Арлетта присела, поглаживая одну из лис. Прекрасное создание.

— Жалко, что они погибают, а мы потом выбрасываем псам их мясо, — сказала она, глядя на маленькую ранку в боку.

В этот момент дверь, заскрипев на петлях, отворилась, и в зал хлынула струя ледяного воздуха. В помещении появились Луи, Петронилла и двое их сыновей. Мальчуганы, как всегда, сцепились, отнимая один у другого детскую пращу. Роза, служанка леди Петрониллы, и один из прислужников вносили сундуки и укладки.

Графиня подавила вздох.

Как всегда, Арлетта пригласила всех членов семьи покойного графа на Рождество, но на этот раз званые гости явились на десять дней раньше срока. Она рассчитывала, что они не появятся ранее Сочельника, когда, как она думала, ее малыш уже родится. Прекрасно зная, на что способна Петронилла, Арлетта, будь ее воля, на десять миль не подпустила бы ее к замку в те дни, когда будет разрешаться от бремени. Несмотря на ломоту в пояснице, Арлетта потрудилась подняться на ноги.

Клеменсия мягким движением усадила ее обратно.

— Принимай их сидя, — прошептала она.

Петронилла изобразила буйную радость, как будто между ними ничего не случилось.

— О, какая жалость! Мы опоздали на охоту, — заявила она, небрежно швыряя свою бархатную шляпку с пером рядом с убитыми лисами. — Луи, нас не пригласили поразвлечься!

Луи, к тому моменту уже вступивший с сэром Жиллем в оживленную дискуссию насчет достоинств и недостатков луков тисовых и луков буковых, хмыкнул.

Петронилла обернулась в сторону Арлетты и смерила ее с головы до пят серым стальным взглядом.

— Добрый день, мадам, — сказала она.

С момента гибели графа и последовавшей вслед за тем размолвки Петронилла часто отказывалась обращаться к Арлетте со словами «моя госпожа» или «графиня», но вдова предпочитала не обращать внимания на такую неучтивость.

— Добро пожаловать, Петронилла, — ответила хозяйка замка. Ей очень хотелось, чтобы боль в пояснице утихла. Еще с большим удовольствием она отослала бы Петрониллу Фавелл на другой конец христианского мира, по крайней мере до того дня, пока ее ребенок не будет твердо стоять на полу обеими ножками. Но ни первое, ни второе было не в ее силах.

— Кажется, вы неплохо себя чувствуете? — Подведенные жженым углем брови Петрониллы соединились у переносицы. Она с ненавистью посмотрела на живот Арлетты и позволила себе заметить: — Вижу, вам удалось выносить ребенка полный срок. Клянусь распятием, я никак не думала, что вы справитесь с этим делом успешно.

— Вот как? А все же я… А-а-а, дьявол!.. — Страшная волна боли пронзила нижнюю часть тела Арлетты, словно в отверстия позвонков вставляли раскаленный железный штырь.

Клеменсия в мгновение ока оказалась рядом с подругой, обхватив ее широко расставленными руками, словно стараясь оградить от неведомой опасности.

— Арлетта! Что с тобой?.. Началось?

Арлетта с шумом втянула в себя воздух и согнулась пополам.

— Да… Мне кажется… О, какая адская боль!

Она замолчала и откинулась на руки Клеменсии. Боль, пронзающая иглами все ее тело, наполняющая страданием все естество, усиливалась. Вдруг мучения прекратились так же внезапно, как и начались, и графиня перевела дух.

— Я думаю, началось.

Леди Петронилла недолго думая развязала тесемки плаща и кликнула Розу, которая возвращалась налегке из гостиной, куда только что отнесли дорожную укладку Петрониллы.

— Роза, беги, отыщи Веронику, — приказала Петронилла. — Скажи ей, что ее госпожа должна лечь в постель. Пошлите за повивальной бабкой, да поскорее…

— Извините меня, госпожа, — вмешалась слабеющим голосом Арлетта, едва переводя дух, так как вторая схватка, сильнее первой, нарастала внутри нее. Да, ее терзают Евины муки, и в родах, как и на войне, могло случиться всякое, но она не может допустить, чтобы Петронилла отдавала приказы ее слугам, как будто ее самой нет уже в живых.

— Леди Клеменсия знает, что нужно делать. Она ответственна за меня теперь. А вы, — она выдавила из себя улыбку, — только моя гостья.

Какой-то миг Петронилла выглядела озадаченной.

— Но, госпожа графиня, у вас начались роды. Вы должны принять мою помощь.

Женщины обычно мирятся, когда на свет рождается новая жизнь и, пока длятся схватки, предаются забвению старые свары и зарываются в землю боевые топоры. Но Арлетта так же твердо, как «Отче наш», знала — нельзя доверять Петронилле Фавелл.

Она с трудом поднялась на ноги.

На помощь подбежали Гвионн и сэр Жилль, но Леклерк успел первым.

— Вы окажете мне большую услугу, сэр Жилль, — на одном дыхании произнесла графиня, — если займете леди Петрониллу беседой.

Петронилла зарделась, как маков цвет.

Пальцы Арлетты, побелевшие от напряжения, впивались ногтями в руку рыцаря.

— Послушайтесь доброго совета, леди Петронилла, оставайтесь здесь. Если будет нужно, вас позовут.

— Да-да, конечно, — подоспел сэр Луи. — Мы будем рады помочь роженице, чем можем, не так ли, голубка моя?

— Безусловно, — произнесла Петронилла сквозь зубы.

Клеменсия и Гвионн помогли Арлетте добраться до ее светлицы, где уже ждала Вероника с тазами и полотенцами.

С постели стащили покрывало. Перед огнем стояло особое кресло для родов, а неподалеку от ложа установили размалеванную ширму. В глубине сознания Арлетты глухо шевельнулось давнее воспоминание. Шевельнулось и ушло. Не время было тревожить тени прошлого.

Дыхание вырывалось из грудной клетки роженицы короткими, отрывистыми выдохами.

Гвионн с недоверием покосился на кресло. Его вырезанное сиденье и высокие подлокотники и ножки живо напомнили ему популярный инструмент пытки, большая коллекция которых располагалась в подвалах у графа Этьена. В Арлеттиной комнате он выглядел как-то неуместно. Волнуясь за исход дела, он повернулся к выходу.

— Сэр Гвионн, голос Арлетты, пронизанный болью, заставил его вздрогнуть и остановиться в дверях. Ее глаза были огромными, а зрачки расширенными от муки.

— Что, госпожа моя?

— Ни в коем случае не допускай сюда Петрониллу. Какие бы предлоги она ни придумывала.

— Успокойтесь, госпожа. Вы в абсолютной безопасности. Я не допущу ее присутствия при родах, будь она хоть самой царицей небесной.

Арлетта улыбнулась и, опустившись навзничь на постель, отдалась во власть умелых и нежных рук Клеменсии.

Оставив лодку в устье, отец Иан направился по узенькой грязной тропке, которая, виляя среди болот, вела в усадьбу в Кермарии.

Шел дождь: противный, непрестанный, затяжной, промочивший насквозь его плащ и капюшон. Если бы священник шел побыстрее, он не замерз бы так. Но несколько дней тому назад в суставах у него появилась ломота, которая делала ходьбу наказанием. Чтобы как-то отвлечься от боли, он заставлял себя думать о горячем ужине. Он обязательно должен к ужину добраться до усадьбы. Анна — если слух соответствовал действительности и она на самом деле вернулась с юга — непременно нальет ему миску горячей похлебки, чтобы согреть его старческое тело.

Тропка привела к наезженной дороге; чтобы попасть в Кермарию, нужно было идти налево. Отец Иан заметил, что впереди него по дороге идет какой-то человек. Он держал над собой мешок для муки, который прикрывал его голову, как капюшон, и насвистывал песенку, в которой отец Иан сразу узнал один из грубоватых маршей, которые крестоносцы принесли с собой, вернувшись из Палестины. Он несомненно держал путь в усадьбу, и отец Иан окликнул его.

— Эй!

Свист оборвался, прохожий повернул в сторону священника приятное открытое лицо. На вид ему было лет двадцать; у него были веселые голубые глаза и губы, с которых не сходила улыбка. К его мокрым щекам прилипли густые коричневые локоны.

— Путь добрый, святой отец. Идете туда же, куда и я? — спросил незнакомец приятным голосом.

Отец Иан поравнялся с ним.

— Думаю, так и есть. Я ищу Анну. Говорят, что она вернулась.