ведь в течение почти 120 лет представители династии Хасмонеев возглавляли эти высшие круги иудейского общества, посредством них осуществляли религиозную, политическую и светскую власть. Недавние раскопки около Западной стены Храмовой горы в Иерусалиме выявили богатые дома, явно принадлежавшие священникам Храма высокого ранга, причём многие из них были крупными землевладельцами^{179}. Разумеется, священники низшего уровня, особенно проживавшие вне Иерусалима и приезжавшие в столицу только на несколько недель в году, не знали многого о внутренних делах духовной и светской аристократии, представителей элиты и не имели особого влияния на их религиозно-политические решения.