Медвежонок был белым как снег. Хорошенький, пухленький, с большим животом, что как раз было ему на руку. Идея сделать такой подарок пришла, когда он слегка перебрал пива в дешевой закусочной. Ему хватило минуты, чтобы все обдумать. Он умел шевелить извилинами. Это умение и помогло ему выбраться из трущоб Майами.

Игрушка. Он сидел за стойкой, и вдруг — бах! Идея сама ворвалась в его голову. Но не просто игрушка. Игрушка в доме командира подразделения. Игрушка в комнате его дочери. Это просто замечательно. Подумав об этом, он захихикал, что вызвало недоуменные взгляды дружков, выпивавших вместе с ним.

Он перестал хихикать и начал пить. Гомес замечал, что стал в последнее время выпивать слишком много пива. Пиво, транквилизаторы, а по вечерам — холодный картофельный сок и водочка. Перед сном — снова пара порций пива. Казалось, это помогает. Бац! Он отключался, как электрический свет. Безумие. Но он ведь всегда вставал в шесть и не пропустил ни одного рабочего дня, так ведь? Он все еще качал железо в спортзале. Он чувствовал себя нормально.

Рита, очевидно, так не думала. Она трепала нервы круглые сутки. Все выпытывала, откуда взялись эти инициалы на правой кисти. Татуировка, отвечал он. Потом она стала доставать его вопросом, чьи это инициалы. Чьи? Чьи? Какой-нибудь гаванской шлюшки, с которой он напился? Какой-нибудь ВИЧ-инфицированной путаны?

В тот самый момент, когда большинство парней начинают понимать, что все потеряно, он нашел идеальный ответ. Просто глянул ей прямо в глаза и сказал:

— ММ — это значит «моя мать».

— А-а…

— Та самая, что умерла. Помнишь ее?

После этого она заткнулась. Но не переставала укорять его за выпивку. Боялась, что парочка-другая бутылок разрушит всю его военную карьеру. Как будто она и так не была разрушена. Наивно полагать, что кто-то получает новые звания за то, что проводит время на гауптвахте.

Но она не знала еще, что это теперь не имеет никакого значения. Они стали богаты! Когда узнает, уж точно перестанет ныть. Они стали так богаты, что смогут задирать нос перед любой большой шишкой во всем этом вонючем флоте.

Кто хочет стать миллионером?

Рафаэль Гомес, вот кто, и он уже стал им.

Теперь у него был даже номер, по которому он каждый день названивал в Швейцарию. На другом конце провода банковский служащий докладывал о текущем балансе его счета. Одни проценты с этого счета были больше, чем все его вшивое денежное довольствие.

Чувствовал ли он вину, когда принимал деньги? Хороший вопрос. А Дядя Сэм чувствовал себя виноватым, когда родная мать Гомеса умирала в проклятой гаванской больнице из-за эмбарго, наложенного американцами на поставки медикаментов? Это был встречный вопрос. Сколько невинных людей должно скончаться в агонии, пока проклятые недоумки в Вашингтоне не снимут эту чертову блокаду?

Виновен? И это он должен чувствовать вину?

Гомес вынул карманный нож и выдвинул лезвие. Прижимая медвежонка одной рукой к верстаку, он вспорол шов на его животе. Белая набивка разлетелась по всему столу. Господи. Он снова глянул на часы. Четыре пятнадцать. Сколько обычно длятся дни рождения?

Со стороны будет казаться странным, если он не приедет вовремя. На кухне разрывался телефон — он был уверен на все сто, что это Рита хочет узнать, что с ним приключилось? Он ведь делал все, что мог. Старался ради семьи. На столе стояла бутылка холодного пива «Будвайзер». Он не помнил, чтобы приносил эту бутылку в гараж. Странно. Сделал глоток, и ему сразу полегчало. Пиво — это поистине чудесный напиток, правда, не все хотят это признать.

Гомер подошел к своей машине и вынул ключ из замка зажигания. Машина была старая, если говорить честно, — куча металлолома. Ну ладно, возня с этой рухлядью окончится очень скоро. Кипа автомобильных журналов «Корвет» служила намеком на это.

Он открыл багажник. Там лежал чемодан, который Хулио и Иглесиас передали ему в Майами. Тот самый его личный чемодан, в котором лежала замотанная в его же шмотки коробка. Тот чемодан, который они вернули ему в кафетерии, когда он согласился осуществить Большой План.

Правда, ему несколько минут пришлось повозиться, чтобы распаковать чертов сверток, лежащий в чемодане. Сначала два слоя кубинских газет, потом вся эта перемятая одежда. Они явно не хотели, чтобы работа была легкой. Надо было сделать это раньше. До работы. Он опаздывал. Ну что, стреляться из-за этого, что ли?

Ему было интересно посмотреть на саму штуковину. Он разорвал последний слой какого-то пузыристого вещества, просто бросив обрывки на пол, и вот у него в руках была сама коробка. Вот она. Судя по всему, изготовлена из какого-то плотного черного пластика. Наверное, противоударного. Со всех четырех сторон были защелки. Он аккуратно раскрыл их.

Будто рождественский подарок. Что же там внутри?

Какой-то термос.

Вот как выглядела штуковина. Серебристый термос, зафиксированный внутри прокладкой из пенопласта, и рядом с ним еще две какие-то маленькие ерундовины. На них были надписи на арабском. Он очень аккуратно вынул термос, потому что знал, что внутри. Поставил термос рядом с бутылкой пива. Осторожно, главное не перевернуть обеих малышек! Он извлек первую ерундовину и положил рядом с термосом. Ерундовина обтекаемой формы, и в ее сердцевину был вкручен какой-то штырь. Она была довольно тяжелая. Он заметил, что конец нарезного штыря и резьба в днище термоса были одинаковой толщины. Он смутно припоминал, как кубинцы, показывая ему схему устройства, говорили, что нужно прикрутить эту маленькую ерундовину к… как же они называли эту дрянь — к контейнеру!

Точно. Это был контейнер, а не термос. Он взял ерундовину и прикрутил к днищу контейнера. Вещица издала какую-то электронную звуковую комбинацию. Он удивился, но звук показался ему приветственным. Как будто означал, что он все сделал правильно.

Он перевернул всю эту хреновину и поискал глазами выключатель, о котором они ему так упорно твердили. Они очень переживали, что он может забыть о выключателе. Но он ведь не забыл, пусть даже денек выдался чересчур суетливым.

Выключатель был скрыт под маленькой красной пластмассовой крышечкой, которую надо было отодвинуть в сторону. Ну, он и отодвинул, щелкнул этим выключателем. Потом хлебнул пива. Потом поднял термос и глянул на нижнюю часть ерундовины. Там был цифровой дисплей, на котором высветились красные буквы.

Ему понравилось полыхающее на дисплее слово. Такое слово, которое у необузданного самца вроде него вызывает состояние эйфории:

Заряжено. Заряжено и очень опасно. Сейчас все по плану. Шаг первый: выпить еще пива. Шаг второй: вложить термос в брюхо мистера Медвежонка, зашить его толстенький животик и, наконец, обернуть его розовой бумагой, обхватить широкой красной лентой и о-очень аккуратно положить в машину.

Его начало трясти. Все его тело дрожало, как чертова ленточка, свисающая с талии стриптизерши.

Ну ладно, теперь вторая ерундовина. Как же они ее называли? Похоже на название какой-то содовой. 7UP? Нет, RC[11]. Точно. Надо оставить эту ерундовину там, где она есть сейчас, — в пластмассовой коробке. Ему она не понадобится до тех пор, пока не будет звонка. Сейчас она еще полежит в багажнике, под запаской.

А теперь пора мотать на гулянку.

Все просто как дважды два. Когда ты полностью уверен в своих силах и знаешь, что делать, все идет как надо.

— Ничто так не заставляет холодеть кровь в жилах, как вид больших спинных плавников, разрезающих поверхность воды рядом с тобой, — сказал Хок, указывая рапирой на кружащих внизу акул. — Вы согласны со мной, джентльмены?

Казалось, Григория и Николая сейчас стошнит.

— Кто-нибудь из вас разбирается в акулах? — поинтересовался Хок. — На самом деле их более трехсот пятидесяти разновидностей. Вот, смотрите, — шестиперая акула. А недавно я видел поблизости несколько тигровых и одну акулу-людоеда. С ними надо быть поосторожнее. Жуткие твари. Так и норовят отужинать человечиной.