Измученный болезнью, он не мог противостоять опасному приливу симпатии к необыкновенной девушке. Будь Гвионн не так обессилен, он расхохотался бы во всю глотку. Всего несколько дней назад, в Хуэльгастеле, он представлял себя неотразимым и галантным соблазнителем дочери своего врага — а теперь царапал пальцами палубу, в то время как она милосердно ухаживала за ним, предлагала принести воды…

Опасаясь, что сильный ветер сорвет и унесет ее головное покрывало, Арлетта сняла его, и мягкие блестящие волосы заструились по девичьему лбу и щекам. Ее густые брови и длинные ресницы были того же светло-золотистого оттенка, что и волосы. Небольшой прямой носик ничуть не портили едва заметные веснушки. Сейчас она улыбалась, и Гвионн мог видеть безупречно ровный ряд белых зубов. Что и говорить, графская дочка была гораздо красивее Анны. Если бы юноша не знал, кто ее отец, он, пожалуй мог бы не на шутку влюбиться в бретонскую красавицу. Однако он ни на миг не забывал о ее происхождении, ни на миг не угасала в его душе жажда мщения. Рассудком Гвионн понимал, что, во имя всего святого, должен убедить Арлетту оставить его в покое. Он даже обязан, испытывать похоть к этой девушке — но любовь и симпатию? Это абсолютно исключено. Он сгорал от стыда, что враг видел его в столь беспомощном состоянии.

— Ты не гнушаешься подать воды какому-то оруженосцу? — словно ослышавшись, спросил он, высоко поднимая брови.

Девушка слегка покраснела, улыбка с ее лица исчезла. И тем не менее она поднесла к его губам стакан с водой, аккуратно свернула сброшенный им плащ и только потом ушла. Все это происходило на глазах у пассажиров и членов команды корабля, собравшихся на единственной палубе, заваленной тюками, ящиками, мешками, снастями, сундучками с матросскими пожитками.

А тем временем «Огненный Дракон» медленно продвигался мимо соленых болот на бретонской границе, мимо устья Луары, мимо встречных купеческих судов и лодок береговой охраны.

Вскоре за кормой осталось Пуату, превратившееся в небольшое темное пятнышко где-то на горизонте.

— Сегодня ты выглядишь лучше, — сказал Гвионну штурман.

— Ты прав, дружок. Наверное, начинаю привыкать.

— Когда я впервые вышел в море, мне тоже пришлось несладко.

Гвионн неохотно вступал в разговоры с моряками из команды судна — в эти дни ему нужно было обдумать много важных вещей. Хотя почему бы не дать словоохотливому штурману выговориться, время от времени поддакивая и понимающе кивая.

— Понятно…

— Куда уж понятней. Ужас, одно слово. Вспомнить только мой первый рейс в Лондон. Волнение было куда сильнее сегодняшнего. В десять, нет, будь я проклят, в сто раз…

Вполуха слушая эту болтовню, Гвионн ощупывал взглядом палубу, отворачиваясь каждый раз, когда в поле его зрения попадали эта молодая ведьма, де Ронсье, и ее спутница. Девушки устроились спиной к нему на одной из поперечных скамей для гребцов.

Одномачтовый «Дракон» шел только под одним большим квадратным парусом, хотя и для весел в борту ниже планшира были проделаны отверстия с уключинами, сейчас закрытые заслонками.

— Эти дырки — для весел? — неожиданно прервал Гвионн многословное описание пенистых волн зеленоватого цвета в два раза выше колокольни.

— Эти-то? Ну да. Если будет надо, посадим четырнадцать гребцов.

— Вот здесь? — Гвионн указал на скамьи.

— Конечно. Где же еще?

В этот момент Клеменсия, сидящая рядом со своей госпожой, оглянулась. Поймав взгляды штурмана и оруженосца, она нагнулась и что-то прошептала подружке на ухо.

Арлетта не обернулась, но плечи ее напряглись, а белокурая головка вздернулась вверх.

Моряк откашлялся:

— К-хм, парень, а ведь она положила на тебя глаз.

— Кто? Служанка, что ли?

— Да нет, маленькая госпожа. Как только ты занедужил, мигом подскочила к тебе. — Моряк вздохнул. — Вот ведь какая жалость!..

— О чем ты?

— Да о том, что такая молодая девушка достанется этому старому хрычу Этьену Фавеллу.

— А он что, действительно старый? — До сих пор Гвионн как-то не удосужился навести справки о женихе Арлетты.

— Весь уже седой. — Штурман снова вздохнул. — Фавелл объявил, что возьмет ее только в том случае, если она окажется девственницей. Эти графья куда более разборчивы, чем простые французы, когда выбирают садовницу, чтобы поливать свои драгоценные родословные деревья. И все же какая жалость!

Штурман насупился и замолчал, а Гвионн отвернулся и уставился на море. Но время от времени он переводил взгляд на девушек, сидящих на лавке. Если бы штурман, человек, много повидавший в жизни, оказался прав и Арлетта де Ронсье была неравнодушна к его персоне, мысль о соблазнении невинной девушки становилась не столь фантастичной, как день тому назад.

На самом судне не было помещений для ночного отдыха. «Огненный Дракон» предназначался для каботажного плавания. С наступлением ночи он заходил в ближайший порт или какую-нибудь тихую гавань. Капитан платил портовым властям положенный сбор и бросал якорь. Оставив парочку матросов на вахте, все прочие, включая пассажиров, располагались в грязных портовых тавернах.

Гвионн решил, что этим вечером после высадки на берег сам заговорит с Арлеттой. Лучше всего это сделать во время вечерней трапезы. Хорошо, если удастся остаться с ней наедине. Он спрячет свою ненависть поглубже в израненной душе, будет мил и учтив. И попробует выяснить, какие чувства испытывает к нему на самом деле эта леди Арлетта. Если все пойдет, как нужно, он заставит ее влюбиться в себя. До той поры, как лицо его украсил шрам, девушки гроздями вешались ему на шею, но теперь — кто знает? С тех пор у него была одна лишь Анна, а она на самом деле любила его. Но остался ли он, несмотря на уродство, все так же притягателен для прочих женщин?

Если так, он отважится на новый вариант осуществления планов мести, занявшись Арлеттой де Ронсье, а не ее отцом. Но для этого надо задушить в зародыше любое чувство, которое может у него зародиться к этой изнеженной барышне.

Еще и еще раз обдумывал Гвионн, насколько его план имеет шансы на успех. Внезапно перед его мысленным взором предстало улыбающееся лицо Анны, но юноша решительно отогнал от себя наваждение. Пока ему придется забыть о своей любимой. Прежде, чем вернуться к своей будущей жене, ему надо было разобраться с дочерью ненавистного графа.

— Мама, я ненадолго схожу в порт, — вдруг заявила Анна, когда они возвращались домой со своего надела, где весь день пропалывали участок, обсаженный боярышниковыми кустиками. В руках у Анны была плетеная корзиночка, в которой лежало несколько луковиц и свежесрезанных вилков капусты на ужин. Сама Мархарид несла единственную в их хозяйстве мотыгу. — А муки намелю после ужина, хорошо?

Озорной огонек зажегся в карих глазах Мархарид. Она переложила мотыгу на другое плечо.

— Но ты ведь была там этим утром. Зачем тебе понадобилось идти туда снова? — Ее уже наполовину поседевшие брови нахмурились. — Не к Падригу ли ты собралась, дочка?

Падриг был зятем хозяина таверны «Якорь» и имел репутацию охотника до женских прелестей, не пропустившего ни одной девушки в поселке. Мархарид указала огрубевшим от полевой работы пальцем на живот Анны.

— Не этот ли балбес в ответе за создание в твоей утробе? Я же сколько раз тебя предупреждала, чтобы ты гнала его, как только он к тебе полезет. Он ни на что не годен, настоящий негодяй, но заливается соловушкой. Надо было покрепче закрывать ушки на все эти его любезности и обходительности.

— Нет, мамочка, ты ошибаешься. Это не Падриг.

— Кто же тогда?

Анна поджала губы.

— Клянусь своей верой, Анна, я никогда не думала, что у меня такая скрытная дочь. Ну-ка, отвечай. Кто, в конце концов, отец ребенка?

Девушка продолжала хранить молчание.

— Пожалуйста, милая доченька. Я сделаю все, что возможно, чтобы помочь тебе. Отец ведь скоро тоже узнает правду. Вчера, когда тебя не было дома, он сказал, что ты раздалась в бедрах, становишься настоящей женщиной. Твоему животу надо распухнуть еще лишь самую чуточку, и тогда он поймет, что с тобою творится на самом деле — догадается, что ты не порожняя.