Женщины в хаммаме показались ему сюжетом, более подходящим его желаниям, так как были гораздо более эротичными и позволяли его обнаженным моделям не снимать драгоценностей.

Энгр никогда не бывал на Востоке. Впрочем, он и не проявлял желания попасть туда. Поскольку он был подлинным художником, его знакомство ограничилось рассматриванием гравюр в повествованиях о путешествиях и знакомством с экзотическими вещами, которые барон Грос собрал в своей мастерской, где Энгр работал после того, как приехал в Париж. Пожалуй, именно там, в этой куче хлама, он нашел красный тюрбан, опахало от мух и другие вещи, которые прослужили ему до конца жизни. Начиная с «Купальщицы», его первой картины, вплоть до «Турецкой бани», его последнего произведения, все одалиски передавали друг другу, словно факел, тюрбан с тканным узором с улицы Капуцинов.

Восток был источником вдохновения и для литераторов, и для художников. Оттуда они черпали новые темы для того, чтобы обновить затрепанный арсенал мифологических мотивов. В зависимости от силы своего таланта, они находили в этой моде на сераль, молчаливый и замкнутый в самом себе, либо повод для изображения соблазнительных обнаженных тел, которые с неискренним восхищением принимали в мещанских салонах, либо новый способ овладения женским телом.

Очарованность им просвечивает во многих его картинах. «Одна из черт, по нашему мнению, которая отличает талант г-на Энгра, — это любовь к женщине, — писал Бодлер в 1846 году. — Он никогда не бывает так счастлив и могуществен, как тогда, когда его гений находится под действием чар юной красоты». Что можно увидеть на картине «Роже, освобождающий Анжелику», если не обнаженное изящное тело юной девушки, эскизов, набросков и черновых рисунков которого Энгр оставил несчетное множество. Нужно напрячь зрение, чтобы глаз мог заметить все остальное, то есть Роже и чудовище. Единственное, для чего необходимы эти фигуры, — это уравновешивание композиции и создание обрамления для трепещущего белого тела прикованной девушки. Заметно, что художник уделил им лишь второстепенное внимание. Если это не анекдот, то вполне могло бы быть так, что их заменил бы обыкновенный пейзаж.

В шестидесятые годы он с энтузиазмом согласился сделать роспись в замке Дампьер, так как увидел там возможность свободно изобразить женские обнаженные тела, топливо своих фантазий, которых он держал в своих папках со времен своей жизни в Риме. До этого Энгр рисовал отдельные неподвижные фигурки, но теперь он решил оркестровать все мелодии, написанные им на лету, и построить из них одну огромную композицию. Конечно, без нескольких мужских фигур обойтись было никак нельзя, но тем не менее «Золотой возраст» так и остался настоящим гимном женщине. Было сделано около пятисот подготовительных рисунков, на которых Энгр перебирал все возможные положения движущихся и неподвижных тел. С головой уйдя в работу, художник никому не позволял приблизиться к своему творению вплоть по того дня, когда оно было продемонстрировано герцогу де Люин, владельцу замка. Герцог чуть было не задохнулся перед этим триумфом обнаженного тела. И действительно, этот художник, автор наборных картин, обычно не позволявший себе эксцессов, на этот раз перешел все границы. Что подумают его друзья, его набожная жена, когда они лицом к лицу столкнутся с этим «садом тайных наслаждений», скрещенным с любовной оргией? Энгр стал упаковывать свои кисти.

И тогда начали шептаться, что этот добропорядочный господин, чья жизненная энергия поражала всех без исключения, немного эротоман. Всегда в курсе всех событий, Гонкур запишет в своем дневнике, что «старик Энгр даже в своем преклонном возрасте остался сексуально сильным; так, когда он возбудился от одной танцовщицы в Опере, он крикнул ей: «Госпожа Энгр, в коляску!» — и действовал уже по пути домой».

Примерно в это же время, когда он работал над «Иисусом среди книжников, а также над несколькими портретами, от старого богатейшего развратника графа Демидова ему поступил заказ на картину в восточном духе, что в то время было исключительно модно. Затем ему заказал «гарем» другой прожигатель жизни и любитель кокоток герцог Жером Бонапарт. С завидной для мужчины восьмидесяти лет быстротой Энгр нарисовал «Турецкую баню», месяц спустя герцог отослал обратно художнику это полотно по требованию своей жены, герцогини Клотильды, которая была не в силах вынести этих откровенно голых тел. Энгр воспользовался этим, чтобы улучшить картину, которая затем была продана Калиль-Бею, другой крупной звезде светского созвездия, который каждой вечер ужинал в «Гран Сез», отдельном салоне Английского кафе, что было предметом смешков женщин, утверждавших, что если он назначен послом Турции в Париже, то только потому, что Париж — это гарем.

Эта картина, выполненная в форме круга, что уже исключительно, стало апофеозом вуайеризма. Это потайной глазок, сделанный в двери, благодаря которому нам открываются обнаженные тела двадцати пяти султанш, расслабленно лежащих в остановившемся времени и купающих свои непостижимые тела в золотом свете. Их груди, напоминающие ягодицы ангелов, окружены ореолом цвета розовых облаков на рассвете. Фактурность кожи, все цвета от самого светлого до самого темного, предстают перед нами, словно в эротическом сне. Очевидно, женщины не знают, что их видят, о чем свидетельствует свобода их поз и их ребяческие двусмысленные объятия. Зрителя почти сразу же охватывает ощущение невольно подсмотренной тайны. Если же присмотреться к этой картине повнимательнее, то уже нельзя будет отделаться от удивительного впечатления, будто ты уже где-то видел этих женщин — или, по крайней мере, некоторых из них. Но только где? В каких местах? В каких снах? В какие времена?

Но странность и волшебство этой картины заключается в другом. Дело в том, что при работе над этой картиной, ставшей для Энгра последней (ему тогда уже исполнилось восемьдесят два года), он не прибегал к помощи натурщиц, а пользовался исключительно эскизами и рисунками из своих заветных папок. Изображениями женщин, которых он желал, которыми он восхищался, которых он любил или мог бы любить, — пойдите узнайте. Моделей, с которыми он был близок, как например, Мадлен с поднятыми и скрещенными на голове руками или Дельфина с короной на голове. Знакомых моделей, как римские красавицы, имена которых он надписал на эскизах: «красавица Тереза», с которой он любил рисовать представительниц прекрасной половины человечества, «светловолосая красавица Мариучча», которая жила в доме № 116 по виа Маргутта, или Мариэтта, соблазнившая Коро, а также г-жа Муатоссье, портрет которой, законченный несколькими годами ранее, причинил ему столько страданий. А еще — это странное чувственное создание, чью правую грудь ласкает Дельфина и которую можно видеть в красной вуали у ног Богородицы на картине «Обет Людовика XIII». Можно вспомнить еще несколько десятков подготовительных рисунков, на которых сладострастно изображены обнаженное тело, груди, половой орган той вакханки, которая превратила его в ангела. Это была, если прибегнуть к выражению в духе Дидро, женщина, способная обречь на адские мучения священника во время мессы и ввергнуть в ад души всех присутствующих.

В этих рабочих набросках, где его чувственность выходила на свободу, весь Энгр. Сильнее и ярче, чем в его картинах, где хороший тон и респектабельность должны были быть соблюдены, здесь нашли свое выражение его тайные желания и желание увидеть то, что обычно скрыто. Изящество наброска, дрожь руки, нетерпеливость, вызванная их объектами желания, каковыми являются соски и половой орган (нечто подобное можно найти только в набросках Климта), делают из этих рисунков очень трогательное признание. Никогда до этого натурщица не была более обнаженной, и никогда художник не обладал настолько целостно своей моделью.