– Так ты понимаешь по-русски? – сыграл удивление Саша.

Стив метнул в его сторону убийственный взгляд. Но поздно. Шепот между стажерами перешел в вибрирующий гул.

– Ты должен говорить по-английски, – еще раз, теперь уже с явной угрозой в голосе повторил Стив. Сашин вопрос он не удостоил ответом.

– Хорошо, – Вадим перешел на английский. Хотя, это, конечно, сильно усложняло его задачу. На русском он, разумеется, мог быть куда более убедительным.

В аудитории наступила гробовая тишина. Вадим быстро пробежал взглядом по глазам стажеров. Сашкина работа не прошла даром. Половина присутствующих смотрела на него с одобрением, половина, те, что были не в курсе, – с удивлением. Недоброжелателей пока не выявлялось.

– Я хочу сообщить вам, что я списал тест по тоефлу! – сходу бухнул Вадим. Выдержал небольшую паузу. – Я полагал, что у меня есть на это моральное право. В институтские годы всегда списывали у меня. Теперь решил списать я сам. Я думал, что это простительно, поскольку английский язык еще со школьных лет у меня «не шел». А с другой стороны, зачем мне было его учить? При моей анкете мне никогда не светило поехать за границу. Я же не знал, что будет Перестройка. Наивно? Да. Сейчас я понимаю, что такого права у меня не было. Вам предстоит решить вопрос – поеду я обратно в Москву или останусь здесь до конца стажировки. Проблема не в том, как вы проголосуете. Проблема в том, что я не могу сказать, как я хочу, чтобы вы проголосовали. С одной стороны, мне здесь не нравится, все чужое и непонятное. Это не вина наших коллег, организовавших стажировку. Они делают все, чтобы нам было хорошо. Это проблема их предков, создавших такую страну. Или наших – создавших совсем другую страну. Но мне здесь не комфортно. С другой стороны, мне стало интересно. Интересно, сумею ли я выдержать до конца. Поэтому я решил, что сам просить о прекращении стажировки не стану. Но если ваше решение окажется таковым, я буду благодарен тем, кто за него проголосует.

Вадим сел. Тишина стояла – комар пролетит, услышишь.

– Ты даже не хочешь извиниться перед коллегами? – ехидно спросил Стив.

– Я готов извиниться только перед теми, кто сам ни разу никогда не списывал, – вновь встав, спокойно и уверенно ответил Вадим. – Перед каждым персонально. Перед кем я должен извиниться? – Вадим обратил свой вопрос не к Стиву, а ко всей аудитории.

Тишина. Стив опять встрял:

– Я никогда не списывал!

– И на тестах по русскому языку? – моментально спикировал на американца Саша. Вадим подумал, что этот добряк не просто хороший друг, готовый рисковать своими отношениями с американцами, но и блестящий адвокат. На профессиональном языке адвокатов такой вопрос, заданный в такой момент, назывался «вопрос-убийца». Стив моментально скис.

– Можно? – поднялся Миша Поляков. – Я могу сказать только следующее. Дважды, когда мне предстояли сложные процессы, я обращался к Вадиму с просьбой помочь. Оба раза он меня выручил. Можно сказать, что я вел оба дела с его слов. То есть списал его мысли. Пусть и с его согласия. Поэтому заявляю официально: если Осипов уедет в Москву, я тоже!

– Что ты несешь?! – вскочила активистка Оля. – Осипов нас опозорил перед хозяевами. Опозорил всю страну…

– У тебя уже есть хозяева? – подал реплику по-русски один из меланхоличных прибалтов.

– Я считаю, что человек, который мог обмануть товарищей, не вправе представлять Советский Союз за рубежом, – не обращая внимания на прибалта, захлебывалась от негодования Оля. – Он должен быть изгнан с позором. Мы обязаны очистить свои ряды. И мы должны поблагодарить организаторов стажировки за то, что нам самим предоставлена возможность это сделать.

– Ты так легко готова отказаться от своих личных планов? – «Володя-из-провинции», набычившись, выставив вперед нижнюю челюсть, сверлил глазами комсомольскую активистку. «Ого, а парень-то соображает куда больше, чем показывает!» – подумал Вадим. Судя по реакции стажеров, далеко не только Осипов и Володя знали, о чем идет речь. Треть аудитории заулыбалась. «Многие все видели?» – удивился Вадим.

– Ты предлагаешь исключить Осипова из пионеров? – подал голос Махир Алиев, стажер из Баку.

– Не мешайте ей говорить, – вскочив, по-английски вступил Стив.

– Сядь! – рявкнул Саша. – Это наше обсуждение. Ты сам это сказал. Сиди и не мешай!

Стив растерянно глядел на своих американских начальников, – он никак не ожидал такого тона со стороны Саши. Вяло опустился на свой стул.

– Я полагаю, мы доставили большое удовольствие принимающей стороне состоявшимся обсуждением, – агрессивно продолжил Саша.

– Я не закончила, – Оля перешла на русский язык.

– Лучше бы ты вчера кончила, – быстро бросил Саша, вызвав взрыв хохота аудитории. И перешел на английский. – Думаю, что курс культурной ориентации, организованный для нас американской стороной, был очень полезен. Но советско-американские отношения – это улица не с односторонним движением. Некоторые познания в области культурной ориентации, но уже нашей культуры, нашей системы ценностей, будут полезны и Олиным хозяевам, а нашим, соответственно, коллегам и учителям. Мы – народ, вошедший в мировую культуру и историю как народ, умевший объединиться в трудную минуту, народ-гуманист. Сейчас каждый из нас может и должен доказать на деле, что мы такие и есть. Я не сомневаюсь в результатах голосования. Более того, мне известно, что когда мы проголосуем и Вадим останется, американские друзья предложат ему посещать курсы английского. Это будет стоить 175 долларов в месяц. Срок – три месяца. Нас семнадцать человек. Я предлагаю проголосовать также и за то, что каждый из нас заплатит по 10 долларов в месяц за эти курсы. Вадим – 15. За то, что не умеет списывать незаметно. Для меня каждый, кто поднимет руку за его возвращение в Москву, станет проголосовавшим из шкурных соображений – не желающим расстаться с тридцаткой баксов. Прошу голосовать. Кто за то, чтобы Осипов остался?

– Я бы хотел кое-что сказать… – начал Стив, но увидев лес рук, осекся.

– Ты можешь не сказать, а подсчитать голоса, – не поворачиваясь, бросил через плечо Саша.

Ребята гурьбой вышли на улицу. Вадима окружили. Хлопали по плечу, улыбались, подкалывали. Вадим благодарил, отшучивался. Потом громко объявил, что денег на курсы ни у кого не возьмет.

– А тебе никто и не даст! – заржал Саша. – Ты что, не понимаешь разницы между адвокатскими приемами и реальными намерениями?

Все рассмеялись.

Оля стояла в стороне. Вот кому было сейчас не позавидовать.

Вадим отделился от группки стажеров, подошел к ней и приветливо произнес:

– Не переживай, я на тебя не в обиде. По сути-то ты была права. Все нормально, пошли к нам.

Битва закончилась. Начиналось самое тяжелое. Теперь отступать некуда. Теперь он реально должен показать американцам, кто чего стоит. Они еще дорого заплатят за его позор…

Вадим проснулся, как обычно, раньше всех в доме. Временная адаптация, хоть и прошли две недели, все не наступала. Правда, теперь он вставал уже не в 5, а в 7. Но после вчерашнего стресса, после «разбора полетов» с тоефлом, он накачался на ночь успокоительным и был уверен, что проспит часов 10, не меньше. Ничего подобного…

Вадим сварил себе то, что у американцев называлось «кофе». Кофеварку он давно освоил, но ни ее продукт, ни даже кофе, сваренный в кастрюльке, отдаленно не напоминали московский напиток. Значит, причина не в способе приготовления, а в самом кофе. Может, они его как-то специально обрабатывают? Есть же у них здесь декофеированный кофе. Вот уж полный бред – кофе без кофеина. Наверно, они и из нормального кофе какую-то часть кофеина удаляют…

С такими мыслями и с чашкой коричнево-черного напитка в руках Вадим вышел на уличную террасу, устроился поудобнее в плетеном кресле и закурил.

При всем своем антиамериканском настрое, Осипов не мог не признать очевидного. Улица между пригородными домами богатых американцев была не только чисто выметена, но и красива. Заборы они не ставили, газоны косили под одну и ту же высоту травы. Нэнси объяснила, что их «поссовет» принимает решение, какой высоты должна быть трава, и нарушитель платит штраф.